Общество44

«Сказали, что моя статья – измена государству». Пообщались с проповедником Мельянцом, который уехал из Беларуси с семью детьми

Из Беларуси уехал проповедник и отец семерых детей Сергий Мельянец. Мужчина получил известность благодаря своим заметкам в фейсбуке, где он бесстрашно рассказывал о политических судах и помощи жертвам репрессий. «Наша Ніва» побеседовала с Сергием о похоронах Зельцера, белорусских судах, смелости и мучительных 25 сутках на Окрестина, откуда Мельянец освободился чудом.

Фото: архив собеседника

Помочь большой семье Сергия Мельянца можно здесь.

Сергий из протестантской семьи, но пришел в христианство сам. Много читал о христианстве, различные теории возникновения Вселенной, и только в 18 лет присоединился к церкви. Мужчина окончил библейский колледж и семинарию, но решил, что не хочет жить за счет службы в церкви, поэтому нашел работу менеджером по продажам. Параллельно с этим он участвовал в жизни церкви и активно занимался благотворительностью.

 — 10 августа 2020 года мы с моими братьями поехали в район концертного зала «Минск», собирались просто помолиться — как христиане мы верим, что только Бог может помочь Беларуси измениться, — Сергий вспоминает свое первое задержание после выборов. — Как только подъехали к концертному залу, нас поймали, хотя мы не имели никакой протестной символики. Пришлось пережить несколько неприятных моментов (Сергей был избит и пережил пытки электрошокером — «НН»). А потом было спасение: моих братьев завезли на Жодино, а меня из-за проблем с сердцем отпустили в больницу, и уже ночью я оказался дома. 

«Наша Ніва»: После этого вы и дальше выходили на молитвы на протестах?

Сергий Мельянец: Да, я в основном этим и занимался. У минской ратуши начали встречаться люди, чтобы молиться за Беларусь. Сначала их были десятки, едва ли не сто человек, потом их становилось все меньше и меньше, а в конце осталось три человека: я, католик и одна православная женщина. Мы встречались там почти каждый день до середины марта, пока меня не схватили. Читали Слово Божье, молились за Беларусь, узников совести, Украину, Израиль.

«НН»: Как и когда вы начали ходить на суды по политическим делам?

СМ: Где-то в 2021-м. Понял, что суд — место, где могу увидеть узника совести, хоть как-то проявить к нему сочувствие и помолиться за него. Я подумал, что для меня как христианина было бы хорошо хоть так поддерживать этих людей. Наверное, был на десятках судов. Также я переписывался с несколькими заключенными, но переписка обычно обрывалась, когда людей переводили в колонии.

«НН»: После того как вы посетили десятки политических судов, что вы можете о них сказать?

СМ: У Фемиды завязаны глаза, и это очень хороший образ, чтобы показать, что происходит у нас на судах. Судьи как раз не слепые, они все прекрасно понимают, но добровольно участвуют в этих спектаклях, где все заранее определено.

В январе 2021-го у меня был суд за БЧБ-жалюзи. Я аргументировал их вид тем, что красный и белый цвета — символы моей веры: красный — кровь Христа, а белый — праведность. Несколько специалистов подготовили заключение, что белый и красный — это на самом деле цвета христианства.

Судья был очень удивлен тем, как я это все аргументирую. У нас было два заседания, и в конце второго судья просто достал готовый приговор и его прочитал. О каком суде может идти речь, если приговор заранее напечатан? Такие случаи я видел не раз.

Очень жаль заключенных, которые вынуждены там находиться и иногда подыгрывать этому спектаклю. Судья знает, что обвинение сфабриковано, но начинает задавать человеку хитрые вопросы, пристыжать его. Человек вынужден с этим соглашаться, чтобы хоть как-то уменьшить срок. Либо уже есть договоренность, что он признает вину и получает меньший срок. 

Это так позорно, когда невиновного человека заставляют себя обговаривать, а он вынужден выдумывать какие-то моменты… Я видел несколько таких судов. Это одна из причин, почему люди часто просят не приходить к ним на суд — ведь на суде они вынуждены играть эту страшную роль.

«НН»: Кроме судов, вы, например, посетили похороны Алеся Пушкина.

