«Когда в кинотеатре стоят очереди, ни у кого не будет вопроса, есть ли белорусское кино, нет ли»

«В Польше снял первые два фильма после многих лет перерыва»

— Максим, где ты сейчас находишься и чем занимаешься?

— Я в Польше, в Варшаве. Когда закончилась программа для белорусских кинематографистов Film Bridge Belarus, последний этап которой проходил в Гдыне, я решал, куда мне дальше податься.

Было похоже, что возвращаться в Беларусь опасно. Тогда я начал искать жилье в Варшаве. Позвонил по первому номеру, который мне попался. Хозяйка квартиры спросила, чем я занимаюсь. Я ответил, что я — режиссер. «А я актриса», — сказала она. Что было правдой. Так я с первой попытки снял комнату.

Легализовался в Польше. Сейчас пытаюсь устроиться в профессии. Чтобы заработать деньги, например, работал помощником режиссера на польском сериале «Rolnicy. Podlasie» — «Фермеры. Подляшье», заполнял монтажные листы. Во время съемок побывал практически у белорусской границы. А там же живут наши автохтонные белорусы. У них очень интересная речь — где-то ближе к белорусскому языку, где-то — к украинскому, иногда кажется, что это русский с сильным акцентом. Они это все называют «размаўляем по-своему». Мне было хорошо работать, как среди своих.

— Расскажи о своих фильмах, которые ты снял за это время, после отъезда из Беларуси.

— Я снял два фильма в 2022 году, а в прошлом году, в 2023-м, показывал их. Они стали первыми за много лет — у меня был большой перерыв, когда я ничего не снимал. Один из них — документальный фильм «Белорусский процесс» — показали на польских телеканалах. Теперь он доступен на youtube. Второй фильм — «Дневник Анастасии» — о белорусской художнице Анастасии Рыдлевской и ее жизни в эмиграции. Эта лента недавно получила две отметки на фестивалях.

Еще я снял игровую сцену о свидании белоруса и украинки во время войны. Согласно концепции программы Film Bridge Belarus, эта учебная сцена-кинопроба начинает работу над фильмом, которую далее режиссер продолжает самостоятельно. Я написал сценарий к этому фильму, хожу по питчингам, чтобы найти продюсера. Побывал уже на четырех. Например, был на питчинге в таком формате, как «быстрые свидания с продюсерами», когда у тебя есть три минуты, чтобы подсесть за столик к продюсеру и рассказать, что ты хочешь снимать и почему это важно, короче, заинтересовать. Далее через три минуты к нему подсаживается другой кандидат. И таких на старте около 100 человек.

Наверное, самым серьезным был питчинг Ассоциации польских кинематографистов. Там мне сказали, что мой короткометражный сценарий не много добавляет к сцене, что лучше развить его в полный метр, и я это сам чувствую. Наверное, эта кинопроба получилась очень глубокой, она сама по себе рассказывает историю.

«Я представил — а что если сегодня я иду на свидание с девушкой-украинкой?»

— А о чем эта сцена? Можешь рассказать подробнее?

— Герой сцены — белорус, героиня — украинка. Они пришли на свидание после начала полномасштабной войны в Украине. Эта история базируется на том, что сейчас происходит в Варшаве, где поселилось очень много украинцев и белорусов. Случаются между нами разные истории — жизнеутверждающие, веселые или более драматичные, складываются пары.

Идея родилась после вторжения России в Украину. Я представил — а что, если бы у меня на сегодня было назначено свидание с девушкой-украинкой? Этот сюжет идет из жизни и его нужно рассказать. Пока я не берусь говорить, будет это полнометражный фильм или нет, но в том или ином виде я бы хотел его дотянуть. Хочется раскрыть судьбу героев, их характеры, рассказать об обеих странах. Буду еще составлять заявку и надеяться, что этот проект получится.

— Что поспособствовало съемке после многолетнего перерыва? Вдохновение, необходимость зарабатывать?

— Это абсолютно конкретно связано с программой Film Bridge Belarus. В рамках обучения нужно было снимать. Эта программа была создана польскими кинематографистами из Школы Вайды и Гдыньской киношколы как выражение солидарности с белорусами после 2020 года.

