«КГБ увидел во мне огромный потенциал». Большое интервью с Юрием Воскресенским о встрече политзаключенных с Лукашенко

Юрий Воскресенский два месяца провел в изоляторе по обвинению в участии в массовых беспорядках. На государственных телеканалах его называли идейным вдохновителем протестов, в тех интервью он рассказывал, как люди Бабарико и Тихановской хотели захватить власть. На встрече с Александром Лукашенко в СИЗО КГБ Воскресенский сидел по правую руку от него. Вскоре вышел на свободу и рассказал, что будет заниматься разработкой проекта новой Конституции и освобождением других политзаключенных.

TUT.BY расспросил Юрия Воскресенского, о чем еще на встрече говорил Лукашенко, как прошла «баня для оппозиционеров» и как Юрий относится к тому, что его новую «миссию» многие восприняли как предательство.

Павялічыць

Юрий Воскресенский вышел на свободу 11 октября, на следующий день после встречи с Александром Лукашенко в СИЗО КГБ. Следом мера пресечения была изменена еще для шести человек — это трое фигурантов дела PandaDoc (еще один, Виктор Кувшинов, все еще под стражей), адвокат Илья Салей, политтехнолог Виталий Шкляров, юрист и медиатор Лилия Власова. 16 октября Воскресенскому изменили меру пресечения — с домашнего ареста на подписку о невыезде и надлежащем поведении.

«Никто не знал, что Лукашенко приедет на встречу в КГБ»

— Как выглядят сейчас ваши будни? Была информация, что вы составляете списки об освобождении политзаключенных.

— С вечера 11 октября, с момента моего освобождения, я в режиме 24/7 занимаюсь реализацией тех задач, которые мне поставили и президент, и участники круглого стола (речь о встрече политзаключенных с Лукашенко в СИЗО КГБ. — Прим. TUT.BY). Первая задача касается Конституции, вторая задача, и на данном этапе она является основной — освобождение людей из следственных изоляторов путем перевода их под домашний арест, личное поручительство — различные меры пресечения, не связанные с лишением свободы. Потому что следственный изолятор — это не санаторий, там непросто и, к сожалению, там не могут сделать условия лучше в связи с тем, что позиция силовиков — в тюрьме должно быть плохо. Мы долго дискутировали с ними на эту тему, я приводил в пример опыт скандинавских стран, того же Брейвика, но мнение наших силовиков: если такие условия будут в белорусских тюрьмах и СИЗО, это вызовет резкий всплеск преступлений, прежде всего связанных с насилием. С момента освобождения я занимаюсь тщательной работой по освобождению обвиняемых, находящихся сейчас в следственных изоляторах. Я не хотел рассказывать про эту работу, потому что как деньги любят тишину, так и реальная политика любит тишину. Но в связи с тем, что в последнее время, к сожалению, появились люди, которые приписали эти заслуги себе, я приехал в редакцию TUT.BY рассказать об этой работе.

— Расскажите подробнее, как вы ведете эту работу: помогает ли вам кто-то, как составляете список, есть ли приоритет по освобождению политзаключенных?

— Я не могу рассказать все в связи с конфиденциальностью, но поверьте, действую в рамках закона и с разрешения следствия. Подробно всю эту кухню я расскажу, когда выйдет последний политзаключенный или, как их называет власть, обвиняемый.

— Речь идет о 92 политзаключенных? Столько человек в списке правозащитников.

— У меня нет как такового списка. Но естественно, как человек, 25 лет отдавший демократическому движению, я буду просить и обращаться к белорусской власти, чтобы мы урегулировали вопрос по всем 92 обвиняемым (за время подготовки интервью список дополнили еще два человека. — Прим. TUT.BY). В настоящий момент задача минимум — это люди, которые добровольно приняли участие в круглом столе (речь о встрече политзаключенных с Лукашенко в СИЗО КГБ 10 октября. — Прим. TUT.BY), потому что многие из них примут участие в подготовке альтернативного демократического проекта Конституции, согласие от многих из них получено.

— На встрече с Лукашенко мы не заметили, например, Павла Северинца, Николая Статкевича. Это значит, что они не в приоритете на освобождение?

— Про Павла Северинца, Николая Статкевича, а также Сергея Тихановского, Виктора и Эдуарда Бабарико я публично говорил во всех своих интервью, и это без цензуры вышло в передаче «Марков. Ничего личного». Там все эти пять фамилий перечислены. Обращаю внимание, что я единственный политзаключенный, который топил не только за себя, но и за других, и не только в многочисленных интервью, но и на допросах.

— Можете ли вы подробнее рассказать о встрече в СИЗО КГБ: как вы узнали об этом, как оказались по правую руку от Лукашенко, в какой атмосфере проходил разговор?