СМ: Не только его похороны, я вообще с хорошими людьми часто встречался на похоронах. На прощании с Адамом Мальдисом впервые встретил [политзаключенного журналиста] Игоря Корнея. Много похорон было в последнее время, я был и на прощании с Андреем Зельцером. Наверное, там были самые печальные похороны, которые я видел в жизни.

Прощание с Алесем Пушкиным. Фото: архив собеседника

«НН»: Расскажите, как это было.

СМ: Собралось человек сто. Все в масках и капюшонах, я не брал телефон, только взял старый фотик. Было ясно — эти люди готовы к тому, что их заберут, за нами присматривали из бусика без номеров. Наверное, собрались самые смелые люди Беларуси.

Стоит гроб, вокруг люди. Стоит мама у гроба, гладит Андрея по голове, рядом какой-то ребенок. Стоит отец – инвалид на костылях. Все молчат, только мама приговаривает «сыночек, сыночек», начинает рассказывать, каким он был хорошим парнем. Священника нет. Метрах в 15 от нас идут другие похороны, там все как положено — и священник отпевает, и люди молятся.

Я думал, что могу сделать, потому что просто сердце разрывается. Решился, подошел к маме Андрея, и она позволила сказать пару слов — что Бог положил на сердце, то и сказал. Было ужасно страшно, но хоть что-то. А потом просто положили гроб в могилу и без всякого отпевания похоронили Андрея.

«НН»: Откуда вы брали смелость на все это? Вы же и на суды ходили до последнего времени.

СМ: Не сказал бы, что имею какую-то смелость. Некоторые люди считают, что я очень смелый, а на самом деле я трус, мне всегда очень страшно что-то делать. Когда я делаю то, чего от меня хочет Бог, тогда и появляется желание побыть возле людей, чем-то помочь и поддержать.

Мне всегда было очень страшно, и жене за меня было страшно. Она часто не хотела, чтобы я куда-то шел. Но было и что-то хорошее: люди начали узнавать обо всем не только из медиа, а со страницы очевидца в фейсбуке.

«НН»: Насколько вы чувствовали давление силовиков за свой активизм?

СМ: Мы с женой понимали, что находимся в сфере внимания силовиков, но отчасти жили как жили. Ко мне домой приезжали милиционеры — мол, вы привлекались по статье 23.34, мы должны вас контролировать.

Был страшный эпизод, когда к нам домой приходило КГБ и мне пришлось делать выбор – или уезжать из страны, или идти на допрос с применением детектора лжи. Бог дал силы остаться в стране, пойти на допрос и выйти с него на свободу. На меня сильно повлияли похороны Алеся Пушкина, молился, чтобы мои дети не стояли возле моей могилы, чтобы я мог быть возле них.

Еще в прошлом году мы думали, что пришло время уезжать. Имели готовые визы, и в августе могли поехать, но остались в стране. Я ждал Божьего знака, когда мне нужно уезжать и нужно ли это мне вообще. И пока его не видел, решил оставаться, хотя если бы мы тогда поехали, удалось бы сделать это более организованно.

Теперь знак был такой очевидный, что некуда деваться. Либо мы с женой надолго садимся в тюрьму, а детей забирают в интернат, либо мы уезжаем.

«Было два дня, когда нас целый день заставляли стоять. У меня после этого отекли ноги»

«НН»: В марте вас снова задержали. Как это было?

СМ: Я решил поддержать Игоря Корнея на суде, и 19 марта пошел к нему. Это был Минский городской суд, начало в 10 часов. Помолился в судебном зале, послушал прокурора и записал это на диктофон. Выхожу из зала, а мне говорят — садись, давай паспорт и разблокируй телефон.

Они посмотрели мои заметки в фейсбуке и инстаграме, где публикую свои стихи. Очень обрадовались, что нашли упорного бэчебэшника. Надели наручники и вывели через черный ход, чтобы меня никто не видел. Увезли во Фрунзенское РУВД, и там началось.

«НН»: Что началось?

СМ: поставили меня лбом к шкафу, ноги — максимально широко. Там был один садист, который постоянно цеплялся, что я якобы недостаточно широко стою, бил по ногам.

