Бывший офицер обещал ребятам в колонии, что освободит их. Но новая реальность Беларуси его шокировала
Сергей Коршун в 2020 году надеялся, что армия встанет с народом, и администрировал одноименный канал. За это он попал за решетку на четыре мучительных года. В заключении он не терял веру. Но страна, какой она стала в результате репрессий, его шокировала.
Чтобы помочь Сергею устроиться за границей, «Байсол» открыл сбор — поучаствовать можно здесь.
«Знакомство с Тихановским? Эйфория»
Сергей Коршун родом из Минска. В 90-е он отслужил в армии, потом поработал на «мирной» специальности и по рекомендации знакомых пошел служить в милицию.
Начинал в патрульно-постовой службе, потом работал с экономическими преступлениями, в итоге вернулся к патрульно-постовой службе, но в статусе офицера. Дослужился до звания капитана. В те годы Сергей окончил БГЭУ — он всегда хотел заниматься экономикой и позже, после милиции, вернулся к работе в этой специальности.
Сначала, вспоминает мужчина, служба ему нравилась:
«Не было того, что происходит в милиции сейчас, для меня это просто кошмар. Теперь милиция выполняет совсем не присущую ей работу. Хотя не могу сказать, что она теперь вообще не работает — где-то задерживают людей и раскрывают преступления. Бандитов на улицах, может, и стало меньше, но они не исчезли совсем. Криминал до сих пор существует, и кто-то должен заниматься правонарушениями».
Но затем на собеседника начала давить бюрократия, разраставшаяся в системе, и это повлияло на решение Сергея уволиться. Дело, однако, было не только в этом:
«Я участвовал [в событиях на Площади] в 2010 году. Находился в резерве и наблюдал за тем, как задерживали людей, которые ничего не делали, просто шли с символикой. Когда я это увидел, понял — хватит, мне тут не по пути.
Потом меня многие осуждали и отговаривали — мол, столько времени ты проработал, тебе осталось десять лет до пенсии. Но это было мое личное решение, и я об этом не жалею. Да и вообще на сегодняшний день не жалею ни о чем».
В мае 2011-го Сергей перебрался на работу в сферу торговли. Там он почувствовал, что живется легче: к нему начали относиться с уважением, не было ночных звонков по работе и вообще лишних забот — короче говоря, позволяли работать спокойно. Но в 2019-м, вспоминает белорус, на разных предприятиях начались сокращения, и он попал под одно из них.
Удалось найти новую работу в строительной компании, хотя и немного хуже предыдущей. И в то время Сергей начал больше интересоваться политикой.
В марте 2020-го он познакомился с Сергеем Тихановским — блогер проводил стрим у Дворца спорта в Минске:
«Это была эйфория — видел, как один человек объединяет вокруг себя очень много людей, те могут спокойно выходить и высказываться. Сережа проводил открытый микрофон, где каждый мог сказать, что думает. И даже если это не совпадало с мнением Сергея Тихановского, он все равно мог его выслушать, не перебивал.
С тех пор я начал за ним наблюдать, общался с ним. Для меня это был человек с большой буквы, и сейчас он остается таким же».
«Было четыре машины силовиков на меня одного. Когда ехал, думал: вот я президент!»
В следующие месяцы Сергей Коршун с соратниками создали телеграм-канал «Армия с народом», чтобы привлечь внимание бывших и нынешних силовиков к событиям в стране. Сергей вспоминает, что было два чата — открытый чат на несколько тысяч человек и закрытый, где было около 20 человек. В этот закрытый чат активистов попал человек, завербованный губопиковцами.
У активистов были меры конспирации, они много раз проверяли тех, кого допускали к работе, но это не спасло от появления доносчика.
После одной из встреч, где присутствовал и агент, Сергея с соратниками задержали — он попал за решетку 21 июля 2020-го:
«Задерживали при поддержке СОБРа — жестко, быстро, но сильно не били. Было четыре машины на одного меня — две машины СОБРа и две машины ГУБОПиКа. Когда ехал, думал: вот я президент, такой кортеж на себя собрал, лепота!