— О том, что будет такая встреча, не знал никто. Никаких разговоров о том, что будет круглый стол с президентом, не было, даже конвоиры побелели, когда увидели президента. Поэтому когда одна из наших граций (речь идет о Марии Колесниковой. — Прим. TUT.BY) заявила, что ее просили поехать, но она отказалась — это ложь. Вам любой заключенный подтвердит, что отказаться нельзя. К тебе приходят в камеру и говорят: «Воскресенский (или Колесникова), следственные действия». И ты идешь. Там нет такого понятия: «Я отказываюсь выходить из камеры», это сразу нарушение режима и карцер. Никто из участников до последнего момента не знал о встрече. Что касается рассадки, стояли таблички, мы не принимали участия в том, кто и где будет сидеть, потому что находились все время в камерах. Потом стояли и смотрели друг на друга, думали, зачем нас собрали, может, для какого-то коллективного интервью. И тут заходит президент. Как мне рассказывали некоторые политзаключенные, которые сейчас находятся под домашним арестом и выпущены под мое личное поручительство, они думали, что это двойник, пока не зашел охранник президента и пресс-секретарь, после чего дверь закрылась. Никого из руководства КГБ, министерств и ведомств там не было. Президент сказал: «Я пришел сюда из-за Юры (показал на меня), я посмотрел передачу Марата Маркова, где он сказал, что нужно бороться за каждого человека, и я буду бороться за каждого, поэтому я хочу вас выслушать, что я делал не так, то есть помогите мне разобраться, потому что я люблю эту страну, строил ее так, как считал нужным, сейчас я вижу, что были какие-то моменты, может быть, не совсем правильные, но я был один, мне никто не помогал, возможно, я кого-то отверг, пожалуйста, я хочу выслушать ваше откровенное мнение». Все участники встречи, которые обладали тактом и политической культурой, поняли, что это уникальная возможность — не топить за освобождение кого-то («Я хочу выйти!», «Я с женой хочу поговорить!»), а убедить президента провести демократические реформы, гуманизировать ряд сфер. Президент дал вводную, все высказывали свои предложения, прежде всего, по Конституции, политическому формату, высказывали недовольство по итогам избирательной кампании. Начало было очень конструктивным, но тут начал кричать Тихановский: «Отпусти меня!» В смысле «отпусти»? Отмечу, что многие из нас считают, что совершили не уголовное преступление, а административное правонарушение, но раз пришел президент, ты же должен пользоваться возможностью для всех, не только сидящих за столом, а вообще всех сидящих и всех белорусов. Тихановский начал кричать на президента, президент начал ему оппонировать, мы начали успокаивать, то есть встреча была на грани срыва. Я тоже успокаивал Сергея Леонидовича. Говорил: «Сережа, ты успокойся. Понятно, что тебе обидно, что с тобой обошлись, может быть, не совсем справедливо. Но ты же политик, ты же хотел этого, ты же можешь этим насладиться, так что сиди и отдыхай».

— В смысле «ты же этого хотел»? Вы считаете нормальным, что всех оппонентов власти упекли в СИЗО? Вы считаете, это такая крутая возможность? Тихановский хотел сидеть в карцере? Или Власова в 67 лет мечтала стать политзаключенной?

— Думаю, что нет. Но с моей точки зрения, нельзя превращать встречу высокого уровня в балаган. Это первое. А второе — нельзя свои мелкие вопросы выпячивать. Я тоже мог бы кричать, что меня ни за что взяли, условно говоря, или Илья Салей тоже мог кричать. Но мы говорили о Конституции, демократизации, многопартийной системе в будущем — вот такого уровня поднимали вопросы. Поэтому обращаю внимание, что не все участники круглого стола вели себя культурно и этично. В то же время это подчеркивает, насколько эта встреча была откровенной, потому что все сказали все, что хотели.

— Вас не смущает сама ситуация? По сути, Лукашенко увидел возможность вести диалог с оппонентами, которые предлагали переговоры и ранее, только когда эти люди оказались в заключении и их привел на встречу под конвоем?

— Подождите, не нас привели, это он приехал к нам в гости в СИЗО.

— Вы же сами сказали, что выбора у вас не было, «Воскресенский, следственные действия».

— Нет, я не сказал, что у меня не было выбора. Я сказал, что вообще, когда человеку в СИЗО говорят идти куда-то, он не имеет право выбора, но если бы меня спросили, и думаю, других участников, хотите ли вы встретиться с президентом, они бы все согласились.

— Какое было финальное решение на встрече?

