«Надеюсь, меня примут в батальон Калиновского». 19-летний Тихон Клюкач — о пытках политзаключенных и любви, пронесенной через решетку
Подростков Тихона Клюкача и Соню Малашевич задержали 6 сентября 2020 года после минского Марша единства. Парня и девушку — на то время им было по 18 лет — обвинили в участии в протестах и в том, что они расписали баллончиками щиты спецсредств заграждения. Тихона приговорили к полуторам годам заключения, его девушку Софью — к двум.
7 марта Тихон Клюкач вышел на свободу, а на днях уехал из Беларуси. Поговорили с бывшим политзаключенным о пытках за решеткой, красивых рисунках в письмах на волю (вы точно их помните) и ту самую красавицу Соню.
«Когда началась предвыборная вакханалия, уже не мог сидеть дома»
«Наша Ніва»: До событий 2020 года вы интересовались политикой?
Тихон Клюкач: И в раннем детстве, и позже, в школьные годы, я больше интересовался историей Беларуси. Уже из-за этого начал интересоваться политикой и нынешней ситуацией в стране.
«НН»: То есть равнодушным к стране никогда не были?
ТК: Не был, конечно.
«НН»: А почему любили именно историю Беларуси?
ТК: Видимо, всегда хотелось понимать то, что мы не хуже других народов, знать, что когда-то и у нас была великая держава, что и у нас были героические предки. То есть знать больше, чем то, как себя воспринимает большинство белорусов — якобы они появились только после объявления БССР и так далее. Хотелось чувствовать себя частью чего-то великого, героического.
«НН»: Ваш любимый исторический персонаж?
ТК: Для меня — думаю, и не только для меня — всегда был примером Кастусь Калиновский.
«НН»: Когда ваш интерес к судьбе государства перерос в желание активно отстаивать свою позицию и протестовать?
ТК: Это началось весной 2020 года. У нас в Бресте и раньше проходили акции протеста, но это были выступления против строительства аккумуляторного завода. Я тоже их посещал, но редко. И когда [в 2020 году] началась та предвыборная вакханалия, я уже не мог сидеть дома и начал выходить.
«НН»: В каких акциях тогда принимали участие?
ТК: Это были акции солидарности и сбор подписей за Бабарико, Тихановского и других кандидатов. У нас как-то быстро это все объединилось с протестом так называемых аккумуляторщиков, то есть в отличие от других городов, у нас уже была основа для будущего протестного движения.
«НН»: Кроме протестной активности, что еще было тогда в вашей жизни? Насколько знаю, поступили в колледж.
ТК: В колледж я поступил уже позже, и это довольно интересная история. Я довольно неплохо рисую, и хотел в том году поступать на художника-модельера. Но, к сожалению, экзамен по рисунку должен был пройти 11 августа, а в ночь с 9 на 10 [августа] я успешно сел на десять суток. Потом поступил в колледж на специальность парикмахера, но успел там проучиться только неделю, потому что в начале сентября участвовал в Марше единства в Минске. Там меня задержали, и я провел неделю на Окрестина, а когда позже вернулся в Брест, меня уже отчислили.
«НН»: Как вы встретили Соню?
ТК: Мы познакомились в колледже, учились с ней в одной группе.
«НН»: Чем привлекла эта девушка?
ТК: Свой смелостью, любопытством к происходящему в нашей стране. Она по духу очень похожий на меня человек.
«НН»: С чего для вас начались послевыборные протесты?
ТК: В ночь с 9 на 10 августа я был в Бресте. Мы с друзьями хорошо знали, что будет происходить, понимали, что они не дадут победить Тихановской. Поэтому собирались на протесты, у нас были флаги. И вот вечером 9 августа, когда уже объявили результаты выборов, мы с друзьями вышли на центральную улицу Бреста, Советскую. На то время люди боялись собираться, так как на улицах было много военных и милиционеров.
Сначала мы не понимали, что делать. А потом мы, человек десять, просто развернули флаги и пошли по улице Советской, кричали «Жыве Беларусь». Когда мы прошли эту улицу, за нами уже шло человек триста. Тогда против нас вышло несколько рядов ОМОНа. Я пытался сказать людям, чтобы они встали в сцепку, тогда меня и взяли. К сожалению, они не встали, ОМОН побежал, и я оказался в автозаке.
