Режиссер Кашперский — о новом сериале, «Беларусьфильме» как хорроре и женах китайских министров
Знаете «Чинчинченэл» и Алену Желудок с ее «Щучинщиной»? Среди авторов этой белорусской ютуб-вселенной — молодой режиссер Андрей Кашперский, который скоро презентует новый сериал «Процессы». Поговорили с Кашперским про картонную массовку, то, зачем женам китайских министров белорусское кино и почему если и снимать хоррор, то про «Беларусьфильм».
«Решили посмотреть на процессы в Беларуси глазами омоновца, кагэбэшников, чиновника и ябатьки»
Наша Ніва: Как бы вы представили «Процессы» потенциальному зрителю?
Андрей Кашперский: Это сериал-антология, продюсером которого выступил «Белсат». Он состоит из четырех эпизодов разного жанра, каждый из которых самодостаточен и целостен. Но если по порядку просмотреть все четыре эпизода, можно составить для себя общий сюжет. Во всех новеллах действие развивается в Беларуси 2024 года, но они рассказывают о сегодняшней Беларуси и нынешних белорусских проблемах. Делают это путем фантастических допущений, но не технологических, как в «Черном зеркале», а с социальным уклоном.
Посоветовал бы наш сериал тем, кому нравятся антологии: например, «Черное зеркало», «Любовь, смерть и роботы», «Сумеречная зона» или «Дикие истории». В первом сезоне мы решили исследовать сторону зла, посмотреть на процессы в Беларуси глазами омоновца, кагэбэшников, чиновника и ябатьки, попытаться критически отнестись к тому, как они воспринимают реальность.
В трех из четырех новелл мы не сочувствуем персонажам, а просто рассказываем через них историю. В четвертой новелле героиня — ябатька, и ее история — самая тяжелая и неироничная, там мы пытаемся зайти глубже в ее мир. Это история женщины, которая не может созвониться с сыном, она думает, что он на учениях. Наконец он звонит матери, но вместо его голоса женщина слышит только выстрелы, крики и взрывы, и потом не может к нему дозвониться. Она пытается сказать своим коллегам, друзьям и знакомым, что ее сын, наверное, погиб на войне, но все ей говорят, что она начиталась своих телеграмов и никакой войны нет. Мы не могли не погрузиться в действительность такого персонажа и не сопереживать ей.
Наша первая новелла, «Передержка», была показана 23 и 27 сентября в Остине (штат Техас, США. — НН) и 27 сентября в Берлине. Мы планируем новые показы и «Передержки», и других новелл, но собираемся делать это на кинофестивалях, а там пока не разрешили это разглашать. В Остине на фестивале Fantastic Fest мы получили Honorable Mention в категории короткометражного кино, а это приравнивают ко второму месту.
НН: Как люди, которые находятся так далеко от Беларуси, восприняли «Процессы»?
АК: Мы трижды показали в США «Передержку», и я знаю отзывы только с двух показов. Те американские зрители, которые поделились своими впечатлениями, восприняли наш фильм как исключительно жанровый, с фантастическими допущениями, элементами черной комедии и триллера. Они не считывали контекст, этим зрителям он и не был нужен.
Белорусский зритель воспринимает историю «Процессов» намного больнее, ему есть что долго обсуждать после просмотра. 27 сентября, на показе в Берлине, мы с белорусскими зрителями час обсуждали 20-минутную «Передержку». Там были и украинцы, поляки, немцы, и одна англоязычная зрительница.
НН: То есть для американцев белорусская жизнь — это вроде «Zомбилэнда» или «Паразитов», что-то нереальное?
АК: Да, «Паразиты» же тоже воспринимались по-другому за пределами Южной Кореи. Люди не считывали многие элементы социальной сатиры, общая история была более важной, как и в нашем случае. Если ты не в контексте белорусских событий, можно понять сюжет «Передержки» и получить эстетическое удовольствие.
Мне самому интересно, насколько вовлечена реакция зарубежных зрителей. А что касается смыслов, мне кажется, что в любом фильме, который можно и хочется смотреть более одного раза, спрятано много подтекстов, которые зритель не считывает при первом просмотре, даже в блокбастерах.
НН: Как это — создавать сериал? Есть разница со съемками других кинопродуктов?
АК: В нашем случае — нет, мы относились к съемкам «Процессов» как к съемкам кино и сняли по сути четыре разных фильма. Это из-за того, что мы сняли не линейный, горизонтальный сериал, где без просмотра первой серии не поймешь последнюю, «Процессы» можно смотреть в любом порядке.