Я наконец получил возможность реализовать свои идеи, а нужно для этого немного. Когда-то в университете я снял два фильма на ленте. Это дорогостоящая, сложная технология. А сейчас цифровые технологии позволяют снимать кино относительно небольшой ценой. Здесь нужна только точка опоры, чтобы что-то сделать, какой и стала для меня эта программа. Она частично проходила дистанционно. Сначала было вступительное задание-«челлендж», мы должны были снять этюд за пару дней в свободном стиле на тему «Есть риск — есть забава».

Я снял этюд в Бобруйске, в том числе на площади Ленина, рискуя, что меня «примут» сотрудники милиции во время этих съемок. Хочу поблагодарить друзей за помощь в съемках. По итогам были отобраны участники курса и начались онлайн-занятия.

Следующим этапом была поездка в Польшу — на два месяца в Варшаву и еще на два — в Гдыню, чтобы снять соответственно игровую часть и документальную. Я приехал в Польшу 15 февраля 2022 года, а 24 февраля началась российско-украинская война. Это изменило все обстоятельства.

«Надо было объяснять, что белорусский курс не означает поддержку страны-агрессора»

— Что изменилось?

— Во-первых, отношение к белорусскому курсу. То, что началось как жест солидарности, оказалось неудобным, так как надо было объяснять, что белорусский курс не означает поддержку страны-агрессора. С тех пор это вообще надо везде объяснять. Когда я получил задание ехать в Гдыню и снять документальный фильм, я написал в группу в фейсбуке, которая объединяет жителей Гдыни, что я — режиссер из Беларуси, собираюсь приехать, снять документальную ленту, спросил, может у них случилась какая-нибудь интересная история, которая могла бы стать сюжетом для фильма.

В ответ я прочитал много «интересного» о себе. Некоторые забили тревогу — люди, это что же такое, приедет парень из Беларуси и будет снимать, а у нас здесь, между прочим, военные объекты! И все в таком духе. Я тогда едва отбился, хотя и объяснял, что у меня только творческие цели, но понимания не нашел. Мир изменился.

И это направило к другим историям, которые можно и нужно снимать во время войны.

Павялічыць

В соседнем Гданьске я «по наводке» координатора курса нашел нашу соотечественницу — Анастасию Рыдлевскую, звезду арт-сцены, и снял документальный фильм о ней. Он получил специальное упоминание белорусского конкурса на кинофестивале «Паўночнае ззянне», а также приз за лучший документальный фильм на кинофестивале Kautik в Индии.

На «Паўночным ззянні» также состоялся онлайн-показ, фильм могли увидеть зрители во всем мире, а главное — в Беларуси. Это мой первый документальный фильм, и это феноменальный опыт для меня. Ведь перед тобой не актер, играющий роль, а человек, который впускает тебя в свою жизнь. Я раньше не снимал документальное кино, поэтому действовал бессовестным образом — влез в семейную жизнь героини фильма. Но в итоге получилась очень искренняя и красивая история.

— А удалось ли снять в Беларуси что-нибудь, кроме учебного этюда?

— Только трансляцию в фейсбук с бобруйской площади Ленина во время митинга «нетунеядцев» в 2017 году и «Кадр на 7 суток ареста», как я его назвал, в 2020 году — когда я на улице включил телефон, снял несколько секунд темноты и тут же меня «приняли» — я даже не заметил, как ко мне подбежали милиционеры. Серьезного я ничего не снял в Беларуси.

Я учился в Украине и там снимал украинское кино. Мастер, режиссер Михаил Ильенко, нам говорил: Если вы в Украине, во-первых, говорите по-украински, во-вторых — мы, для нас, о себе — такое было кредо его мастерской. Это значит, что здесь делаем кино мы, а не приглашенные зарубежные звезды, искренне рассказываем о нашей действительности, чтобы зрители пошли в кинотеатры на свое, национальное кино. Это были украинские фильмы. Конечно, я закладывал в них свой опыт, но кто-то его отчитывал, а кто-то — нет. Поэтому только сейчас в Польше я сумел рассказать что-то непосредственно о Беларуси.

«Странно снимать кино о Беларуси в Польше с героями, которые были вынуждены покинуть Беларусь»

— Расскажи о фильме «Белорусский процесс». Ты хотел снять что-то о наших событиях 2020 года?

