Сегодня мы хорошо знаем белорусских артистов, литераторов, художников и ученых, которые нашли свою славу в России. Но забываем, что и российские города строили многочисленные выходцы из Беларуси. «Наша Ніва» попыталась вспомнить имена зодчих, которых российская политика вынудила покинуть родную Беларусь, чтобы реализовать себя.
Из-за поддержки многими студентами и преподавателями Виленского университета восстания 1831 года российский император Николай I упразднил единственное высшее учебное заведение. Те, кто хотел бы обучаться наукам, включая архитектуру, вынуждены были ехать в Петербург, Москву, Киев, Варшаву или Дерпт.
Во время обучения молодые архитекторы обычно подрабатывали на известных мэтров, а после навсегда связывали свою профессиональную деятельность с большими городами вне родины.
На родине собственно и не было для кого и что проектировать — здесь не было крупных промышленных и торговых центров, не было больших городов, а значит не было и заказчиков.
С большинством заказов полностью справлялись назначенные губернские архитекторы и инженеры. Проекты дворцов и храмов заказывали или в столицах империи, или обращались к тем архитекторам, кого в Беларусь вынудили вернуться хозяйственные дела на родительских имениях.
Известно, что позволить себе обучение детей в университете могли только обеспеченные люди, например купцы или средняя шляхта.
Из такой семьи происходил архитектор Степан Кричинский, родившийся в имении Каскевичи Ошмянского уезда генерал-майора Селима (Самойлы) Кричинского. Кричинские принадлежали к местным княжеским племенам татарского происхождения и исповедовали ислам.
Степан получил образование сперва в Вильне, а в 1897 году окончил Институт гражданских инженеров. Объехал половину Европы, изучал российское зодчество. Женился на дочери русского писателя Глеба Успенского, Марии, с братом которой учился в институте.
Наиболее яркий период творчества Кричинского выпал на предвоенные 1910-е годы.
После манифеста 17 апреля 1905 года «О свободе вероисповедания» столичные мусульмане получили возможность построить большую мечеть. К делу присоединились купцы, выдающиеся промышленники и военнослужащие магометанского вероисповедания. Большой вклад внес бухарский эмир Сейид Алим-хан. К проектированию привлекли Кричинского.
До Первой мировой войны построить мечеть не успели, чтобы отыскать деньги на ее завершение, открыли платный осмотр. Керамическую отделку не завершили, так как завод, который ее выпускал, переключился на выпуск снарядов. Мечеть, построенная по проекту Кричинского, стала крупнейшей в европейской части Российской империи.
Параллельно Кричинский получил заказ от бухарского эмира на собственный дом в центре Петербурга. Дом эмира был построен в 1914 году в стиле итальянского ренессансного дворца.
Несмотря на свое происхождение, Кричинский также спроектировал несколько православных храмов в псевдорусском стиле с элементами модерна, в том числе Федоровский собор и Николо-Мирликийскую церковь (взорвана в 1938-м).
Еще одним известным архитектором из белорусской шляхты является Томаш Богданович-Дворжецкий, родившийся в 1859 году в Витебске. Его род происходил из мстиславских бояр. В 1885 году он окончил Императорскую Академию художеств, получив большую золотую медаль за проект «Великокняжеский дворец в столице», звание классного художника архитектуры 1-й степени и поездку за границу за счет государства как пенсионер.
После возвращения сначала занимался преподаванием, наиболее значимые проекты Богдановича-Дворжецкого приходятся на начало XX века.
Сначала он отметился участием в создании памятника Александру III (снесен в 1918) перед храмом Христа Спасителя (взорван в 1931), который строили более десятилетия и закончили только в 1912 году. За это время он успел создать несколько других знаковых объектов.
В 1906 году по его проекту был построен красивый готический костел Пресвятого Сердца Иисуса в Самаре.
В его архитектуре узнаваемы мотивы наиболее выдающегося отечественного памятника в готическом стиле — костела Святой Анны в Вильнюсе.
Те же наложенные друг на друга стрельчатые арки и повернутые стороной башни характерны были также для костела Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии, который, как считается, был построен в 1906 году по проекту Станислава Шабуневского. Об одном и том же думали гении из Беларуси!
Но главным трудом жизни стал кафедральный костел Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Москве. Храм в стиле кирпичной неоготики строили десять лет с 1901 года. Последним сделали ограждение в 1911 году под руководством зодчего Леона Даукша из Вильнюса, а внутреннюю отделку закончили только в 1917 году.
В советское время здание пришло в полный упадок. Его восстановление как главного католического храма России началось в 1990-е годы усилиями Тадеуша Кондрусевича, тогдашнего митрополита российских католиков.