Сергий Мельянец вместе с Майей, дочерью поэта Тодора Кляшторного. Фото: архив собеседника

Они все не могли решить, с чего начать, какую дать мне первую административку. Наконец решили: в моем инстаграме была картинка со словами «пахне чабор», и они решили, будто я через нее провел массовое неразрешенное мероприятие. Я подумал — ну ладно, если это так по вашим законам, – и подписал тот протокол.

Кстати, когда меня обыскивали, записали в протоколе, что я имел с собой 5 рублей, а на самом деле там было 300 рублей, они украли эти деньги.

Повели меня в обезьянник. Я после 2020-го чувствую себя очень неуютно в закрытых помещениях, а там была комнатка 2 на 2 с металлическими дверями и маленьким отверстием, не хватало воздуха.

Там было несколько политических, несколько алкоголиков и бомж с белой горячкой. В конце концов меня оставили наедине с бомжом. Он начал бросаться на дверь, а потом предложил мне это делать. А когда я отказался, стал бросаться с кулаками на меня.

Потом меня увезли на Окрестина, оказался в первой камере: грязная, маленькая, душная, там три места, но иногда туда заталкивают по 15 человек. Мне пришлось спать на грязном полу у двери, хотя нельзя назвать это сном, так как голова не отключалась. Я вообще почти не спал в течение этих 25 суток на Окрестина.

В таких условиях, как на фронте, трудно быть атеистом. Всегда хочется надеяться, что есть тот, кто выше обстоятельств и сильнее тех, кто нас схватил. Я предлагал на Окрестина людям молиться, и многие откликались.

Делал все возможное, чтобы самому не падать духом и подбадривать тех, кто был рядом. Каждый день в камере было включение «религиозного канала» — я рассказывал людям истории из Библии.

«НН»: За что вам дали вторую административку?

СМ: Истек первый срок, 13 суток. На первом этаже ЦИПа меня встретил светловолосый губопиковец, который меня раньше поймал в суде. Мне натянули наручники и закинули в машину, положили лицом в пол и возили два часа. Придумали мне статью, будто я ругался. Я не хотел подписывать протокол, тогда силовик ударил меня ногой.

Только через несколько дней меня выслушала судья. Я сказал, что не согласен с приговором, она вызвала свидетеля — омоновца в маске, он долго подключался.

Мне дали 12 суток, а потом снова пришел светловолосый губопиковец: надел на меня наручники, завел в пустой кабинет и сильно меня избил за то, что я не согласился с протоколом и потревожил омоновца.

«НН»: В каких условиях вы провели эти 25 суток?

СМ: Для политических там условия похожие: каждую ночь будят в два и четыре часа, нужно встать и сказать фамилию, имя и отчество. Большую часть времени провел в камере №20, там было много парней по политике. Был один бомж, которого успели облагородить: его помыли, и он адекватно себя вел, мы с ним познакомились — его зовут Владимир Владимирович.

Я в камере отвечал за религиозную часть, рассказывал библейские истории. Владимир Владимирович их внимательно слушал и в конце концов мне сказал, что хочет изменить свою жизнь. Его потом отослали в ЛТП.

Тамошнюю еду есть можно через раз. Часто нас так наказывали — забирали ложки и надо было есть руками.

На том питании быстро наступает жесткий авитаминоз, ведь витаминов в этой пище просто нет. Большая проблема с жидкостью: дают утром немного чая, днем компот или кисель, далее воду можно взять только из крана, она холодная и хлорированная. Под конец второго ареста я чувствовал, что у меня начались проблемы с зубами и в организме чего-то сильно не хватает.

 Каждое утро нас выводили на шмон, иногда это было очень нервно. Кричали и били по ногам, когда кто-то не очень широко их расставил. В камере было много клопов, и как-то мы сами попросили, чтобы нам камеру залили хлоркой, но это мало помогло. На втором моем сроке появился бомж, у которого были и вши, и блохи.

Было два дня, когда нас целый день заставляли стоять, у меня после этого отекли ноги. Они постоянно ругались матом. Я поэтому говорил ребятам в камере — мол, давайте будем отличаться от тех, кто там за дверью, в том числе будем меньше ругаться. Видел, что многие старались так делать.

