Федута в последнем слове на суде: Обвинитель иронизирует, не высокие ли мотивы стали причиной моих действий. Но это так!
В громком политическом деле о «заговоре» 31 августа прозвучали последние слова обвиняемых, в том числе Рыгора Костусева, Александра Федуты и Юрия Зенковича. Федута выступал дольше других, его слово заняло полчаса времени. В нем он описал детали уголовного дела, настроения народа и события в стране. Александр Федута в начале своего выступления в суде подготовил присутствующих к тому, что будет выступать долго, но закон «никак не ограничивает его в этом». Радио Свобода опубликовало последнее слово политического заключенного с незначительными сокращениями. И оно того стоит.
«[…] Предыстория «заговора» — создание двумя белорусскими эмигрантами — Дмитрием Щигельским и Юрием Зенковичем youtube-канала с дурацким названием «Сиреневенький бесперспективняк» в апреле 2020 года. На котором они «мочили» белорусскую власть довольно грубо, иногда в хамских выражениях.
Рано или поздно это должно было привлечь внимание нашей глубоко ранимой власти. Учитывая то, что Зенкович бывал на родине и владел здесь недвижимостью, его взяли в разработку, правдоподобно, полагая, что за ним кто-то стоит. Тем более два болтуна в своих передачах упорно продвигали идею, что без армии любая попытка свергнуть Лукашенко, оставаясь в рамках законодательства, предложенного Лукашенко, подписанного Лукашенко и используемого Лукашенко в интересах Лукашенко, невозможна и бессмысленна.[…]
Однажды незнакомый человек сбросил мне сообщение, где предложил встретиться. […] Как говорилось в фильме «О бедном гусаре замолвите слово»: «Вы взялись помогать жандарму» — «Но это ведь наши жандармы».
В фильме в искренность такой позиции не поверил даже жандарм. Но мы не в фильме, а в жизни. У людей разные мотивы. Я в искренность свидетеля Журавского и его готовность помогать верил беспрекословно.
Первая встреча Зенковича с Журавским состоялась в Минске в конце августа, вторая в Гродно 12 сентября. Именно с того дня следует отсчитывать историю «заговора», лидером которого почему-то считается Юрий Зенкович. Из прослушанных телефонных разговоров следует, что именно Журавский инициирует большинство разговоров, требует от Зенковича ответа, но у того нет ни денег, ни плана действий. Это проблема «коллективного Журавского» — без этих двух составляющих никакого заговора не выходит. Всего, на что хватает возможностей Зенковича — извлечь из личных сбережений 5 тысяч долларов и выдать их на текущие расходы.
[…] Сотрудник КГБ, в задачу которого входило администрирование одного из наиболее радикальных чатов, пересылает Зенковичу план «Тишина» — единственный документ, в котором четко сформулирован план убийства Лукашенко, а тот пересылает его Николаю Автуховичу и Ивану Журавскому. Но Автухович сразу видит в этом провокацию и отстраняется.
План убийства «первого» действительно был, при этом автора этой кровавой фальшивки никто не ищет. Ради Романа Протасевича чуть не обанкротили всю белорусскую авиацию, а тут тишина. Можно составить словесный портрет. Даже не имитируют поиски! Ведь вдруг найдут!
[…] Журавского, тем временем, ждет разочарование: амбиции Зенковича, его недовольство третьестепенной ролью в оппозиции не дают ему договориться ни с одной влиятельной эмигрантской структурой. В результате у адвоката только 16 тысяч долларов и 3 тысячи белорусских рублей. Представляете, сколько крови можно пролить на эти деньги? Чингисхан отдыхает.[…]
Становится ясно, что Зенкович — пустышка. И все же поздно отменять провокацию — уже подняли ФСБ России, уже предупредили Лукашенко. «Пустышку» берут. Чтобы не оправдываться, Путину докладывают о раскрытии «кровавого заговора под руководством ЦРУ». Путин верит, и даже рассказывает об этом своему американскому коллеге. В ответ — недоразумение — о «заговоре» не знают ни в ЦРУ, ни в Госдепартаменте, ни в аппарате самого президента США. Путин оказывается в роли клоуна, а потому и организаторам некуда отступать — позади Москва. Если все провалилось — официальному Минску не позавидуешь.
