Как похудеть до неузнаваемости. О питании в заключении пишет Олег Груздилович
О своем девятимесячном тюремном опыте остро, остроумно, с надеждой на демократическое будущее страны повествует журналист «Радыё Свабода» Олег Груздилович в книге «Мои тюремные стены», которая выходит в серии «Библиотека свободы. XXI век». В книге использованы рисунки автора. Публикуем фрагмент.
За четыре месяца, проведенные после СИЗО в колонии, похудел на 15 килограммов. Почему так много? Никто не верит, что там голодают, но почему-то фигуры и лица тех счастливчиков, кто вышел из колонии на свободу, такие подозрительно «оптимизированные».
Что же там происходит с едой?
«Продукты клади сюда, на стол. Будем смотреть. Что это, майонез? Либо выдавливай в пакет, либо выбрасываешь. Не положено».
Как попадаешь из СИЗО в колонию, уже на первой проверке сумок понимаешь, что другим здесь будет режим не только содержания, но и питания. Предупреждения, полученные в следственном изоляторе от бывалых заключенных, сбываются на 90% и даже больше. На то, что из-за невнимательности контролеров удастся пронести что-то запрещенное, лучше не рассчитывать.
Мне попался контролер с улыбающимся, добрым лицом, но после его проверки я остался без половины привезенных из СИЗО продуктов. Пакет порошка какао улетел в мусорку, так как контролер заметил в нем белые крошки сахара, а его проносить в колонию запрещено. И действительно, немного сахара было намешано, может в пропорции 1 к 10, но кому от того вред, не мог потом понять.
Сахар в колонию не пропускают, чтобы осужденные не могли из него сделать брагу. Но разве я мог бы отделить крохи сахара от какао? Это нереально, однако в мусорку пошло целое кило любимого напитка. Такая же судьба постигла и килограммовый пакет кофе. За ним приказали выбросить тюбик майонеза и пакетик кетчупа.
Уже по другой причине. Оказывается, эти приправы были не в прозрачной упаковке. Объяснял молодому охраннику, что приобрел их не на улице, а в магазине следственного изолятора, они уже были досконально проверены. Однако в ответ услышал только предложение перелить все в прозрачные пакетики. Для майонеза пакет нашелся, для кетчупа — нет. Улетел в мусорку. Еще чудом спасся от уничтожения тюбик сгущенки, которую тоже пришлось выжать в пакетик. Но после ШИЗО и его выбросил, так как в отрядном холодильнике место не досталось, а в сумке хранить — неудобно, да и качество продукта после моих 20 дней ШИЗО вызвало подозрение.
Короче, первым впечатлением после проверки было чувство, что более-менее отработанная в СИЗО система хранения переданных с воли продуктов здесь наголову сломана. И теперь вся надежда на те продукты, которые тебе дадут в столовой. На так называемый «положняк» — от слова «положено». Но тут оказалось, что как будто что-то в тарелку и «положено», а на самом деле есть нечего.
Каша — радость наша
Завтрак для нашего отряда начинался в 7:15 и заканчивался через 20 минут новым строением на площадке перед столовой.
Если честно, в первые дни уже на выходе с завтрака всегда чувствовал, что снова хочу есть. То, что позже чувство голода притупилось, — просто от приспособления. Там быстро учишься переключать внимание с вещей, которые раздражают, на что-то нейтральное.
Основным блюдом завтрака всегда, каждый день недели без исключения, была каша. В понедельник — пшенная. Потом перловка, ячневая каша, сечка, опять перловка, овсянка на молоке и опять же перловка либо сечка. К каше всегда добавлялось по два куска черного и белого хлеба плохой местной выпечки и стакан мутного чая, в котором ни разу не видел чаинок — только коричневая вода.
Обычно пять раз в неделю к каше и чаю добавляли либо вареное яйцо, либо кусочек масла. Если яйца давали три раза в неделю, то сливочное масло получали другие два дня, но бывало, что масло кончалось, и его заменяли яйцом.
Масло зеки любят больше. Небольшую шайбочку сметанкового, почти белого масла можно было намазать на кусок условно белого хлеба и съесть с чаем, а можно было половиной куска масла заправить кашу. Получалось так себе, но без масла некоторые каши не лезли в горло. Прежде всего перловка, которую тюремные повара почему-то так любят скармливать зэкам. Но ячневая каша и сечка не лучшие.