«НН»: Что помните из того, первого ареста?
ТК: Прежде всего, дикую жестокость их (силовиков. — «НН») в отношении протестующих. Людей избивали, избивали и лично меня, люди были синие, черные. Когда взяли меня, в изоляторе временного содержания в Бресте уже не было мест, поэтому нас увезли в изолятор в Березу, где нам не дали матрасы. Через день нас вернули в Брест, но уже в СИЗО. Там в камере на 6 человек нас сидело 23.
«НН»: Верили, что протесты сумеют изменить систему и уничтожить режим?
ТК: Думаю, на то время все в это верили. Я и сейчас думаю, что где-то 16 августа мы чуть-чуть не победили. Дальше уже, конечно, этой веры было меньше,но я уже не мог не ходить [на протесты] и ничего не делать.
«НН»: Почему?
ТК: Потому что тогда получится, что все это было зря, что людей на наших улицах убивали зря, что люди сидели и сидят зря.
«Каждый бы пытался выгородить девушку, которую любит»
«НН»: Марш 6 сентября стал первым, который вы посетили в Минске?
ТК: Да. В Бресте протестного движения тогда стало гораздо меньше, и хотелось увидеть, как это происходит в Минске, как там люди прокладывают маршруты. Возможно, хотелось взять какой-то опыт от минских протестов. «НН»:
И почувствовать настроение большого марша?
ТК: Конечно, и это тоже.
«НН»: Вас с Соней задержали во время того марша за инцидент возле щитов спецсредств заграждения «Рубеж». Расскажите, как все было.
ТК: Толпа людей стояла перед этими «Рубежами», они кричали, там было много плакатов. Некоторые люди писали свои мысли на щитах, так сделала и Соня. О том, почему она это сделала, Соня сама рассказывала в суде. Ее целью было привлечь внимание к происходящему в нашей стране, как-то высказать об этом свое мнение. Потом толпа людей, что там была, пошла в обратном направлении, мы остались. Тогда сначала взяли меня, а Соня позже захотела ехать в РУВД, чтобы меня забирать, и так получилось, что и ее тогда взяли.
«НН»: То есть она делала ту надпись, а вы это снимали?
ТК: Да.
«НН»: Что было после вашего задержания?
ТК: Забросили в автозак, брызнули в лицо перцовым газом из баллончика, увезли в РУВД. Позже там оказалась и Соня. Начались допросы, я пытался взять всю вину на себя, но не знал, что есть столько видео о том, как Соня рисует на щитах. Она пыталась подать все так, будто я ничего не делал, а все делала она. Вот так мы и наговорили на то, что пошли по одному делу. По сути, сдали друг друга, хотя пытались друг друга выгородить.
«НН»: Почему пытались ее выгородить?
ТК: Я думаю, каждый бы пытался выгородить девушку, которую он любит.
«НН»: Чем закончилось то задержание?
ТК: Сначала нам дали штрафы по административке, статья 23.34. Следующую неделю мы провели частично на Окрестина, частично в РУВД, каждый день ездили туда на допросы. В итоге мы вышли под подписку о невыезде.
На меня в этот момент завели в Бресте несколько административных дел по 23.34. Главным свидетелем на моих судах был начальник Ленинского РОВД Бреста Самосюк, на тот момент подполковник. Мне дали 15 суток, потом еще 15, и потом еще 15. Эти 45 суток я отсидел частично в изоляторе в Бресте, а частично — в изоляторе Столина.
После я вышел, еще дней десять был на свободе. Потом меня вызвали в Минск якобы на допрос, где сказали, что прокурор изменил меру содержания и до суда я буду под арестом. То же самое было и с Соней. Меня направили в следственную тюрьму №8 в Жодино.
«НН»: Как все воспринимали ваши родители?
ТК: По-разному. Конечно, были очень расстроены, злились — иногда на нас, иногда на саму ситуацию. Но со временем мои родители меня поняли и поддержали.
«НН»: Вы ожидали, что все может закончиться реальным сроком?
ТК: Да, ожидал. На то время мне предложили уехать из Беларуси, но я решил оставаться. Еще была какая-то надежда на победу, на то, что я могу сделать что-то в Беларуси. Теперь, когда я вышел, у меня такой надежды уже не было — на скорую победу, по крайней мере.