— Президент записывал мнение всех, он оппонировал очень эффектно. Я не стесняюсь говорить правду, почему я должен под страхом хейта говорить не так, как оно есть? Часть моих коллег показали свою полную некомпетентность. Например, его спрашивают: как же так, мы же сейчас еще больше зависим от России? Президент отвечает: как ты говоришь такое, если не владеешь цифрами; когда я приходил в 1994 году, экспорт в Россию был 87%, по итогу 2019 года — 47%, то есть я по всему миру езжу, чтобы диверсифицировать нашу экономическую политику. Кстати, Бабарико это подтвердил. И практически все обвинения коллег по круглому столу, я потом их проанализировал и был удивлен, были некомпетентны, они говорили абсолютную чушь. Мол, зачем этот МАЗ, закройте убыточное производство. Президент объяснял: а ты знаешь динамику убытка МАЗа; знаешь, что убытки сокращаются; знаешь, сколько людей там работают; а ты создал для них рабочие места? Многие, за исключением Виктора Дмитриевича, который блестяще подготовлен, говорили на эмоциях.

Думали, Лукашенко пошутил, но назавтра завезли всех в баню

— А как у Лукашенко складывался диалог с Бабарико, которого он с экранов телевизора называл «негодяем» и «жирным буржуем»?

— Диалог со всеми участниками был на равных. Только один участник встречи постоянно хамил, Тихановский. Он хамил несколько часов, пока президент не успокоил его своей аурой.

— В чем это выражалось?

— И на ты обращался (к Лукашенко. — Прим. TUT.BY).

— Лукашенко ведь тоже ко всем на ты обращался.

— Но Тихановский не президент. Уже одному человеку на ты мы можем простить. Плюс Тихановский все время пытался решить какие-то свои мелкие вопросы, про телевизор, например… Он сидит в Жодино в одиночке, и телевизор у него есть, отличные условия. Никто его не бьет, не пытает. Я лично потом у него это спросил, когда на следующий день мы вместе парились в бане. Да, говорил, прессовали в СИЗО на Володарского, но сейчас говорит, что сидит в Жодино в одиночке, что никто его не трогает, нормально сидит.

— Расскажите о той самой встрече в бане. Этот кейс, наверное, тоже войдет в учебники, как президент организовал баню для своих политических оппонентов.

— Под конец встречи, когда мы начали даже шутить и смеяться, Эдуард Бабарико сказал, что неплохо было бы помыться (инициатива на самом деле исходила от него, а не от Шклярова, как ошибочно сообщали СМИ). Президент обратился к своему личному охраннику Дмитрию, сказал: пожалуйста, если разрешит следствие, я бы хотел всех участников пригласить в баню. Мы посмеялись над хорошей шуткой, но на следующий день мы вышли без наручников, а любые выходы вне СИЗО сопровождаются наручниками, нам ничего не говорили, мы сели в микроавтобусы с конвоем и поехали. Каждый — из СИЗО, где находился, Тихановский из Жодино ехал один, как король. Нас привезли в баню, которая находится примерно в десяти километрах от Минска, я так понял, это какой-то государственный объект. В автобусах мы не могли разговаривать, конвой об этом предупредил. Когда зашли в комплекс, там уже был накрыт стол — сок, бутерброды, нарезка, картошка, но без алкоголя — вот это нас очень расстроило, но нам сказали, что это запрещено. Нас закрыли, мы там сидели порядка трех-четырех часов, парились. Только Лилия Власова не смогла принять участие, к сожалению (единственной женщиной на встрече с Лукашенко была Власова. — Прим. TUT.BY). После бани мы вышли на территорию объекта, у нас лились слезы, когда мы видели елочки, пихты. В целом была очень душевная атмосфера, и мы решили, что было бы неплохо, чтобы круглый стол и дальше в таких интересных необычных и милосердных форматах проходил и привел к чему-то для всей Беларуси. Мне кажется, эти шаги вызывают и улыбку, и доброту, а этого всем нам не хватает.

— Уточню: Лукашенко с вами в бане не парился?

— Нет, он не парился. Но мы все свободно общались друг с другом, передавали новости, ведь мы два месяца (Юрий Воскресенский был задержан 12 августа, пробыл в СИЗО почти два месяца, но на встрече были и те, кто содержится под стражей с мая. — Прим. TUT.BY) в информационном вакууме, смотрели только белорусские телеканалы. Хотя в последнее время на белорусском телевидении стали давать картинку со всех оппозиционных митингов и даже дают слово митингующим, правда, те плюют в микрофон. Так что мы свободно общались, кушали и пили. Сергей Леонидович тоже принимал участие, у него не было изжоги от бутербродов режима. Думаю, что со многими участниками встречи мы будем идти и дальше. Несмотря на то, что меня сейчас многие хейтят.