Мы старались сделать картинку максимально кинематографичной, а не сериальной. Хотелось сделать так, чтобы наш сериал не потерял актуальность через неделю после выхода, а мог бы остаться на какое-то время и в инфополе, и в киноискусстве.
«Мы слишком долго были под влиянием красно-зеленой эстетики, вращающейся вокруг слова «патриотизм» и бессмысленности серой массы людей вокруг Лукашенко»
НН: Патриотизм — это хорошо?
АК: Очень скептически отношусь к таким понятиям и к патриотическому воспитанию, даже болезненно. В старших классах я стал президентом школьной республики, мне просто предложили избираться в президенты, и я решил это по приколу сделать. Мой отец нарисовал стенгазету, я снял о себе короткометражный комедийный фильм, так как уже тогда делал видео.
Меня избрали, но через некоторое время вызвали в учительскую. Там сидел мужчина в странном костюме, и он спросил, я ли — Андрей Кашперский. Ответил, что да. Тогда он спросил: «Вы же знаете, что у нас в стране может быть только один президент?»
Когда я стал президентом школьной республики, все меня уговаривали вступить в БРСМ, но я протестовал и никогда там не числился. Я в целом был склонен к протестам и в школе, и в университете, и околопатриотические истории меня скорее бесили, чем смешили. Недаром я стал режиссером и соавтором проекта «Чинчинченэл», где высмеивается слово «патриотизм».
НН: Проблема в белорусском понимании патриотизма?
АК: Наверное. Мы слишком долго были под влиянием красно-зеленой эстетики, вращающейся вокруг слова «патриотизм» и бессмысленности серой массы людей вокруг Лукашенко, которые ничего не делают и только слушают, как он на них гонит. Нам с детства внушали, что патриотизм — это ужасно, но формально его надо любить. Это как когда в школе нас водили смотреть белорусские спектакли или фильмы и так отворачивали от белорусского искусства, ведь все это было прогосударственным, для меня омертвевшим, и слово «патриотизм» для меня сейчас такое же. Но, конечно, нет ничего плохого в том, чтобы любить свою страну.
НН: Чем сейчас живет «Чинчинченэл»?
АК: Готовим два новых проекта. Во-первых, работаем над сериалом «Чинчины на колесах» — в нем мы демонстрируем пропагандистские мифы о других странах. В первом выпуске, «Чинчины берут Берлин», чиновники вылетают в Берлин, чтобы показать, как там грязно, нудно, страшно и шумно, как много проституток, проститутов и наркоманов. Уже в этом месяце можно будет посмотреть на нашем ютуб-канале первый эпизод, а дальше мы планируем ролики про Париж, Амстердам и Варшаву.
Во-вторых, начинаем производство проекта «Чинчины в мундирах», он намного более тяжелый и актуальный. В этом проекте чиновники переоденутся, чтобы продемонстрировать, как они себе представляют войну и как, на их взгляд, надо воевать.
НН: Вам и сейчас легко находить, о чем рассказывать на «Чинчинченэле?»
АК: Каждый раз пытаемся посмотреть на наших персонажей с новых сторон. Понимаем, что эти персонажи воспринимаются устаревшими, словно они пережиток 2020-го и не могут выйти из этого состояния, но пытаемся рассказывать о них новые истории. После начала войны стало намного сложнее это делать.
В 2021-м мы с командой проекта переехали в Украину, чтобы снять большой сериал из шести эпизодов «Тут был Ленин». Это история о наших двоих чиновниках, которые приезжают из столицы в провинциальный Щучинщинск с типичной проверкой. Они замечают, что на главной площади городка, площади Ленина, исчез памятник Ленину, и остаются в городке, чтобы расследовать это страшное преступление.
Мы с Мишей написали самый большой на то время сценарий в наших профессиональных жизнях и планировали его реализовать на качественном уровне. Сняли 35% материала, отдали этому сериалу все свое время и все поставили на кон, но началась война и мы не смогли закончить проект.
В то время было трудно думать, что кому-то вообще может быть интересно что-то смотреть в ютубе, тем более сатирическое. Нам потребовалось много времени на восстановление, а также на то, чтобы себя убедить. Перечитали сценарий и поняли, что там заложено много актуальных элементов: например, чиновники приходят к выводу, что в городе какой-то заговор, так как никто не знает, когда исчез Ленин и как он вообще выглядел на постаменте. Чиновники по сюжету решают уничтожить этот городок ядерным оружием, и это мы написали за полгода до начала войны!