«НН»: Пока вы еще не получили приговор и не попали в колонию, люди могли присылать вам письма солидарности, в ответ на которые вы часто присылали красивые рисунки. Где-то учились рисовать?
ЦК: Нет, не учился. Те рисунки, что присылал в письмах, — меньшая часть из того, что я рисовал, пока находился в тюрьме, так как это те рисунки, которые могли пройти цензора. Рисовал много чего с нашей национальной символикой — с «Погоней», с бело-красно-белым флагом. Любил рисовать карикатуры на нашего нелегитимного президента, иногда при обысках их находили. Именно за такие рисунки я позже сел в Жодино сначала на 10 суток карцера, а потом еще на 10. К сожалению, не удалось взять рисунки с собой на свободу.
«НН»: Как чувствовали себя после оглашения приговора?
ТК: Больше беспокоился, конечно, не за себя, а за маму, за бабушку, за Соню. Она получила на полгода больше, чем я.
«Пять номеров газеты «Новы Час» стоят 30 суток в карцере»
«НН»: Какую работу вам дали в колонии?
ТК: Некоторое время работал в пекарне, а позже перешел в так называемый цех по изготовлению лучины. Это тресочки, на которые распиливаются доски. Потом их упаковывают в небольшие мешки, которыми загружают фуру, и она куда-то уезжает.
«НН»: Сколько времени провели в колонии?
ТК: С 1 мая 2021 года до 7 марта 2022 года.
«НН»: Что за люди окружали вас во время заключения?
ТК: Очень разные. Сейчас среди политических заключенных в Беларуси есть много случайных людей, которые вышли, например, на митинг только раз или два, написали какой-то комментарий, поставили лайк или сделали репост. Когда они приезжают в колонию, эти люди плохо понимают, за что они сидят и почему они это сделали. Есть такие, которые начинают думать, как быстрее выйти, начинают писать письма Юрию Воскресенскому, прошения о помиловании. Таких много, но есть и другие. Их, к сожалению, меньше. Есть те, кто отказался писать прошение о помиловании, кто может сказать администрации то, что о ней думает.
«НН»: А вам приходило письмо от Воскресенского с предложением просить Лукашенко о помиловании?
ТК: Да, я даже какое-то время думал, не написать ли ему ответ, но понял, что мой ответ не пропустит никакая цензура.
«НН»: Что бы вы написали в таком письме?
ТК: много чего можно написать, но начал бы я, конечно, со слова «предатель».
«НН»: В колонии на вас доносили?
ТК: Конечно. Кроме политических, в колонии сидят преступники, и они составляют большую часть заключенных. Это торговцы наркотиками, убийцы, насильники и другие. И среди них очень много доносчиков и стукачей. Через них администрация осуществляет большое давление на политзаключенных.
«НН»: Вы упомянули торговцев наркотиками, но в Беларуси по наркотическим статьям часто сажают подростков, которые получают непропорционально большие сроки.
ТК: Иногда бывает и так, но, отбыв свой срок, могу сказать: большинство из тех, кто сидит за наркотики, как раз и должны за них сидеть.
«НН»: За что вы попали в ШИЗО в колонии? ТК: Начну с того, что ШИЗО — то место, где бывает каждый политзаключенный, кто-то больше, кто-то меньше. На самом деле, можно повесить человеку нарушение, даже если этого нарушения не было. Просто к тебе подходит представитель администрации и говорит: ты со мной не поздоровался, ты не дал доклад или еще что-то не сделал. Потом они пишут рапорт на нарушение и закрывают тебя в ШИЗО. Это можно сделать с каждым, даже если никакого нарушения не было.
Что касается меня, то, когда я приезжал в колонию, сумел, несмотря на обыск, пронести с собой пять номеров газеты «Новы Час». Тогда я еще не знал, что много зэков ходят «постучать» в штаб, поэтому по своей неопытности отдал эти номера газеты некоторым людям почитать. После этого меня закрыли сначала на десять суток, потом еще на десять, а потом и еще на десять. То есть в колонии пять номеров газеты «Новы Час» стоят 30 суток в карцере.
«НН»: Какими были эти 30 суток?