Все в камере болели, я тоже. Просто там было очень тесно: камера где-то 2,30х6, а нас там было от 16 до 19. Каждый день пребывания там стоит для узников 20 рублей, по итогу мне пришлось заплатить около 500 рублей.

«Мне сказали готовиться — мол, через 10 дней моих детей заберут»

«НН»: Вы писали в фейсбуке, что освободились чудом. Это о чем?

СМ: У меня во время суток были допросы с кагэбэшником, и он мне сразу сказал: «Тебя ждет от 10 лет до расстрела». Я понимал, что меня не выпустят. Переживал за жену, так как кагэбэшник показал мне фото с ней, как она стояла с Библией на улице и как вместе с девушками ходила с цветами.

Мне сказали: или ты подписываешь протокол, что участвовал в протестах, или твоя жена вместе с тобой окажется на Окрестина. Сказал, что не подпишу, так как не участвовал в протестах, а молился там. Если в течение 10 дней родителей нет у детей, это повод забрать детей в интернат, и мне сказали готовиться — мол, через 10 дней моих детей заберут.

Вместе с семьей. Фото: архив собеседника

После второй административки я спускался на первый этаж, искал глазами светловолосого губопиковца, но его там не было. Дежурный начал мне говорить, чтобы я больше не участвовал в незаконных мероприятиях, отдал мне мои вещи и бумагу на оплату питания. Я был уверен, что мой паспорт у губопиковцев, но нашел его в своих вещах, которые мне отдали. Это чудо, как и то, что меня выпустили. Там люди сидят за намного меньшие вещи. 

«НН»: За что конкретно вам угрожали наказанием «от 10 до расстрела»?

СМ: Они начали с того, что я сообщал «Весне» информацию с судов, для них это будто было об указаниях из-за границы и то, что я — шпион. Также я иногда общаюсь с журналистами, а для силовиков это агенты внешней разведки. И мне сказали, что моя статья – измена государству.

«НН»: Что такое — переезд за границу с 7 детьми?

СМ: Интересное приключение, я вообще легкий на подъем человек. Для жены это был безумный стресс, вся подготовка была на ее плечах, а для меня скорее как исход израильского народа из Египта: слава Богу, что я могу отсюда уехать. И это тоже чудо — нас нигде надолго не останавливали, не осматривали и не допрашивали. Нам помогли с местом, где мы остановились, и теперь мы думаем, что делать дальше.

Все, что со мной случилось — пример того, как Бог может спасать в любых условиях, и в нашей Беларуси надежда только на Бога. Уверен, что в Беларуси наступят хорошие времена, перемены, которых мы ожидаем, но все это возможно только с Божьей помощью.

«Наша Нiва» — бастион беларущины

ПОДДЕРЖАТЬ

Комментарии4

  • Влад
    23.04.2024
    [Рэд. выдалена]
  • Брэст сіла
    23.04.2024
    Выдатны чалавек! Дзякуй за ўсё!!!
  • ff
    29.04.2024
    один из немонгих кто вызвал уважение.  Если бы все были такие  не было бы Белоруссии...

«Сергей» не один. Вот как КГБ предлагает заработать на слежке за белорусскими эмигрантами2

«Сергей» не один. Вот как КГБ предлагает заработать на слежке за белорусскими эмигрантами

Все новости →
Все новости

«Нас отбросили в март 2022 года». Z-блогеры в ярости из-за блокировки Discord7

Что с выездом из Беларуси утром в среду?

МЧС предупредило о тумане

Под Пинском наложили арест на родительский дом руководителя «Белсата»5

Российские войска вошли в Торецк на Донбассе7

Мюзикл, триллер или просто длинный клип Леди Гага: каким получился новый «Джокер»3

Минское «Динамо» отказалось от поддержки фанатов на гостевых матчах Лиги конференций в Польше и Финляндии4

На США идет сверхмощный ураган самой последней категории. Из-за него могут ввести новую классификацию3

Умер Алексей Томилов

больш чытаных навін
больш лайканых навін

«Сергей» не один. Вот как КГБ предлагает заработать на слежке за белорусскими эмигрантами2

«Сергей» не один. Вот как КГБ предлагает заработать на слежке за белорусскими эмигрантами

Главное
Все новости →