Хотим вернуться к этому проекту, но снимать его в Европе намного сложнее. Поэтому делаем другие амбициозные вещи, но которые больше касаются ютуба, ведь «Тут был Ленин» — скорее стриминговый проект.
НН: Как Чинчины изменились за эти три года?
АК: Мне кажется, их главная особенность в том, что они не меняются, это как серая бетонная масса, как и чиновники из окружения Лукашенко, потому что чиновники в системе никак не могут развиваться. Когда в 2020-м я только начинал обсуждать этот проект с Мишей, предлагал в том числе сделать чиновников более человечными: например, они могли бы хотеть стать президентами и конкурировать из-за этого.
Но Зуй сказал, что такого быть не может. Это несуществующие персонажи, просто Сергей Николаевич и Николай Сергеевич, они поддакивают друг другу и, хотя иногда и противоречат друг другу, никогда не конфликтуют. И хочу отметить, что «Чинчинченэл» и «Процессы» — проекты с разными командами, так как иногда нас путают.
«Снял бы «Терминатора-3» так, как я его себе представляю»
НН: Белорусская действительность — это какой для вас жанр фильма?
АК: Не ограничивался бы одним жанром, но сейчас мне было бы очень интересно снять хоррор. Это помогает рассказать о важных психологических и социальных предметах через яркую жанровую оболочку, понятную людям во всем мире. Хоррор — первое, что приходит в голову, когда думаешь о событиях в Беларуси.
Фильмы ужасов считают дешевым жанром и с точки зрения производства, и из-за отношение зрителей к нему. Но за последние годы вышло много интеллектуальных хорроров, и жанр заново нашел себя: например, это «Солнцестояние», «Все страхи Бо», «Бабадук», «Ведьма», «Поговори со мной».
НН: Если предоставить вам безграничные условия — любые деньги, актеров, любые локации для съемок — что бы вы захотели снять?
АК: Может снял бы «Терминатора-3» так, как я его себе представляю. Я большой фанат первых двух фильмов франшизы, задумался о режиссуре в шесть лет, когда посмотрел «Терминатора-2». А потом посмотрел «Терминатора-3», но от другого режиссера, и очень разочаровался. Как любой хардкорный фанат франшизы о Терминаторе, хотел бы рассказать эту историю по-своему.
На самом деле, не хотел бы огромных бюджетов. Хочется двигаться в своем темпе, тем более что ограничения дают возможность экспериментировать с кинообразами. Если бы у нас были деньги, мы бы не напечатали картонную массовку, а наняли бы актеров. Но поняли, что веселее и правдивее будет использовать картонную массовку, она лучше покажет нашу эпоху, усратость, которая транслируется через пропаганду. У них тоже нет денег на массовку, все картонное. Взять тот фильм, который сейчас «бьет рекорды» по просмотрам в белорусских кинотеатрах — это же ложь.
НН: Как вообще относитесь к истории вокруг фильма «На другом берегу»?
АК: И раньше бывали подобные истории, когда беларусьфильмовские ленты «били все рекорды просмотров» — но это, конечно, неправда. Впервые в этом убедился, когда пошел со своим классом на премьеру белорусского фильма «Дастиш фантастиш». Когда услышал, что так называется какой-то фильм, тем более белорусский, я ужаснулся. Нас туда завели всей школой, и никого другого там не было.
Там было пару интересных актеров, но все, что попадает на «Беларусьфильм», превращается в картон. Проходил на студии отработку и знаю, что большая реконструкция, которая там была лет десять назад, превратила студию в большой картонный ящик, там много картонных стен. Это страшное зрелище, сильнее, чем «Сияние» Кубрика.
И если снимать за большие деньги хоррор, он должен быть о «Беларусьфильме», о том, как там умирают в экзистенциальном смысле люди и как там умирают фильмы, это будет страшно.
С другой стороны, уверен в плохом качестве их пропаганды, и, может, это и хорошо. Есть пропагандистские фильмы в стиле «Топ Гана», сделанные максимально качественно, проповедующие милитаризм. Там на тебя смотрит великолепный Том Круз, на которого ты хочешь быть похожим и убивать незнакомых тебе людей, это страшнее. А когда тебе пытаются впихнуть кино от «Беларусьфильма», ни один зритель на это не купится.