ТК: Психологически это довольно трудно. ШИЗО — небольшое помещение, в котором ничего нет, и главная проблема — то, что там нечего делать. Ты просто, по сути, ходишь целые дни из угла в угол. Где-то на 19-20 день единственная мысль, которая остается, — только бы не сойти с ума.
«НН»: Это был один из самых тяжелых моментов за время заключения?
ТК: Да.
«НН»: А что поддерживало во время вашего срока? ТК: Я видел таких людей, которые не сдавались и продолжали бороться и на свободе, и в тюрьме, слышал о них. Всегда ориентировался на таких людей, и то, что они были, всегда давало сил как-то выживать и смотреть в будущее с оптимизмом.
«НН»: Вы говорите о людях, которые продолжали бороться в тюрьме. Как это?
ТК: Не начинать сотрудничать с администрацией, потому что она всем предлагает такое сотрудничество, отказываться писать прошение о помиловании на имя нелегитимного президента и так далее.
«НН»: Кроме ШИЗО, с каким еще давлением сталкивались?
ТК: В ИК-15 — насчет других колоний не знаю — была такая традиция «приветствия» политзаключенных: когда человек приезжал в колонию, его избивали в течение нескольких часов. Потом политических лишали свиданий, короткого и долгого, позже лишали посылки. Через это проходили почти все политзаключенные.
«Еще ничего не закончилось»
«НН»: Вы вышли на свободу почти через две недели после начала войны в Украине. Насколько в колонии можно было понять, что происходит?
ТК: К сожалению, из средств информации были только новости на официальном белорусском телевидении, на ОНТ. Но если перевернуть все то, что они говорят, то можно понять, что происходит.
«НН»: Отношение к политическим изменилось с началом войны?
ТК: Нет, не изменилось.
«НН»: В какой Беларуси вы оказались, когда вышли на свободу?
ТК: Честно говоря, не ожидал увидеть то, что я увидел. Это страна повальной реакции, по сути, оккупированная Россией. Кстати, я потому и уехал, потому что сейчас в Беларуси очень трудно что-то делать. Больше возможностей для этого есть в той же Украине, потому что если Украина победит Россию и Путина, это очень приблизит освобождение Беларуси. У нас сейчас, по сути, единственный враг — Путин, потому что Лукашенко сейчас является только его заместителем. Это та империалистически-совковая страна, российско-совковая империя, которую Путин собирается отстроить, и наша борьба — против него, против этого совка, против империализма.
«НН»: Насколько до вас в колонии доходила информация о репрессиях в стране? Наверное, там появлялись новые узники, они могли что-то рассказать.
ТК: Конечно, новые люди появлялись, но когда они были на свободе, немногие из них были заинтересованы в происходящем. Поэтому сведений доходило немного.
«НН»: Чем сейчас планируете заниматься?
ТК: Я хочу продолжать свою борьбу и буду ее продолжать. Теперь я надеюсь вступить в батальон имени Кастуся Калиновского, надеюсь, меня туда возьмут.
«НН»: Возможно, поддерживаете связь с родителями Сони?
ТК: Сейчас, к сожалению, нет, но буду искать эту связь.
«НН»: Что бы вы ей сказали?
ТК: В последний раз я видел ее в тюрьме №8 в Жодино, просто прошел мимо нее по коридору. Еще до этого, на Володарского, мы гуляли в соседних двориках. Тогда она крикнула: «Тихон, я люблю тебя!» Я мог ей ответить только так же: «Соня, я тебя люблю!»
«НН»: Чувствуете разочарование?
ТК: Нет, и не хочу давать себе его чувствовать. Еще ничего не закончилось, мы должны продолжать идти к той цели, к которой мы шли в 2020 году.
«НН»: Если бы сейчас перенестись в весну 2020 года, вы бы что-то изменили?
ТК: Возможно, действовал бы более решительно, радикально.
«НН»: Но шли бы этим же путем?
ТК: Да, конечно.
«Наша Ніва» возобновляет сбор донатов — поддержать просто
Валентин Стефанович: Я запомнил это на всю жизнь, это ощущение достоинства человеческого
Эдуард Бабарико из заключения: Жизнь каждый день дарит новые открытия и маленькие радости
«Можно взять автомат и пересечь границу?» Паук спросил у пограничников, законно ли российские войска в 2022 году пересекли белорусско-украинскую границу66
Комментарии