Колорийность такого завтрака была настолько низкая, что уже около 11 часов, еще за два часа до обеда, ужасно хотелось есть. И что делать? Спасал свой дополнительный завтрак, но его мог себе позволить не каждый. Только об этом позже.
«Жи, хоть … полощи»
Пойдем сейчас на обед. Представим, что мы как-то продержались до 13 часов дня и быстренько спускаемся в «локалку». Открывается форточка, и вот уже отряд выстроился на дороге, все ждут похода в столовую, где уже накрывают обед. Летом через открытые окна мы даже можем унюхать, что на этот раз нас ждет — борщ или суп с перловкой.
Кстати, отчасти информация о том, что осужденный будет есть в течение дня, не закрыта. Уже на завтрак меню вывешивается на входе в столовую. Правда, не заметил, чтобы кто-то останавливался и его изучал.
Во-первых, нет возможности. Ты быстро входишь в столовую, по пятам черной лавиной идут такие же голодные, как ты, товарищи, думаешь больше о том, чтобы быстрее добраться до лестницы на второй этаж, где наши столы.
Ну, может вскользь бросишь глазом, будет кисель или опять несладкий компот, вот и все любопытство. Ведь еще нужно сделать крюк к умывальнику, чтобы помыть руки, но это как получится.
Во-вторых, разнообразия в приготовленных блюдах все равно нет.
На первое обычно борщ, либо крупяной суп с соленым огурцом, либо щи, но такие пустые, что о них зеки, кстати, говорили: «щи, хоть … полощи». Во всяком случае за четыре месяца ни одного кусочка мяса из супа я не выловил, так как его просто не было. Мясной запах ощущался, меленькие кружочки жира на поверхности плавали, но самого мяса не видел. И мои соседи тоже.
На второе в обед обычно были каши, картошка или рожки, и вот тут к ним наконец добавлялось что-то мясное. Самой вкусной, обычно в субботу, была рисовая каша с мясом, кому-то больше нравились рожки по-флотски, то есть рожки вперемешку с мясными волокнами.
Также на обед не менее двух раз в неделю могли подавать «рагу из овощей с мясом птицы». На самом деле за овощи выдавали картофель с луком, которые пахли капустой. А в качестве «мяса птицы» выступала обычная курица, причем меленькими кусочками, так что осужденные начинали думать, не те ли это голуби и галки, которые сотнями жили на крышах корпусов колонии и часто становились добычей местных котов.
Напитком на обед всегда был либо компот без всяких сухофруктов, либо полуразбавленный кисель.
«Подошва»
И остался ужин. Мне кажется, что на ужин откладывалось все самое невкусное.
Переваренные до склеивания рожки с полосками вареной колбасы, жидкое рагу из овощей с запахом мяса птицы, а по четвергам — перловка или картофель с рыбными котлетами. Но если перловка или картофель могли быть еще достаточно хорошо приготовлены, то рыбу можно было есть только с большой голодухи и закрыв глаза. Ведь та рыба никогда не подавалась натуральной формы, всегда это была перемолотая и поджаренная рыбная масса из мойвы или кильки, со вкусом рыбьих кишок и мелкими костями. В тюрьмах такую рыбу зеки пренебрежительно называют «подошвой» и тарелки с ней на столе почти не трогают. Ну, может, съедают процентов 20. Остальное идет в бачок с отходами.
Добавлю, что за все летние месяцы и сентябрь ни разу на завтрак, обед или ужин не предлагали ни фруктов, ни овощей. Ни в каком виде — ни свежем, ни консервированном. Только в конце августа начали появляться картофель и капуста, и то не в таком объеме, чтобы насытиться.
Зато с конца лета раз в неделю, обычно по субботам, на ужин начали давать пельмени. Почти по полной миске! К пельменям не добавлялось никакой приправы, ни масла, ни кетчупа. Даже на хлебе администрация в такие дни экономила, но все равно это был праздник зековского желудка. Правда, добавки допроситься от дежурных по столовой было невозможно. Каждый пельменьчик был на учете. А вот когда кормили перловкой, то даже лишней порции не жалели.