— Вы пояснили, что не можете подробно рассказывать о процессе освобождения политзаключенных, но может быть, вы можете сказать, с какой периодичностью люди будут выходить на свободу? Может быть, известны еще имена?

— Уже несколько дней дома находится Лилия Власова, которую я встретил у СИЗО на Володарского в пятницу вечером (16 октября. — Прим. TUT.BY) и отвез домой. Власовой изменена мера пресечения на домашний арест, с моим личным поручительством. Она дома, ее встретили родные. Как вы видите, мы не занимаемся дешевым пиаром. Я рассказываю это только потому, что Светлана Тихановская приписала себе заслугу освобождения Салея. К слову, Илья Салей также вышел под личное поручительство Воскресенского, а Координационный совет приписал себе Салея и Шклярова. Эти заявления очень неэтичны и провокационны. Когда Тихановская говорит, что выход Салея — это результат нашего давления на режим, исходя из логики любой власти, этот процесс останавливается. Где твои мозги? Ты должна сказать совсем по-другому — мы стоим на своих позициях, но приветствуем такие шаги власти. Это же не значило бы, что она идет на уступки. Ну просто поприветствуй, дай ты вытянуть людей — нет! Дальше Координационный совет заявляет, что это наше давление и наша заслуга. Ну неужели вы не понимаете, что так же, как Илья и Лилия, другие люди хотят оказаться в объятьях семьи? Ну заткнитесь вы хотя бы временно. Я извиняюсь, что выражаюсь резкими словами, но я сидел там, я знаю, что такое СИЗО, там даже два дня — адище, после наших айфонов, планшетов и утренних капучино. Поэтому хочу обратиться к коллегам из Координационного совета и специалистам по освобождению политзаключенных с просьбой помолчать, пока все из списка не будут на свободе. Пожалуйста, воздержитесь от негативных комментариев и приписывания заслуг себе. Вы не имеете к этому никакого отношения, белорусской власти ваш шантаж до сиреневой звезды, это президент сказал и на встрече. А лучше — пожмите руку, которую протянула власть, оцените этот поступок.

«Просто КГБ увидел во мне огромный потенциал»

— Вы подчеркиваете, что политзаключенных освобождают под ваше личное поручительство. Но я хочу юридически уточнить. Во-первых, вы фигурант уголовного дела. Во-вторых, с теми, за кого вы поручились, вы раньше не были даже знакомы. В-третьих, если избрана мера пресечения в виде домашнего ареста, то это исключает другую меру — личное поручительство.

— Следствие поверило мне и пошло навстречу. Это же не одна мера. Первая мера — домашний арест, а вторая мера — личное поручительство. Все обвиняемые, принимавшие участие в круглом столе, говорили, что не участвовали ни в каких противоправных действиях, не призывали к насилию, а сейчас следствие разбирается. Первый шаг — это домашний арест, второй шаг — снятие домашнего ареста, и это может быть в самое ближайшее время, и тогда уже останется мера пресечения в виде личного поручительства. Следствие изучит все материалы, проведут экспертизы. И возможно, по итогу в отношении ряда фигурантов будет принято решение о прекращении уголовного дела. Президент дал мне некоторый карт-бланш, которым я горжусь. Срок его действия мне неизвестен. Некоторые из освобожденных говорили: «Юра, а зачем тебе все это надо? Сейчас на тебя накинутся, многие даже не вспомнят о тебе». А я сказал, что мне не нужна известность, пиар и благодарность. Я знаю: кто делает благое дело, он блаженный, то есть это очень благородный поступок. И я для себя решил, что сделаю все, в том числе пользуясь тем, что очень понравился президенту. Я сделаю все, чтобы все политзаключенные вышли на свободу. И если надо будет кому-то чистить ботинки, чтобы вышел Бабарико, я это буду делать, несмотря на то, что прекрасно понимаю, что потом Бабарико, возможно, скажет что-то нелицеприятное в мой адрес. Я делаю благое дело благодаря президенту и следственным органам.

— Вам не кажется, что вы позиционируете себя как мессия, который даст всем свободу?

 — Я рассматриваю себя как медиатор между властью и альтернативной частью общества. А то, что на мою участь выпала такая роль, ну так получилось. Это мог быть не Воскресенский, а Бабарико или Тихановский.

— Спрошу прямо: эта роль вам выпала за сотрудничество с КГБ?

— Я читал, что уже с 1990-х «сотрудничаю»… Когда-нибудь, когда откроются архивы, всем будет очень стыдно. Думаю, там окажутся дела тех, кто распространяет все эти слухи. Я никогда не сотрудничал и не сотрудничаю ни с одной из спецслужб — ни КГБ, ни ЦРУ. Просто КГБ и следствие увидело во мне огромный потенциал, а впоследствии — госСМИ и президент.