— Этот фильм сделан вопреки всем правилам кинопроизводства. Когда после окончания программы я приехал в Варшаву, ко мне обратились знакомые, довольно случайно, и спросили, не было бы мне интересно сделать фильм на тему универсальной юрисдикции. Рабочее название фильма звучало как «Механизм универсальной юрисдикции в действии». Слишком сложно, казалось бы, но тем и интересно.

Универсальная юрисдикция — это принцип, согласно которому за некоторые категории преступлений, как в данном случае — пытки, преступника можно привлечь к ответственности в любой стране, не обязательно в той, где преступление было совершено. Моей задачей было сделать перевод с юридического языка на человеческий. Снимал в очень быстром темпе и называл себя тогда «исполняющий обязанности киностудии», так как у меня было много функций, помимо сценариста и режиссера.

Это был тот еще челлендж. Но фильм получился, хотя я, может, представлял его немного иначе. Я благодарен за возможность снять этот фильм, так как такое ощущение, что это то, что я должен был сказать. Удивительно, что спустя годы после обучения в Киеве, в Польше, с героями, которые вынуждены были покинуть Беларусь, ты снимаешь кино о Беларуси, о своей стране. Но это тем более дает тебе ощущение, что этот фильм необходимо было снять.

Павялічыць

— Что ты сказал в этом фильме?

— Лента отвечает на вопрос «Что делать?». Рассказывает о малых делах, которые люди после своего ужасного опыта пытаются делать. Именно в этом ответ, хотя кого-то он может не удовлетворить. Что еще важно — герои рассказали свои истории открыто. Да, в фильме много «говорящих голов», герои много говорят и якобы ничего не происходит. Но практически это показания по уголовному делу — то, что они рассказали.

Вместе с тем рассказ не протокольный, а очень живой. За чем всегда интересно следить в кино? За лицом человека, лицом, глазами, как он реагирует на что-то. И это здесь получилось, так как люди не побоялись рассказать свою историю от первого лица.

Фильм состоит из трех частей: возвращение к 2020 году, рассказ до сегодняшнего дня и вывод, куда идти дальше.

Еще у нас был польский герой. Студент Варшавского университета, изучавший Восточную Европу. Он попал в Минск во время протестов. Это тоже взгляд на нас со стороны, что очень интересно — перейти на другую сторону и посмотреть оттуда на себя, свою страну.

Особенно важно показывать этот фильм тем, кто о Беларуси ничего не знает, говорит, как это могло быть, такие пытки — не преувеличение? Хотя, наверное, не все захотят смотреть документальное кино, тем более о таких травматических событиях. Это требует от зрителя определенного усилия. И, в принципе аудитория у документального кино меньше, чем у художественного. Но я счастлив, что открыл его для себя.

Существует ли белорусское кино?

— Да, приходилось слышать мнения, что еще слишком мало времени прошло, чтобы снимать кино о тех событиях, тем более, мы до сих пор в них живем. Некоторые говорят, что не могут смотреть фильмы на эту тему, потому что больно. Что ты думаешь об этом?

— Я не соглашусь, что слишком рано. Нет такого условия, что должно пройти какое-то время. Пока есть возможность, нужно снимать. Но пока, очевидно, художественное кино про 2020 год проигрывает документальному. Ведь силу факта можно перебить художественным образом, который не должен дублировать действительность.

Художественный фильм формирует собственный мир. Он, хотя может не соответствовать некоторым фактам совершенно точно, должен быть правдивым. Либо получится создать жизнь на экране, либо нет. И если нет, художественное кино будет уступать по силе документальному, которое по крайней мере честно зафиксировало определенные моменты.

Когда я снимал игровую сцену, я спросил у украинской актрисы, можем ли мы сейчас об этом снимать — о войне, когда там реально падают бомбы на город, а мы здесь делаем об этом кино. Она сказала, что это очень больно, но вместе с тем она согласилась на съемки. И я не думаю, что надо ждать, пока раны заживут.

— Как ты считаешь, достаточно ли уже снято, рассказано, показано? Что бы ты добавил еще о 2020 годе и дальнейших событиях?