Вопрос: а почему в котле на раздаче иногда много оставалось перловки или сечки, когда готовить должны были по количеству едоков? Некоторые осужденные не приходят есть? Это верный ответ.
Обычно вместе с отрядом на обед не приходили те, кто утром отправлялся на промку и обедал по другому расписанию. Удивительно, но в июле — августе порции супов и борщей для таких осужденных все равно выставлялись на стол, их никто не мешал есть. Плюс на ужин часто не приходили те, кто решил поесть свои припасы, полученные из дома или купленные в тюремном магазине.
«Кабан»
Конечно, хватает и относительно сытых парней. В начале сентября Денису, соседу по койке, пришла из дома посылка с припасами весом под 50 кило.
Такая посылка в колонии называется «кабан»: целая большая сумка, забитая палками колбасы, шматами сала, пачками различных каш быстрого приготовления, отчасти гречкой. Плюс печенье, яблоки, овощи.
Только разбором и упаковкой припасов парень занимался три-четыре дня, да не один, а с друзьями, которых вокруг него вдруг значительно стало больше.
Каждый вечер, пока шла упаковка — а ведь надо все разложить по пакетикам, чтобы дольше хранилось — Денис угощал помощников дополнительным ужином. Но наконец все же душа не выдержала, перешел на индивидуальное поедание домашних вкусностей.
Только придет Денис с положнякового ужина, а уже раскладывает на табурете полотенце и выкладывает на нем ряд небольших «бутеров с колбасой», которые поочередно уничтожает, запивая кофе. Видимо, процедура эта вызвала неимоверную зависть у окружающих молодых людей. На запах бутеров приходили даже из соседних «хат». Помнется, помнется такой гость, стыдно просить, но куда деваться: «Дашь кусок колбаски? » — «Ну, на…» — сосед в ответ матерится, но дает.
По правилам осужденному разрешено получать четыре «кабана» в год, но за нарушение порядка его могут и лишить передачи. Контролеры, имея соответствующий приказ, а то и по своей инициативе, «помогут». Меня с их «помощью» так наказали уже на вторую неделю, которую я был в колонии.
Отоварка
В тюремный магазин за продуктами (это называется в колонии «на отоварку») каждый отряд ходит три-четыре раза в месяц по расписанию, который ежемесячно составляется заново. Расписание вывешивают возле каждой бригады рядом с расписанием выхода на телефонные звонки. За расписаниями нужно следить. Пропустишь, опоздаешь с выходом на построение — твоя проблема, останешься без «отоварки».
Но надо понимать, что зеки в магазине денег не платят. Наличных денег у зека нет и быть не может, так как считается, что если у осужденных на руках будут деньги, то они начнут друг у друга воровать, играть на них в карты и делать другие запрещенные вещи. Деньги лежат на счету, открытом на имя каждого заключенного. И на отоварку каждый может потратить ежемесячно определенную часть, не больше.
Причем для разных групп осужденных — разный лимит денег. «Желтобирочники», кого поставили на учет как склонных к экстремизму, имеют право ежемесячно потратить только две базовые величины, в 2022 году это было 62 рубля, то есть почти 25 долларов. А для большинства осужденных лимит был пять базовых, то есть под 75 долларов.
Однако многие из заключенных в нашем отряде таких денег на счету не имели, даже и две базовые величины для них были недостижимой мечтой. Откуда их взять? Заработать 60 рублей на промке нереально, там нормальным считается, если за месяц начисляют три-пять рублей.
Что же касается помощи с воли от родителей-родственников, то многие ее не получали вообще или получали минимальную. По этой причине мой сосед Вадим выходил на отоварку не чаще раза в месяц. Отжалеет ему мать с пенсии 20-30 рублей, перечислит на счет, вот на них и «шикует». За блок дешевых сигарет (а это 10 пачек) нужно отдать почти 20 рублей. Остается только на пачку кофе (хватит на неделю), может еще какой-то пакет печенья. Да горсть карамелек получит на сдачу — вот и вся отоварка. Уже через неделю стреляет сигареты. И таких в отряде не меньше половины.
А были и те, кто вообще никакой домашней помощи не имел. Для них подаренная конфета — большая радость.