Они могли бы меня вызвать к себе, и я бы сам пришел. Не чувствовал тогда никакой опасности, потому что не делал ничего противозаконного, чтобы меня так задерживать. Но они посчитали иначе».
После трех дней на Окрестина Сергей попал на Володарку, где пробыл год. Своим первым ощущением того времени называет шок: казалось, что его арест — недоразумение, и вскоре во всем разберутся, ведь на самом деле он ни в чем не виноват. Мужчина вспоминает послевыборную ночь 9 августа, когда вокруг звучали взрывы и казалось, что уже скоро политзаключенных освободят.
Серые будни за решеткой превращались в месяцы. В январе 2021-го Сергею изменили статью на 293-ю — массовые беспорядки. Стало понятно, что следующий этап — колония. Для мужчины это было сильным переломным моментом.
За решеткой Сергей увидел с другой стороны ту систему, которой отдал перед этим десять лет жизни:
«Понял, что система пожирает сама себя, и в итоге она просто сгниет. Раньше там было ощущение, что ты офицер, ты кому-то нужен. Можно было с кем-то дружить в системе, ходить в гости. А теперь силовики боятся друг друга, живут от смены до смены. А если и контактируют друг с другом, то в очень узком кругу, они деградируют как люди. И когда они закончат службу, они либо спиваются, либо где-то прячутся и сидят как неспокойные серые мыши.
Система сгнила, потому что в ней тебе не дают самореализоваться. Приходит молодой лейтенант — он думает, что будет приносить пользу, бороться с преступностью. Со временем он понимает, что все не так, и вроде бы хочет уйти, но система сделала его своим винтиком, и он не может из нее выйти — не хочет потерять то, что дает система, да и промывание мозгов влияет».
«Мои друзья за решеткой ждут, что мы будем их освобождать, но речь не об уступках режиму»
Сергея отправили в ПК-3 — туда, на «Витьбу», обычно направляют бывших силовиков. Он вспоминает колонию как место, будто застывшее в советских временах: например, в промзоне мужчина увидел станки 60-х годов, на которых пилят древесину. Были и грязные раздевалки из кривых досок, и большие сложности с гигиеной. Сергей рассказывает о трех душевых кабинках, где за час-полтора должны помыться 150—200 человек.
Мужчина работал на деревообработке, и когда пришла зима, начались мучения от холода — тот цех не отапливался. Он рассказывает об интересной детали:
«Сейчас иногда говорят, что Беларусь — ІТ-страна. Так вот, в колонии отчетность ведут на дощечках. Делят ее на части, привязывают к ней карандаш с резинкой и фиксируют там количество людей — сколько пришло, сколько ушло и так далее. Разве нельзя разработать для этой системы программу, сделать соответствующий планшет?»
На «Витьбе» Сергей нашел способ передавать письма на свободу в обход цензора. Он называет это своей борьбой — за решеткой письма для него были настолько важны, что Сергей был готов нарушать правила и под угрозой наказания искать способы переписки с друзьями. Он уточняет: речь о неравнодушных людях, с которыми он познакомился, когда те начали писать ему за решетку из чувства солидарности.
Через год, однако, о секретной переписке стало известно — результатом стали 37 дней в ШИЗО. Далее ему присвоили статус злостного нарушителя, что сильно усложнило его нахождение за решеткой.
Сергей вспоминает — нужно было как-то продолжать борьбу, потому что иначе он не мог сидеть спокойно:
«Я и сейчас чувствую себя не совсем комфортно, потому что застрял в 2020-м. Не видел вживую маршей, всей этой эйфории, только сейчас просматриваю те кадры на ютубе. Очень обидно, что это прошло мимо меня. Думаешь — может, если бы я там был, сделал бы что-то большее?
В лагере я жил 2020-м, той эйфорией борьбы. Она мне всегда подсказывала: «Сережа, борись!» И мои друзья, которые до сих пор за решеткой, искренне верят, что борьба продолжается. Ждут, что мы будем их освобождать, но речь не о уступках режиму. Не раз видели, как режим нас обманывает, так что нужно не договариваться с ним, а действовать более жестко и радикально».
