Зоя Белохвостик: И… я хочу домой, я все еще хочу домой

«Как не сдаваться, где искать источник вдохновения и почему все закончится хорошо» — Зоя Белохвостик — прима Купаловского театра, которая сейчас живет в Польше и входит в театральную труппу «Купалаўцы», выпустила моноспектакль «Moj Hleb» («Мой хлеб»). В октябре его показали в Кракове, Вроцлаве, Варшаве и Сопоте. В спектакле народная артистка Беларуси рассказывает о своей семье, о своем детстве, о пути на сцену и, конечно, о Купаловском театре, где Белохвостик сыграла сотню ролей, и который она покинула вместе с почти 60 коллегами в знак протеста в августе 2020 года.

— Как вы чувствуете себя в эмиграции? Вы в Польше более полутора лет, как изменилось за это время ваше внутреннее состояние?

— Я не могу сказать, что произошли какие-то кардинальные изменения. Но я очень ценю, что мы можем жить в прекрасной свободной стране, можем смотреть на радость людей, на их работу. И что мы сами можем работать. Это сложно, но, тем не менее, нам дают такую ​​возможность. Если хочешь — попробуй. Это очень важно. Мы, конечно, не уверены ни в своем завтра, ни в своем будущем, но мы больше понимаем, привыкаем, с чем-то соглашаемся.

В Польше так много чудесного и красивого. И… я хочу домой, я все еще хочу домой. Но я просто молюсь и благодарю за то, что эта страна нас так принимает, несмотря на все трудности.

— Чтобы рассказать о своей судьбе, о судьбе своей семьи, которая тесно переплетена с судьбой страны, о каких-то очень личных вещах, нужно определенное мужество. Почему вы решили так честно поговорить со своими зрителями?

— У меня был такой опыт. Когда театр решил отметить мое 60-летие, меня спросили, чего вы хотите, Зоя Валентиновна? Я говорю, ничего не хочу. А нам нужно, чтобы ты захотела, потому что ты народная артистка, для нас это важно, подумай, сказал мне Николай Николаевич Пинигин [до конца августа 2020 года главный режиссер театра. — НН]. Я долго думала. Рядом с моей гримеркой висит портрет моего дедушки Глеба Павловича Глебова. Я посмотрел на него и поняла, что белорусы должны хотя бы знать, кем и чем они могут гордиться. Белорусы не умеют гордиться и не любят этого делать, а им есть чем. И такие династии, их не так уж и много, но они есть.

Я подумала, что мне нужно проделать такую ​​большую работу, все это раскопать, осмыслить, записать. И впервые я это сделала на 60-летии в театре, это была совершенно другая структура, другие темы. Теперь, когда мы уже были здесь, в такой странной, сложной ситуации, эта идея пришла Вале [дочери Зои Белохвостик Валентине Гарцуевой — НН]. Тогда [в Купаловском] это было масштабно, с оркестром, но, знаете, может, так интимнее, я не жалею, очень рада, что как-то смогла себя заставить сделать это, и все произошло.

— Мне кажется, что в эмиграции, несмотря на большие трудности, в выступлениях «купаловцев» стало больше воздуха, больше экспериментов, чего, возможно, и не могло быть на академической сцене.

— Согласна, мы чувствуем легкость, знаем, что никакая тройка цензоров к нам не придет и не скажет «это не надо», «на Белохвостик должно быть длинное платье» и так далее. У нас много сложностей, приходится постоянно выкручиваться и что-то придумывать. И это открывает новые пути решения. И мы свободнее, я думаю, это чувствуется.

— Выходят ли «купаловцы» к польской публике? Как вас воспринимают?

— Дело в том, что мы не выходим и к белорусской публике, у нас очень мало спектаклей. Польские зрители приходят к нам вместе с белорусской публикой, им это очень нравится. Мы и работаем с поляками. Но наша миссия, и я стою только на этом, в том, чтобы мы работали для белорусов, которые здесь, и для белорусов, которые там (в Беларуси). Это не моя судьба интегрироваться и стать польской актрисой. У меня был такой шанс, когда мне было чуть за тридцать, и я отказалась, сказала, что не поеду в Краков, останусь в Минске.

— Следите ли вы за тем, что сейчас происходит на вашей родной сцене, в Купаловском?

— Нет, только когда к нам что-то летит, и то мы отворачиваемся. Нас это не интересует. И зачем это делать? У них своя жизнь, у нас своя. Я думала, что нас будет немного (тех, кто поддержал протесты, а потом уволился из театра. - Ред.), максимум пятнадцать человек, а нас, в принципе, весь театр. Я думаю, что мы первые в мире.

— Посыл вашего спектакля — несмотря ни на что, нужно найти надежду, свет. В чем вы находите надежду, чтобы вдохновлять и зрителей?

— Человеческая жизнь такая короткая, с точки зрения Вселенной. Мне хотелось бы дожить, хотелось бы вернуться домой, в свою страну, увидеть своих коллег и друзей, которые там живут. Им гораздо труднее, чем нам, при всех наших депрессивных сложностях. Для них там, на родине — не как на родине, они как в оккупации. Поэтому я считаю, что нам нужно больше улыбаться, что-то делать, работать. Если ты чем-то занят, даже если тебе за это не платят, ты придумал себе работу - и выполняй ее. И все, у тебя нет времени думать о чем-то грустном и скорбеть. Все будет хорошо. Наше сопротивление здесь (показывает на сердце), как можем, так и сопротивляемся.

— Что бы вы хотели сыграть на сцене Купаловского?

— У меня никогда не было таких желаний, эти мечты бесполезны для артиста. Все, что дадут, хоть дерево.

• 12
• 0
• 0
• 1
• 1
• 4
• 4
• 0