Еще одной большой категорией выходцев из Беларуси, стремившихся получить высшее образование, были основные обитатели местечек и городов — евреи.
Евреи в Российской империи были максимально ограничены в правах, не имели права участвовать в городском самоуправлении, поступать на государственную службу, а те, кто служил в армии — получить офицерское звание. Высшее образование давало одну из немногих возможностей вырваться из порочного круга нищеты и бесправия и добиться успеха в свободных профессиях. На образование еврея могли собирать деньги всей общиной. Но и здесь возникли ограничения: иудеи не могли получить звания профессора, а в 1886 году введена позорная процентная норма для поступления евреев в гимназии и университеты.
И хотя число евреев в столичных университетах было ограничено 3 процентами, большинство из них пришли из «границы оседлости», преимущественно северо-западного края, поэтому мы видим столько евреев — выходцев из Беларуси в российской науке и культуре.
Белорусские евреи преимущественно занимались проектированием доходных домов и частных усадеб. Среди наиболее ярких архитекторов того времени можно отметить могилевчан Абрама Берлина, Иосифа Долгинова, Бориса Гиршовича из Кореличей.
Абраму Берлину посчастливилось в 1920-е годы перебраться в Палестину, где он в полной мере реализовал себя в стилях модерна, конструктивизма и арт-деко.
На самом деле тем же занималось и большинство зодчих из Беларуси нееврейского происхождения, но не все имена архитекторов и их жизненный путь сохранились до сих пор. Известны, например, имена витеблян Георгия Олтаржевского и Андрея Бартельса, глущанина Эдмунда Юдицкого, минчанина Мечеслава Пиотровича и других.
Доходный дом Пигита в Москве, построенный в 1902-1903 годах архитектором Эдмундом Юдицким в стиле модерн, занимает важное место в русской литературе. Здесь в доме 10 на Большой Садовой улице в одной из комнат коммунальной квартиры жил Михаил Булгаков. Квартира стала прообразом «нехорошей квартиры», описанной в романе «Мастер и Маргарита». Сегодня в доме музей писателя.
Новый период возможностей для еврейского населения Беларуси появился после революции, когда все бывшие ограничения по национальной принадлежности (квременно) исчезли.
Так, например, братья-авангардисты Лев и Лазарь Хидекели из Витебска проектировали общественные здания, спортивные комплексы, кинотеатры, корпуса университетов и школы для молодого советского государства. Лазарь Хидекель был одним из создателей УНОВИС и вошел в историю как первый в мире супрематический архитектор-новатор. Имя Хидекеля в Беларуси не забыли — осенью 2019 года здесь впервые прошло вручение международной премии его имени за инновационные и экологические подходы в архитектуре.
Многие уроженцы Витебска прошли через школу Марка Шагала. Так, его ученик Иосиф Мейерзон спроектировал целый ряд авангардных фабрик-кухонь, которые, как верили, в новом советском обществе полностью заменят необходимость готовить дома.
Выдающимся представителем советского авангарда стал Моисей Гинзбург. Он родился в Минске, но для обучения выбрал не Петербург и не Москву, а Парижскую академию изящных искусств. Впоследствии он продолжил учебу в Тулузе, Милане и Ризе. Получил диплом инженера-строителя в 1917 году.
Полную творческую биографию одного из главных теоретиков конструктивизма невозможно поместить в обзорную статью. На его счету десятки проектов по всему СССР, еще больше — нереализованных. Кстати, пробовал он себя и на Всесоюзном конкурсе 1926 года на проект главного корпуса Белорусского государственного университета в родном Минске. Но победил проект Лаврова и Запорожца.
Но настоящим шедевром его творчества и советского конструктивизма стал московский дом Наркомфина, построенный в 1928—1930 годах. Гинзбург был противником популярной тогда идеи домов-коммуны и реализовал свое альтернативное видение в проекте. На доме Наркомфина использованы экспериментальные планировка, строительные материалы и даже цветовые решения. В 2016—2020 годах дом претерпел отличную реставрацию по проекту мастерской «Гинзбург Архитектс», названной в честь архитектора. Она позволила восстановить оригинальный замысел автора и стилистику конструктивизма.
Выдающуюся карьеру от авторов эклектичных доходных домов до масштабных памятников советского конструктивизма построил и Борис Великовский из Пропойска (сегодня Славгород). Его здание госторговли в Москве должно было стать 14-этажным небоскребом, не хуже тех, что строили на Манхэттене. Но впоследствии идею подрезали до 6 этажей согласно новым регламентам.