НН: Сто лет назад в Украине снимал кино легендарный режиссер Дзига Вертов — тоже пропаганда, однако гениальная.
АК: Наверное, но не стал бы его сравнивать с «Беларусьфильмом». Их нынешние работы — это пыль по сравнению с тем, что могли снимать в сталинский период или в гитлеровский. Фильмы Лени Рифеншталь тоже считают гениальными, однако это все равно ужасная пропаганда. И в этом случае страшно, что Лени Рифеншталь сняла профессиональное кино, которое затрагивает что-то внутри и зажигает эмоции.
«Мы показали наш фильм женам китайских министров, и всем понравилось»
НН: Чем вам самому запомнился «Беларусьфильм», где вы работали?
АК: Я учился на бюджете в Академии искусств, поступил на бесплатное и должен был отработать на «Беларусьфильме». Не хотел этого делать, так как много слышал о студии. За месяц до начала отработки мы с одногруппницей попали на проект «Беларусьфильма» под названием «Жизнь после жизни». Его снимал Дмитрий Астрахан, российский режиссер, который очень часто снимал в Беларуси.
Это был ужасный фильм. Там мы познакомились с неплохими людьми — сотрудниками студии, но быстро стало понятно, что все они будто устали от жизни, от череды однотипных низкопробных проектов, у кого забита надежда на что-то новое и интересное в своей профессиональной жизни. Поэтому это был наш первый и последний проект на студии.
Нас пытались затащить в полнометражный проект о Минске, но это было слишком смешно, чтобы относиться к нему серьезно. Нам обещали безграничную свободу делать какой угодно фильм, только попросили: «Было бы хорошо, если бы вы снимали этот фильм летом и где-то возле станций метро «Московская» или «Парк Челюскинцев», у входа в парк. И если у вас есть друзья — молодые актеры, можно снимать кино о них».
Им это было нужно, чтобы снять как можно более дешевый фильм с полубесплатными актерами в локациях, которые ничего не стоят. Предложили снимать летом, чтобы не платить за отопление, и в районе студии, чтобы не носить далеко технику. А еще государство полностью финансирует кинопроекты дебютантов, поэтому они хотели нас использовать в этом смысле.
Нам говорили, мол, пытаемся идти в ногу со временем, снимать хорошие молодежные фильмы вроде «1+1», или вот еще есть «Криминальное чтиво». Режиссер, который тогда вместе со мной встречался с директором студии, обрадовался и сказал, что у него есть хорошая криминальная история, на что услышал: «Только без криминала».
Потом мы спросили, как будет проводиться прокат наших лент. Очень не хотелось, чтобы наши фильмы показали пару раз в минских кинотеатрах, согнали туда школьников и солдатиков и больше никогда не показывали. На это директор студии заявляет нам с улыбкой и гордостью: «Знаете, а мы в прошлом году показали наш фильм женам китайских министров, и всем понравилось, поэтому и ваш фильм мы так покажем». Суперплан по дистрибуции фильмов! В итоге мы быстро слились с «Беларусьфильма».
НН: Писать, создавать — для вас это лекарство?
АК: Да. Удивительно, насколько легко и приятно делается на душе, когда ты можешь так бороться с действительностью, со своей хандрой и депрессией, когда ты выдумываешь истории, в которых может случиться все что угодно, и с помощью этого борешься с новостями вокруг нас. С моим соавтором сценариев Михаилом Зуем мы пишем пять дней в неделю и пока что не устали.
Планируется, что сериал «Процессы» выйдет через несколько месяцев на канале «Белсат» и на ютубе.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬДиректор «Беларусьфильма» назвал премьеры 2024 года
Фильм «Зеленая граница»: что хотела показать Агнешка Холланд и что получилось
Комментарии
некалі былі прэзідэнты банкаў і т.п. і канечне прэзідэнт Акадэміі навук. але аднойчы сёй-той рашыў, што прэзідэнт можа быць толькі адзін, і забараніў іншым так называцца. жэстачайшэ. так нават прэзідэнт Акадэміі навук стаў не прэзідэнт, а прэдсядацель. а прэдсядацель саўхоза стаў адзіны прэзідэнт
гэта напамінаю для тых, хто ўсё яшчэ думае, што ён пасаду прэзідэнта камусьці перадасць. не перадасць - гэта фетыш для яго
Дзякуй, сябры, што вы ёсць. Да сустрэчы ў кіназалах!