В нашем магазине всегда можно было приобрести следующие продукты: колбасу, сосиски или сардельки, кондитерские изделия, рыбные консервы, сливочное масло, консервированные салаты, сгущенку или сухое молоко, сыр, чай, кофе, джемы, майонез, кетчуп.
Повторюсь, с конфетами, шоколадом, зефиром и разным печеньем проблем никогда не было, а вот про молочку, овощи и особенно фрукты этого не скажешь. Но, по словам опытных зэков, зимой фруктов-овощей вообще нет, чему можно поверить. Ведь даже в середине лета 2022 года в колонии без ограничений я мог покупать в магазине только лук и чеснок. Без перебоев торговать огурцами, помидорами и яблоками магазин начал только в конце лета.
И это еще не вся проблема. Того, что появилось в продаже, заключенному может и не достаться. Со мной несколько раз бывало, что пока до меня доходила очередь, яблоки кончались. Либо регулярно исчезали творожные сырки, так как на них очень много желающих — в колонии безумно ощущается нехватка кальция.
Кстати, чтобы сохранить относительное равенство, в колонии завели специальную систему. Поскольку осужденные заходят в магазин по очереди, составленной соответственно алфавиту, придумали периодически менять отсчет. То сверху вниз, то снизу вверх. Если первыми проходили в магазин заключенные с фамилиями от А и ниже, то в следующий раз — от Я и выше.
Конечно, лучше бы завозили в магазин больше творога, яблок или других дефицитов, но почему-то так наладить торговлю никогда не удавалось. «А как тут предусмотришь, чего вам больше нужно?!» — отвечала продавец на претензии, что сегодня нет сгущенки. В результате набрали сухого молока. А позже узнали, что и на свободе сгущенка исчезала из всех магазинов и появилась, только когда значительно подорожала.
Столовка
Здание для приема пищи занимает на территории колонии центральное положение, и это неслучайно. Штаб где-то еще на подходе к главной дороге, клуб сбоку, рядом с стадионом, а столовая — вот она, как некогда обком партии, на центральной площади. За «триумфальной аркой» в виде ворот с колючей проволокой наверху и скрипучей форточкой, только памятника Ленину не хватает, а так — атрибутика похожа. Лозунг «Не упусти свой шанс на здоровую жизнь», газончики по бокам, хорошо отремонтированный фасад с большими буквами «СТОЛОВАЯ». Видно, чтобы зеки не ошиблись, когда в ливень или снегопад будут добираться сюда поодиночке — это в плохую погоду, слава богу, позволяют.
Сама столовая двухэтажная, с залами размером где-то 70 на 20 метров на каждом этаже и скрытой за стеной кухней. Как бойницы, из кухни в зал глядят окошки, через которые выдают диетическое питание. Зеки, больные сахарным диабетом или другими болезнями из списка Минздрава, приходят к таким окошкам за едой по отдельному графику.
На первом этаже есть уголок с умывальниками — единственное в колонии место, где течет горячая вода. Кранов где-то восемь. Но руки перед едой там мало кто моет, некогда, нужно быстрее занять свое место за столом. Чаще моют ложки уже после еды, тогда стоит очередь.
Едят зеки за длинными столами поперек зала. На ближнем торце столов кучкой стоят чашки с чаем или с компотом-киселем, далее все заставлено мисками с кашей. Подхватываешь чашку и миску, пробираешься между скамейками вдоль стола, контролируешь при этом каждое движение, чтобы, не дай бог, не пролить кому чай на голову, доходишь до своего места на скамье и быстренько начинаешь… Нет, не есть. Еще нужно успеть отломить от надрезанной буханки кусок белого хлеба. За черный можно не переживать, его всегда хватает.
И только потом садишься, достаешь из специального кожаного чехольчика ложку, за ней коробочку с приправой-солью, и вот тогда — берешься за кашу.
Пожелать «хорошего аппетита» соседям по столу — это уже как подсказывает культура. Большинству не подсказывает, хотя откликаются обычно все, кто рядом. На еду остается десять минут. Чуть больше, если это обед, ведь в ту же миску, где был суп, еще положат каши с вареной колбасой, за которой придется пробираться к баландеру. Но бывает, что второе блюдо уже ждет в отдельной миске на столе. Тогда обед кончается быстрее.