«Через неделю на свободе понял, что боюсь смотреть на лица людей»
Сергею сложно рассказывать о своем состоянии после колонии. Он говорит, что за решеткой отвык от людей и машин, поэтому на свободе начал их бояться. Боялся каждого микроавтобуса с тонировкой — вдруг это ГУБОП или СОБР, — боялся ехать в метро, потому что там много людей.
Наступило время разочарований:
«Где-то через неделю на свободе понял, что боюсь смотреть на лица людей. В лагере верил, что борьба продолжается, а в минском метро вижу — никакой борьбы нет! Все давно забыли обо мне и других ребятах, давно живут своей нормальной жизнью. Люди сидят в ресторанах, ходят на дискотеки и в кинотеатры. Какое им дело до Сергея Коршуна, Сергея Тихановского и остальных ребят, которые еще там?
Может, Чернобыльский шлях они еще вспомнят, что были такие парни, но не более того. Только единицы еще пытаются что-то сделать, остальные люди опустили руки. Для меня это было первым разочарованием: все то, во что я верил в лагере, рассыпается, как карточный дом».
Сергею назначили превентивный надзор. Помимо множества ограничений, его заставили ежедневно ходить в милицию и отмечаться. Начались и придуманные силовиками нарушения режима — Сергей понял, что его готовы снова отправить за решетку, и уехал.
Теперь он живет в Польше и планирует вести ютуб-канал «Я не беглый», где думает рассказывать, как живут белорусы за границей. Он говорит о разрозненности среди белорусов — мол, есть что-то общее, но и в протестных чатах сейчас обсуждают насущные вопросы, а не попытки что-то изменить в стране.
Сергей думает вернуться в активизм, его интересует не только ютуб. Бывшего политзаключенного беспокоит, что, по его мнению, в демократических силах сейчас звучат голоса не всех белорусов, не хватает голосов бывших политзаключенных. Никто не понимает белорусские лагеря так, как те, кто там на самом деле был, отмечает мужчина.
Пережитая боль не оставляет его, как и память о друзьях, которые все еще за решеткой:
«Слышал высказывание — вот бы весь Координационный совет поменять на политзаключенных, чтобы совет посидел в Беларуси, а политзаключенные попали бы сюда! Если бы представители демократических сил побыли там хотя бы неделю, они думали бы совсем иначе. Они понимают только то, что мы рассказываем, но их там не было и они не могут понять, что там происходило. Хотя я рад, что их там не было.
Наверное, эту работу нужно делать не только из-за денег, зов к ней должен идти из сердца, из глубины души. Когда я выходил из лагеря, я пообещал ребятам, что вернусь за ними. Еще не знаю, как я это сделаю, но я пообещал».
Чтобы помочь Сергею устроиться за границей, «Байсол» открыл сбор — поучаствовать можно здесь.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬУ 85% начались проблемы с менструацией, средства гигиены не выдавали в качестве наказания. Правозащитники рассказали о здоровье женщин за решеткой
«Россия никогда не остановится — её можно только делать слабой». Большое интервью с командиром калиновцев Павлом Шурмеем
«Россияне относятся к раненым прагматично». Монолог экс-политзаключенного, отдавшего 8 лет ВСУ
Комментарии
"Сістэма згніла, бо ў ёй табе не даюць самарэалізавацца ... сістэма зрабіла яго сваім шрубкам, і ён не можа з яе выйсці — не хоча страціць тое, што дае сістэма, ды і прамыванне мазгоў уплывае" - дык гэта намамрэч не загніваньне, а звышмэта. Але ж зноўку не для міліцыі, а для карнікаў. Тыя, хто хоча рэалізавацца, як садыст і карнік робяць гэта цалкам пасьпяхова. Інакш неяк усё занадта эфектыўна атрымліваецца для "згніўшай" з'явы.
Таму называя рэчы не сваімі імёнамі, не выкарыстоўвая двукосьсе ці якісь іншы сродак, вы толькі паглыбляйце непаразуменьне сапраўднага стану, ды ў рэшце рэшт дапамагаеце рэжыму выдаваць сябе ды свае структуры за нешта сапраўднае ды легітымнае, нешта беларускае ды нацыянальнае - за тое, чым яны дакладна не з'яўляюцца. А непаразуменьне ворагу - гэта гарантыя паразы.