— Ну вот я ношусь со своей историей свидания белоруса и украинки. Она рассказывает о следующем этапе — если было разрешено совершать преступления против собственного народа, то дальше разрешили делать их против соседнего народа.

— Сейчас часто ведутся дискуссии, существует ли вообще белорусское кино. Как ты считаешь?

— Это дежавю для меня — такой же спор я когда-то услышал в Украине, когда приехал туда учиться — есть ли украинское кино? Сейчас, конечно, уже никто не скажет, что нет, так как за последние годы в Украине сумели сформировать новую национальную кинематографию, которая выживает даже во время войны. Нам то же самое надо делать.

Павялічыць

В целом, кажется, как можно задавать такой вопрос, если есть же фильмы, снятые белорусами, получившие лучшие отзывы на фестивалях. Но речь о том, чтобы белорусское кино смотрели в Беларуси, чтобы оно обзавелось собственной аудиторией, и чтобы зритель, который давно махнул на него рукой, снова пошел в кинотеатр или включил телевизор и смотрел свое кино. Задача — чтобы встретились национальное кино и его зритель. Когда в кинотеатре стоят очереди, или все обсуждают, что будет в следующей серии, ни у кого не будет вопроса, есть ли кино, или нет.

«Те, кто снимает вне идеологических рамок, уже не в Беларуси»

— Как решить эту задачу — чтобы встретились национальное кино и зритель?

— Нужна свобода выражения. Например, Украина, что бы ни было, свободная страна, и там это высказывание было возможным. Польское кино на всех исторических этапах честно рассказывало о своей стране, даже во времена социалистической цензуры. Если невозможно в принципе о чем-то рассказать, предлагается ли какой-то идеологический шаблон, иначе кино не будет снято, тогда мы не расскажем о нас и для нас. Тогда вопрос, есть ли белорусское кино, может звучать десятилетиями.

Вторая вещь, кроме свободы выражения — средства. В Украине была основана система открытых питчингов Госкино, были открыты конкурсы, на которых распределялось финансирование. Так должно действовать кино как индустрия, а не как личный поступок одного киношника, отдавшего этому годы жизни и собственные средства.

— Наверное, свобода выражения уже есть у тех кинематографистов, что выехали из Беларуси. Остается вопрос средств.

— Белорусские кинематографисты за рубежом сейчас пытаются объединяться. Была основана независимая киноакадемия, состоялся первый съезд независимых кинематографистов в Варшаве в августе 2023 года. Был создан оргкомитет объединения Belarusian filmmakers’ network. Я это воспринимаю как прообраз Национального института киноискусства — организации, ответственной за киноотрасль вообще и за распределение средств в частности.

Но сложность здесь в том, что мы остались без почвы под ногами. Украинские кинематографисты даже во времена войны имеют свою страну. У нас же произошло разделение на тех, кто снимает в Беларуси и за рубежом. Большинство тех, кто пытается что-то делать на более-менее серьезном уровне и вне идеологических рамок, уже находятся за рубежом. А те, кто в Беларуси — точно знают правила игры и линии, за которые нельзя заходить, темы, о которых нельзя рассказывать.

Однако я не могу сказать, что до конца свободны и те, кто снимают белорусское кино за пределами Беларуси, так как всегда присутствует определенная политическая конъюнктура. Эмигрантскому кино труднее еще и потому, что когда ты приходишь искать средства на фильм, один из первых вопросов — какой бюджет вы уже имеете со своей стороны. Мы отвечаем — от Министерства культуры, институций, как-то связанных с государством, ничего не имеем. Хорошо, отвечают нам, так как если бы имели, мы с вами и разговаривать бы не стали, как с представителями страны-соагрессора.

Однако это значит, что нужно просить 100% финансирования за рубежом, а столько обычно не дают, хотя могут быть исключения. Обычно же ты должен уже иметь определенный процент бюджета фильма, который представляешь на питчинге.

Остается поиск частных средств. Конечно, в первую очередь ты рассказываешь идею, историю, но от практической финансовой составляющей тоже никуда не денешься. И никто не будет заботиться о нашей национальной кинематографии, если мы о ней не позаботимся.

«Сложная задача — снимать Беларусь не в Беларуси»

— А как нам о ней заботиться?