— Потенциал в чем?

— Возможно, коммуникационный потенциал, я могу только догадываться, но мне никаких ролей не назначали. Ко мне никто не прикасался, не давил. Приходили, говорили: слушай, обращаются журналисты СТВ, хочешь дать интервью? Конечно! Я готов интервью кому угодно давать, мне это очень нравится.

— Но даже ваша супруга говорила, что по этим интервью было видно, что вы подавлены. Вы читали текст с листа, когда просили одуматься ваших друзей, а некоторые из них потом заявили, что никогда не были вашими друзьями. В соцсетях вам писали: «Юра, моргни, если тебя держат в заложниках».

— Я изучу, что мне писали в соцсетях, пока у меня нет доступа, изучу все видео, потому что некоторое время был в состоянии шока, как и любой человек, которого помещают в каменный мешок. Когда изучу, тогда и отвечу. Но сейчас это настолько мелкий вопрос по сравнению с тем, что происходит в стране, и с теми действиями, которые осуществляются при моем скромном участии.

— Расскажите о политтехнологе Виталии Шклярове. Была информация, что он находится под домашним арестом в вашей квартире. Как это произошло, ведь вы раньше не были знакомы?

— Да, с большинством участников встречи я раньше знаком не был. 15 октября госсекретарь США Майк Помпео потребовал освобождения Виталия Шклярова. Слава богу, до этого времени его уже отпустили — 14 октября. Я сомневаюсь, что после заявления Помпео Виталий бы вышел из СИЗО, потому что любая власть не поддается шантажу. Последние пять дней Шкляров живет в моей минской квартире, так как он сам из Гомеля. Я с матерью уехал на дачу за город, чтобы не мешать ему, не стеснять его. Виталий приходит в себя, сегодня встречается со своим адвокатом. На вопрос, почему пять дней адвокат не знал об изменении меры пресечения, отвечаю — это была просьба самого Виталия. Я заезжал к нему на выходных.

— Как вы так свободно заезжали к человеку, который находится под домашним арестом? Ему же даже с женой и ребенком нельзя встречаться.

— Он живет у меня дома. Я заезжал, потому что я его личный поручитель. Следствие удовлетворило ходатайство, чтобы я смог заехать и привезти ему продукты. Я дал согласие, чтобы он жил в моей квартире, следствие пошло навстречу. И если понадобится дать мою квартиру другим политзаключенным, она будет предоставлена. Виталий рассказал, что в СИЗО перенес на ногах коронавирус, сейчас чувствует себя великолепно и очень доволен. И я испытываю то же. Независимо от того, чем закончится следствие, эти месяцы в СИЗО — это очищение, ты видишь, кто есть кто из твоего окружения. Оказывается, большинство — это пена, лжецы, остается только жена, мама, люди, от которых ты никогда не ожидал помощи. То же самое произошло у Виталия, он сказал, что так доволен, что прошел через это очищение. Естественно, я спрашивал, били ли его. Встретили его (имеется в виду задержали. — Прим. TUT.BY), как и меня, негостеприимно. Но после, сказал он, к нему не прикасались, не пытали, сидел на Володарке так же, как другие.

«ГосСМИ сказали, что я идейный руководитель всего переворота — ну ради Бога, это хайп»

— Расскажите, как за время нахождения в СИЗО вы осознали, что были организатором беспорядков, в чем вас и обвиняют. По белорусскому телевидению об этом выходили сюжеты.

— Я видел анонсы, что я идейный вдохновитель всей кампании и организатор массовых беспорядков, но понимал, что государственным телеканалам надо хайпануть — на здоровье.

— То есть вы готовы создавать картинку для этого «хайпа»?

— Но это же не утверждается в материалах дела, это сказали СМИ. Ну, сказали и сказали. Меня не используют, я пытаюсь примирить власть и общество, пытаюсь, чтобы активность, разбуженная избирательной кампанией, перешла в легальный политический процесс. Виктор Бабарико всегда нес позитивную повестку. А Nexta и другие телеграм-каналы после выборов взяли инициативу в свои руки и разделяют людей, призывают разрисовывать здания, разрушать коммуникации. Это негативная повестка, она не имеет перспективы. А я хочу, чтобы и у власти, и у оппозиции она была позитивной, чтобы все вышли из кризиса без ультиматумов. И если для этого нужно использовать госСМИ, которые я очень сильно зауважал, я буду это делать, все мои интервью вышли без цензуры.

— Беспорядки в Уручье вы организовывали?