Яков Лихтенберг из Бреста получил образование в Харькове и этому же городу посвятил значительную часть своей жизни. В 1933 году был приглашен в «Метропроект», где работал под руководством виленского еврея Самуила Кравца. В Москве он спроектировал несколько станций метро, включая «Динамо» и «Дворец Советов» (ныне «Кропоткинская»). Последняя была отмечена «Гран-При» на международной выставке 1937 года в Париже, а впоследствии и на выставке 1958 года в Брюсселе.
Приход к власти большевиков и их расправы с бывшими царскими служащими и офицерами напугали многих других зодчих, построивших успешную карьеру до революцию, часто на государственных заказах.
Выходец из Кобрина Семен Сидорчук, который по царскому заказу спроектировал в Царском Селе Ратные палаты под музей русских войн, бежал от новой власти сначала в Киев, а после на родину, которая теперь оказалась в пределах Польской Республики. Здесь он построил заново не менее выдающуюся карьеру, сначала проектировал в Кобрине, потом был главным архитектором в Бресте, наконец перебрался в Ровно в соседнем Волынском воеводстве.
Из-за странной ситуации, когда многие творцы происходили из Беларуси, но в самой Беларуси профессиональных кадров было мало и приходилось приглашать ленинградских и московских авторов, их судьбы постоянно переплетались. Так, выходец из Беларуси архитектор Абрам Лапиров спроектировал к 100-летию смерти Пушкина, которое отмечалось в 1937 году, обелиск на месте его дуэли. Скульптором памятника выступил Матвей Манизер, который за несколько лет до этого создал на родине Лапирова памятник Ленину перед Домом правительства.
Отдельно в списке стоит фигура пинского шляхтича Ивана Жолтовского, о чьей необычной судьбе мы недавно рассказывали.
Жолтовский сумел до революции завоевать статус главного знаток итальянской классики, которую пропагандировал в своих загородных виллах и зданиях клубов. А после горячо приветствовал революцию, хотя авангардного искусства не принял. Его упорная борьба за классику наконец увенчалась успехом, когда советское руководство начало сворачивать советский авангард.
Манифестом радикального пересмотра отношения государства к архитектуре, а проще говоря, намерения этой архитектурой управлять, справедливо усматривая в ней инструмент политики, стали итоги Всесоюзного конкурса на проект знаменитого Дворца Советов.
На конкурс Жолтовский представил сразу два проекта, в одном из которых он выступал в качестве автора. Премию получил «украшенный» вариант Жолтовского — это был ясный сигнал о том, какая архитектура вызывает понимание у партийно-государственной верхушки. Одновременно архитектор был удостоен звания заслуженного деятеля науки и искусства РСФСР.
Но амбициозный Дворец Советов так никогда и не построили.
Первым памятником нового стиля, созданным Жолтовским, стал дом на Моховой, который был построен в 1934 году и имел монументальный ордерный фасад, заимствованный в палладианской лоджии дель Капитанио. Веснин назвал дом «гвоздем в гроб конструктивизма», который необходимо выдернуть.
Жолтовский стал создателем нового имперского стиля для советского государства — так называемого «сталинского ампира».
После разрушительной для Беларуси войны именно ученики Жолтовского, известные зодчие Барщ и Парусников, создавали ансамбль проспекта Сталина в разрушенном Минске. Так академик архитектуры Жолтовский был причастен к строительству в родном крае.
Также Жолтовский один из немногих российских зодчих, о которых точно известно, что он считал себя белорусом, хотя для всех был поляком.
Кстати младший брат уже упомянутого выше Георгия Олтаржевского, Вячеслав, родившийся в Москве, где служил его отец, спроектировал последнюю сталинскую высотку — гостиницу «Украина» на Кутузовском проспекте.
Можно заметить, что большинство лиц, работавших в России, происходили из Могилевской, Витебской, реже Минской губерний. Это объясняется отчасти территориальным расположением этих регионов ближе к Петербургу и Москве. Жители западных губерний направлялись учиться в Прибалтику или Польшу, где и оставались. О них нам известно еще меньше. В принципе за столетие мало что изменилось, белорусы с востока страны ездят на заработки в Россию, на Западе — в Польшу.
Спровоцированная царской политикой ситуация, когда на большом просторе белорусско-литовских губерний отсутствовали высшие учебные заведения, а также экономическая отсталость края и политические репрессии против местной католической аристократии привели к вымыванию из Беларуси творческих и научных сил на благо России. Метрополия высасывала творческие силы из провинций, умножая свое богатство.
Архитектурное образование в Беларуси возродилось только в 1946 году, но назвать его национальным достаточно трудно — вплоть до 1980-х в стране господствовали архитекторы из России и Украины, которых в Беларусь распределяли после окончания университета. Сегодняшняя политика белорусских властей вновь заставляет зодчих искать лучшей доли за пределами Родины.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
Комментарии