— Во-первых, объединение. Ведь за границей вместо приветствия сначала надо объяснить, что ты не поддерживаешь режим, агрессивную войну против Украины и только потом рассказывать о фильме. Для этого нужно объединение, чтобы донести нашу позицию, чтобы тебе не отказали только из-за гражданства Беларуси. И это проблема не только кинематографии сейчас.

Еще нужно объединяться, чтобы были творческие связи, чтобы действовали белорусские продакшн-студии, которые могут снять фильм за пределами страны. Если снимать Беларусь не в Беларуси, кино может оказаться картонным, потому что требует очень точной реконструкции пространства — города, деревни, чтобы это все выглядело, как Беларусь. Либо зритель просто не поверит. Это сложная задача, но выполнимая, когда ты снимаешь историю в пределах одной комнаты, или когда рассказываешь об эмиграции.

Ну и чтобы было с чем в случае возможности возвращаться. Накопить какой-то багаж опыта, не потерять мастерство. Поэтому любые попытки объединения — это хорошо.

— Европейские фонды, институции как-то поддерживают белорусское независимое кино?

— Производство фильмов — это дорого по сравнению с театром, музыкой, литературой. Теперь, когда вопрос просто в том, чтобы сохранить язык, или белорусские издательства, или возможность выступать для белорусских музыкантов, кино выглядит сложноорганизованным и затратным процессом, поэтому финансируется во вторую очередь. Поэтому ведется речь о формировании независимых киноинституций, которые могли бы отдельно претендовать на какие-то средства.

А еще вопрос о зрителе, захочет ли он пойти на белорусское кино. Вернет ли кино те средства, которые пошли на его производство и каким образом? В кинопрокате, не только в кинотеатре, но также на vod-платформе, например.

В принципе сложно вернуть бюджет белорусского фильма даже используя все возможности национального кинопроката. Чем дороже фильм, тем шире проката он требует, и не в одной стране. Все знают голливудские фильмы, которые успешно прокатываются и формируют моду, идеалы, мысли по всему миру. Но это не означает, что у белорусских фильмов нет шансов.

«Мы, для нас, о себе»

— Руководитель Свободного белорусского театра Николай Халезин недавно задал на своей странице в фейсбуке вопрос белорусам: какое белорусское кино вы хотели бы посмотреть? Жанр, тематика. Что бы ты ответил? Какое кино сегодня нужно снимать и что тебе лично хотелось бы смотреть?

— Я подобных вопросов наслушался на первом съезде белорусских независимых кинематографистов. Они очень абстрактные. Для меня лично сейчас вопрос, сниму ли я вообще еще что-нибудь. Или белорусское кино в эмиграции возможно, или кинематографисты ассимилируются года через три после выезда и найдут себя в польской или в целом европейской киноиндустрии, которая хорошо себя чувствует. Стоит вопрос выживания. Нужна ли нам какая-то система, или это должно быть партизанское кино. Но всегда ли партизанам будет хватать их страстных сердец, пламенных идей и заряженности на то, чтобы пробиться к зрителю со своим искусством?

Поэтому очередное рассуждение на тему, что вам нравится…. Считаю, что нам нужно кино по той формуле моего украинского мастера: мы, для нас, о себе.

Павялічыць

Как помощник режиссера на съемках сериала «Фермеры. Подляшье». Фото: личный архив Максима Буйницкого

— Ты скучаешь по Бобруйску? Хотел бы вернуться?

— У меня в Польше хоть немножко получается снимать, и я бы хотел продолжать. В Бобруйске такой возможности не было. Однако в Бобруйске я провел большую часть своей жизни, он стал частью меня. А мы всегда вкладываем часть себя в то, что делаем, поэтому Бобруйск, конечно, присутствует в моих работах. Конечно, я бы хотел когда-нибудь вернуться. Хотя Бобруйск был для меня очень разным — там были и лучшие беспечные годы в детстве, и самые мрачные, о которых мой друг говорил, что ты если уедешь наконец из родительского дома, то разве что в СИЗО.

Но у меня снова вопрос — что должно произойти, чтобы я смог вернуться в Бобруйск, что я могу сделать для того, чтобы этот вопрос не оставался таким абстрактным? И что я мог бы сделать потом в Бобруйске?