— Я организовывал массовую акцию в Уручье 9 августа, которая не закончилась беспорядками. Обклеили листовки: соседи, собираемся и идем к Администрации Первомайского района. В районе 9 вечера мы шли шествием, нас было порядка 500 человек. В районе аграрного университета к нам подошли сотрудники милиции, сказали, что дальше стоит ОМОН, а мы проводим несанкционированную акцию, во избежание провокаций и избиений попросили нас разойтись. На углу Волгоградской мы разошлись. И мы спасли людей. Я расцениваю свои действия как административное правонарушение, следствие разбирается (Юрию Воскресенскому предъявлено обвинение по ч. 2 ст. 293 УК — «Участие в массовых беспорядках». — Прим. TUT.BY). Надеюсь, дело закончится административным наказанием, я не призывал к насилию.

— Заключали ли вы досудебное соглашение, которое предусматривает сотрудничество со следствием?

— Нет, никакие соглашения я не подписывал.

— В интервью госСМИ вы рассказали, что еще до оглашения итогов выборов вы с соратниками делили должности и что вам полагался пост заместителя председателя КГБ. А вы в армии вообще служили?

— Нет, у меня же два высших образования и двое детей.

— Я не припомню, чтобы гражданские лица возглавляли спецслужбы в Беларуси. Можете пояснить, как вам «досталась» такая должность?

— Мы делили это в штабе шутя, как и все делят. Как это было представлено в интервью, зависит от того, как это каждый воспринимает. Любой здравомыслящий человек понимает, что даже в случае прихода к власти должности раздаются, исходя из опыта.

— А Цепкало тоже шутя предлагали пост премьер-министра? Это прозвучало в том же интервью.

— Нет, Цепкало реально видели премьер-министром, говорили, что нужно обязательно объединиться с его командой, и он с учетом его опыта мог бы быть неплохим премьером.

— Виктор Бабарико через своих адвокатов передал, что вы не входили в его штаб, были простым координатором, никакие поручения вам не давали, поэтому есть определенное непонимание, по какому праву вы говорите сейчас от лица оппозиции и штаба Бабарико. Можете прояснить?

— Я не стремлюсь быть лидером оппозиции, пусть Латушко и Цепкало возвращаются, остаются со своим народом и будут лидерами. Я уверен, что никто их не задержит. Я медиатор. Если люди согласятся, чтобы я стал лидером здоровой части оппозиции, я стану им. Что касается заявлений Виктора Дмитриевича, мне действительно не давали полномочий выступать от имени всех. Президент сказал: «Слушай, я тебя прошу, ты это все обобщи». Окей. Я не позиционирую себя как человек из команды Бабарико. Я — Юрий Воскресенский, никому не присягал. Но я работал у Виктора Дмитриевича, у меня была самая лучшая команда (Юрий был координатором по сбору подписей в Первомайском районе Минска. — Прим. TUT.BY), мы собрали 40 тысяч подписей, которые все были признаны действительными. Да, я стратегию не разрабатывал, но два месяца с утра до вечера работал по сбору подписей. Где и как меня подписывают, это право СМИ. ГосСМИ сказали, что я идейный руководитель всего переворота — ну ради бога, это хайп, громкий заголовок, главное, чтобы этого не было в обвинительном заключении.

«Горжусь, что президент поручил мне такую гуманитарную миссию»

— В 2011 году вы были на инаугурации Лукашенко, значит, признавали его победу и легитимность. Чем он разочаровал вас в 2020-м, что вы пришли в команду Бабарико?

— В 2010 году я был в избирательной комиссии и видел, что он действительно победил на выборах. В 2020 году меня вдохновил Виктор Бабарико и его команда. Что касается действующей власти, меня практически все устраивало с точки зрения экономики, потому что при этой власти можно зарабатывать деньги. Но Бабарико вдохновил своими статьями, творческим подходом. У меня уже все есть, мне уже ничего не надо. Мне понравилось, что впервые появилась команда, которая разбудила национальное самосознание белорусов и можно было выйти за пределы грязного склочного оппозиционного гетто.

— Позже в интервью гостелевидению вы скажете, что команда применяла чуть ли не гипноз, чтобы одурманить часть общества, поэтому они поддержали Бабарико и протест.

— Сейчас я вижу, что люди, которые управляют протестами, не несут никакой позитивной повестки. Все они находятся за границей, хедлайнерами протеста стали телеграм-каналы, а там одно зло и негатив. Сопоставив это с такими же историями в соседних странах, я понял, что на людей давят и применяют в том числе такие методы — выводят на эмоции, натравливают.

— Я правильно понимаю, что, находясь в СИЗО, вы осознали, что Лукашенко сильный лидер, с которым нужно договариваться?