Кстати, никакой команды «Встать!» Пока едят, все поглядывают на отрядного завхоза. Тот, как наестся, идет к окну и смотрит на площадь напротив столовой. Именно там строится очередной отряд, который поел. Как только место освобождается и подходит очередь нашего отряда, завхоз просто идет к лестнице. Вот это и есть сигнал кончать с едой и выходить во двор. Тогда все быстренько поднимаются — доел, не доел, но беги вниз и стройся.
Разумеется, уже не обращают внимания на скамейки, на которых сидели. Но в карантине учили, что после еды скамейки нужно поднимать на кронштейны, прикрепленные к столам. Только хорошие приемы быстро забывают, здесь другие реалии. Уберут за нами баландеры. Считается, что гонораром за дополнительную работу им будут лишние котлеты. Или чем там они смогут поживиться.
Драма: котлета и баландер
Говорят, что порядки в отряде, где живут баландеры, довольно строгие. Один из наших ребят три года назад после карантина попал в тот отряд. Пробыл полтора года и благодарит судьбу, что удалось перевестись. «Да это, блин, каторга!» — закончил Николай рассказ о своей карьере баландера.
Сначала он считал, что поскольку оказался близко к кухне, то повезло. Будет не только хлеб, но и масло с котлетой. Только та лишняя котлета в пользу Николаю не пошла. Кривится, как вспоминает таскание по столовой тяжелых котлов с едой, уборку посуды со столов, мытье грязного пола в огромном помещении. А еще — ссоры с друзьями за кусок мяса.
«Бывало, за день не присядешь, да на… тот кусман! Тьфу! Выносил под курткой полбуханки белого хлеба, так контролеры увидели, остановили. Наказали, а тогда перевели сюда. Во рту меньше, зато спокоен», — сейчас Николай тюремной судьбой более-менее доволен.
Сидеть ему еще несколько лет. Ходит на промку, дышит мазутом, но терпит. Из дома переводами никто ему не помогает, старая мать сама едва выживает на малую пенсию. Бывает, что соберет небольшую посылку, вот и вся поддержка. Николай живет на то, что здесь заработает. Кофе покупает в тюремном магазине на те несколько рублей, что начисляют за работу на промке. А сигареты добывает тем, что один убирает «хату» и моет умывальники — за это ребята ежемесячно платят ему по пачке сигарет каждый.
Но вернусь за свой стол. За ним могли усесться человек шестнадцать, если впритык, но два-три места, чаще в обед или ужин, пустовали. В таком случае лишние щи или перловка с колбасой доставались как добавка другим заключенным. Но не тогда, когда к каше давали котлету (раз в неделю такое случалось). Тогда учет был сверхточный. Баландеры перед раздачей по несколько раз пересчитывали котлеты и сверяли с количеством едоков. Не дай бог кто получит лишнюю.
Ах! Поджаренная до бронзовых бочков, толстенькая, блекло-розовенькая и сочная внутри госпожа котлета! До сих пор голову кружит от твоего запаха, который немного напоминал аромат от домашней, бабушкиной сковороды.
Да, тюремная котлета — настоящая радость бедного арестанта. Жаль только, что всего одна в неделю. С каким наслаждением отведал бы тебя снова, но не дай бог вернуться в ту холодную столовую с раскрытым окном, в которое наклонился завхоз, а мы ждем его взгляда, а пока не повернулся, заталкиваем ту котлету в рот, чтобы еще успеть запить ее кисловатым компотом. Скорей!
- Журналист «Радыё Свабода» Олег Груздилович был арестован в 2021 г., осужден на 1,5 года заключения и признан политзаключенным. Отбывал наказание в исправительной колонии №15 под Могилевом. Вышел на свободу в сентябре 2022-го. Сейчас живет в Вильнюсе.
Олег Груздилович освободился по помилованию Лукашенко. Выглядит он как после концлагеря
«Приветствуем в аду!» Журналист Олег Груздилович рассказал о своем опыте в ШИЗО и объяснил, чем он отличается от карцера
«Некоторые моменты всплывали в голове, как в кино» Олег Груздилович — о своей книге о девяти месяцах в неволе
Комментарии