Кино о Бобруйске — экранизация «Легенд Инвалидной улицы»

— А не было попыток что-то снять в Бобруйске, когда ты был тут?

— Пока я был в Бобруйске, дистанционно сотрудничал с коллегами из Украины, Польши, России, и меньше всего из Беларуси. Меня как бы не было там. На съезде белорусских независимых кинематографистов обо мне сказали: этот парень из Украины. Поэтому я говорю — я ни там, ни тут. Но я всегда пытался что-то сделать в Беларуси.

Был такой анекдотический случай. Как-то подруга маминой подруги, личность влиятельная, пообщалась обо мне с кем-то на «Беларусьфильме», убедила, что им надо меня послушать. Меня пригласили, я подготовил резюме, принес свои фильмы на диске. Меня слушают, слушают, а потом спрашивают — а откуда вы знакомы с этой женщиной — подругой маминой подруги, — которая попросила за вас? Больше их ничего не интересовало, только кто меня прислал, чей я.

Потом еще я присылал туда заявку на экранизацию произведения Эфраима Севелы «Почему нет рая на земле». Это одна из новелл «Легенд Инвалидной улицы», которую он после развил в повесть. Я даже попросил у вдовы Эфраима Севелы предварительное разрешение, чтобы написать эту заявку. Но от заявки на «Беларусьфильме» просто отмахнулись, написали, что проект требует большого бюджета. Хотя не было еще сценария, чтобы подсчитать бюджет. Ведь если нет большого, сделаем и за меньший. Но они просто отмахнулись.

Вот такой получилась моя попытка вернуться в Бобруйск и снять фильм о родном городе. А я считаю, что это был бы имиджевый проект для национальной киностудии. Севела рассказывал о Бобруйске «на экспорт», как об условном еврейском местечке где-то в Восточной Европе, чтобы больше читателей узнали в его повестях себя, свои города.

Я хотел в этой экранизации вернуть Бобруйску его конкретный образ и рассказать об оборванных идеалистах, которые пытаются сделать мир лучше между советским и нацистским тоталитаризмом — это тоже мой ответ на вопрос, какое кино нам нужно.

«Если мы не снимем, нашу территорию используют для чужой истории»

— В Бобруйске в последнее время снимают много фильмов, преимущественно исторических. Однако кино именно о Бобруйске вспомнить не могу.

— Так. Бобруйск в тех лентах, которые здесь снимают, выступает только как декорация. Например, фильм о Холокосте «Уроки фарси», что у нас снимался, — он же о Бобруйске ничего не рассказывает. Поэтому нам нужно создавать свое. Если мы не снимем, то придут представители большой киноиндустрии и используют нашу территорию для чужой истории. Но у нас есть своя — зачем нам чужая?

Я не уверен, что мы когда-нибудь вернемся, но когда настанет этот момент, нужно быть готовыми к нему. Поэтому надо сохранять белорусскость даже за рубежом, и я убежден, что это возможно. Каждому сейчас стоит помнить, ради чего его занесло неизвестно куда и ради чего он готов вернуться. Тогда можно надеяться, что когда-нибудь у нас все сложится и получится, и мы вернемся и сделаем что-то полезное на родине. Как говорят — что ты готов сделать для родины? Даже умереть. Но готов ли ты жить ради родины? Это, может, и посложнее будет.

Я понимаю, что у меня нет ничего, кроме нескольких фильмов, что я не построил дом, не родил сына, и что там еще? Потому что я хочу делать кино. Это мой ключ к действительности. Поэтому я оказался в Киеве, потом в Лодзи, потом в Гдыне, и сейчас в Варшаве. Я хотел сделать фильм.

Сейчас для меня важно не забывать, зачем я это все делал и делаю, держать перед собой свои цели, чтобы не затеряться в полях Подляшья, например. Я держу в мыслях свой будущий фильм и повторяю слова преподавателя из Школы Вайды: «постоянное в моей жизни лишь то, что временно».

Так и у меня — я всегда ни там, ни тут. Для украинцев я белорус, для белорусов — украинец, для поляков — кто-то с востока. Но у каждого из нас своя история, и все они складываются вместе в сообщество.

• 4
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 4
• 0