— Открытие для меня произошло 10 октября, когда он пришел на встречу. Я заявлял, что это сильный лидер, открытый человек, который умеет признавать свои ошибки и не стесняется просить помощи у белорусов. Я знаю, что чем дольше человек пребывает у власти, тем больше у него понимания, что палитра общества многообразная, надо общаться и договариваться. Мне кажется, спустя четверть века президенту пришло такое понимание. До этого, вы не будете отрицать, что таких акций (протеста. — Прим. TUT.BY) даже не было. Раньше было за год одна-две акции. А тут разбужена такая энергия, люди хотят перемен. Я верю, президент понял, что надо найти общий язык для сохранения страны. На круглом столе он подчеркнул: «Мне ничего не надо, мне нужен порядок и спокойствие в стране», поэтому я лично ему поверил. И горжусь, что он поручил мне такую гуманитарную миссию.

Руководство страны очень трепетно относится к численности участников протестных акций. На встрече в СИЗО КГБ был продемонстрирован вот такой плакат, я принес его с собой, это аэросъемка количества участников на акции 23 августа, в 17.30. Посмотрите, здесь отмечено, считают каждого человека (по данным на снимке, у стелы собралось около 3700 человек, однако в тот день основным местом сбора была площадь Независимости. — Прим. TUT.BY). И власть, безусловно, ждет позитивных лозунгов и от протестующих, но пока там только негатив и оскорбления.

— Вы понимаете, что главное требование протеста, чтобы Лукашенко ушел с должности президента? Какой диалог в таком случае с ним может быть?

— Это требование тупиковое, потому что Центральная избирательная комиссия утвердила итоги голосования, Лукашенко вступил в должность. Кому передать власть? Как передать власть? На каких основаниях? Ведь есть много его сторонников, особенно за МКАДом. Я смотрел два месяца белорусское телевидение. Сначала мы смеялись, думали, все подставные, а потом смотрим — репортажи со всех городов, они чистые, ухоженные. А мы не знали, думали, везде разруха, мы же Тихановского смотрели, «Страну для жизни» и его хрюшек. За МКАДом живет 7,5 млн человек, и они все, по крайней мере в интервью белорусским телеканалам, говорят: «Ну что они еще хотят в Минске?» И видно, люди простые, не подставные.

— Вы знаете, что на протесты выходили, например, в Жабинке, Пружанах, где никогда раньше не было акций?

— Не исключено, хорошо, что сейчас выплеснулась такая энергия, но повторюсь, она должна материализоваться в легальный политический процесс. Никакая власть не будет разговаривать с улицей. Надо садиться за стол переговоров. Скажу вам еще одну сенсацию с круглого стола, Лукашенко заявил: даю вам слово, я сам выступил с поправкой, чтобы в Конституции количество сроков президента было ограничено до двух. Человек очень сильно повзрослел.

— Может быть, он увидел на улицах Минска 400 тысяч человек?

— Неважно, главное, что поправка — блестящая, почему бы эту идею не поддержать?

— А почему ему должны верить?

— Потому что я верю, что он не обманет, у меня есть опыт. Мы почувствовали: он не обманет. Мы потом об этом говорили в бане. Сто процентов, он сказал — он сделает, он человек слова. Даже Сергей Тихановский просил: дай жене позвонить. Тут же Наталья Эйсмонт дала ему телефон, он связался со Светланой. То есть Лукашенко все просьбы учел.

«Мне абсолютно плевать на хейтеров»

— Третий месяц продолжаются протесты, самые пиковые — по воскресеньям, люди по-прежнему выходят с лозунгом «Уходи». На ваш взгляд, такой рычаг давления является эффективным?

— Я считаю, это очень неэффективно. Если бы там были политики, они бы поняли, что нельзя подставлять людей под дубинки, под административную ответственность.

— Извините, все политики у нас или в тюрьме, или за границей.

— Они могут из-за границы попросить не делать этого, чтобы сохранить и уберечь своих сторонников. Вместо этого они призывают к деструктивным действиям. Я считаю, это ошибка. Надо использовать все возможности. И даже если кто-то из членов Координационного совета стоит на своем, почему другие члены совета не могут встретиться с властью, чтобы гуманизировать уголовное законодательство, добиться, чтобы день в СИЗО приравнивался к полутора дням в колонии например.

— Видимо, причина в том, что главное требование звучит как «пока Лукашенко у власти, не может быть никакого диалога с властью».

— Это тупиковый путь. Он однозначно ведет к росту и мобилизации сторонников Лукашенко. Чем больше будут хейтить, тем больше нейтральных людей будет задумываться. Давайте вместе примем дорожную карту, новую Конституцию, где затронем вопрос и о смертной казни, и о национальной символике. И если увидим, что это бутафорский процесс, уже окончательно не будем в нем участвовать. Но дело в том, что члены Координационного совета политически незрелые люди, они предпочитают ради хайпа и набора политического капитала подставлять людей под дубинки, вместо того, чтобы защитить, спасти, воспользоваться хоть какой-то возможностью, как делают это китайцы: войти не в эту дверь, а в соседнюю — всему свое время.

— Светлана Тихановская предъявила ультиматум власти. На ваш взгляд, возможен ли он и какие может вызвать последствия?

— Очередная политическая ошибка Координационного совета. Этим они показали, что не любят и не уважают свою страну. Положить забастовкой предприятия? Или призыв не заправляться на государственных заправках, а заправляться на частных? Ну это же смешно, все же платят налоги в той же пропорции. После того, как ультиматум не удастся, они распишутся в собственной беспомощности. Лучше бы они позвонили европейцам, с которыми у них сейчас хорошие отношения, и предложили купить нашу продукцию — МАЗ, БЕЛАЗ, «Гомсельмаш». Когда я увидел, что европейские политики встречаются с Тихановской, я хорошо это воспринял, но ее негативная повестка, санкции ничего хорошего не принесут. Кто ел красную икру, тот и будет дальше есть, санкции ударят по простым людям.

— Но раньше Лукашенко принимал решение об освобождении политзаключенных под давлением санкций, вспомним 2011 год.

— Да, мы тоже так думали. Но когда в камере увидели по телевизору встречу Лукашенко с президентом России и количество звонков с президентом России, то мы все поняли. Сейчас у президента Беларуси не будет проблем с финансированием страны. Поэтому санкции будут пшиком, страны Запада, особенно Литва, пострадают еще больше, чем белорусский народ. В очередной раз призываю Координационный совет отказаться от всех ультиматумов, перейти на позитивную повестку и не препятствовать порученной мне гуманитарной миссии. Как говорят, устами Воскресенского КГБ доносит мысли Лукашенко? Ну, если это для пользы Беларуси, пусть будет так.

— Вы же знаете, что вас воспринимают как предателя?

— Так говорят только люди, у которых нет этики, политические маргиналы, и у них просто зависть, потому что сами хотели бы сидеть справа от президента и выполнять эту миссию. Я никому не присягал, 20 лет уже не состою ни в каких партиях (ранее Юрий Воскресенский был членом Коммунистической партии. — Прим. TUT.BY). Во всех интервью я прошу об освобождении Виктора Бабарико, и это выходит на государственном телевидении. Слезы и объятия родственников политзаключенных меня закалили. Когда это видишь, абсолютно плевать на хейтеров. Родные политзаключенных говорили мне: «Плюнь на них, они не знают, что такое СИЗО, ты делаешь благое дело, это оценят чуть позже».

— Вы рассчитываете, как это оценят?

— Мне не нужны никакие должности, мне нужен мир и спокойствие в Беларуси. Мне безразлична судьба моего уголовного дела. Мне сейчас важно достать из СИЗО всех политзаключенных, помириться, вовлечь в политический процесс всех, кто этого желает. Кто не хочет — на здоровье, сидите и митингуйте, другие напишут Конституцию без вас. Нужен новый документ — у президента только два срока, усилена роль парламента, независимый суд, возможно, суд присяжных — это уникальная работа, в которой надо принять участие.

— Почему Лукашенко, на ваш взгляд, пойдет на такие существенные изменения?

— Потому что у него уникальная политическая интуиция. Раньше он не был готов к этому, так как не было запроса от общества. И он созрел для этих перемен. Все демократические перемены эффективно и быстро закрепляются при сильной власти, при сильном лидере, как это было в Сингапуре при Ли Куан Ю. Рекомендую воспользоваться этой возможностью и пожать эту сильную руку.

— Говорил ли Лукашенко на встрече в СИЗО, будет ли он баллотироваться на следующих выборах, после принятия новой Конституции?

— Он дал слово всем участникам круглого стола, что наелся президентства, что это его последний срок: «Даю вам слово, ребята». Я ему верю, все-таки у меня диплом антикризисного управляющего, и я чувствую такие моменты. Он сказал, что строил Беларусь так, как это видел, что не считает, что делал плохо — вылизал все малые города, сохранил промышленный потенциал, и попросил улучшить ситуацию — закрепить демократические изменения в Основном законе. «Потому что я знаю, что такого, как я, президента — честного, искреннего и не коррупционера — может больше не быть», — сказал он.

— Вы два месяца просидели в СИЗО КГБ. У вас нет ощущения, что Лукашенко, как вы сказали, вылизал города, но страну он превратил в ГУЛАГ?

Юрий Воскресенский впервые за время разговора берет паузу, а потом говорит:

— Не могу ответить вам на этот вопрос.

• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0