[…] Ни одна из распечаток из чатов и разговоров не содержит ничего, что можно назвать «фактом». Нет имен западных или российских политиков и функционеров спецслужб. Нет свидетельств о встречах кого-либо из «заговорщиков» с высокопоставленными белорусскими политиками и военными.
[…] Федута готов писать политические документы и планы, но там крови нет.
[…] Все это расследование показало обществу — власти боятся нелояльности армии. Журавский ушел на пенсию, хотя ему служить и служить. Значит ли это, что армейские офицеры не терпят рядом с собой раскрытого агента «жандармов» даже если это «наши жандармы»?! […]
Так был ли заговор — не подкрепленный ни деньгами, ни планами и военными связями? Я в него верил, значит, участвовал в ней сознательно. Почему же я в ней участвовал? Следствие упорно навязывает суду версию о низменных мотивах. Ведь именно эта версия выгодна пропагандистам. Но не доказан ни один из низменных мотивов. […] Какое разжигание вражды? Процитируйте хоть одну мою фразу, но ни следствие, ни кто другой не приводит ничего. Иначе, думаю, я бы отвечал за такие слова в суде намного раньше.
Господин обвинитель позволил себе поиронизировать с меня, спросив, не высокие ли мотивы стали причиной моих действий. Но это так!
Я мог бы взяться, например, исправлять систему образования и подготовки нынешних кадров. Я даже не об ошибках в протоколах, которые следователь в майорских погонах должен исправлять. […]
Уже при предъявлении мне первых обвинений я должен в письменной форме оговорить, что не могу принять их в полном объеме, так как там утверждалось мое намерение нарушить Конституцию, принятую на… референдуме 1994 года! Даже студент 2-го курса юридического факультета знает, что первый референдум в Республике Беларусь состоялся в 1995 году, а ту Конституцию принял еще Верховный Совет БССР. И такой бред от майора КГБ по особо важным делам Акулича повторялся трижды!
Безграмотная формулировка «кочует» в обращениях к различным инстанциям более семи раз. Впечатление, что начальник следственного управления КГБ Беларуси полковник Самбук подписывает документы, не приходя в сознание.
[…] Произошла отрицательная селекция кадров, лояльность выше профессионализма. Прошла трансформация из системы охраны права в систему охраны правоохранителей. […] Сейчас как индульгенция фраза «Иногда не до законов», которую произнес Лукашенко, назначая генеральным прокурором Андрея Шведа. И ни один из присутствующих не вышел в знак протеста против настолько явного нарушения, призыва. Хотя позже за такие же слова осуждали тот же канал «Сиреневенький бесперспективняк».[…]
С экранов льется характеристика других народов в стиле «укрошвайн», а прокуратура не замечает явного разжигания вражды.
[…] Я поверил в заговор, потому что хотел в него поверить. Честный человек не мог не возмутиться происходящим в стране.
Это понял даже Юрий Караев, который извинился за «чрезмерное насилие». И это стоило ему должности. Это понял и Иван Носкевич, при котором явные случаи насилия хотя бы фиксировались. И это тоже стоило ему должности. Митрополит Павел посетил не только больницу с омоновцами, но и людей, которых те омоновцы били. И это стоило ему должности Патриаршего экзарха Беларуси.
Если ни закон в виде Следственного комитета, ни Бог в виде Церкви не остановили начавшейся в стране гражданской войны, кто-то же должен был встать на ее пути?! Если вся правоохранительная система страны стала системой охраны правоохранителя от права, то она должна обновиться. Пусть даже и путем беззакония в течение месяца. Это лучше, чем два года, которые мы все живем без закона. […]
По телефонному опросу в 2020 году, за Лукашенко готовы были проголосовать только 26%. При этом нельзя забывать об уровне страха. […] Профессор Вардомацкий объяснил поведение общества тем, что многие респонденты боятся высказываться открыто или называют тот вариант, за который их теоретически не будут преследовать. […] Поквартирный опрос, проведенный за полтора месяца до выборов, был еще более ярким — за Лукашенко только 15%. И вы хотите, чтобы при такой реальной поддержке я поверил Ермошиной и ее более 80%?!
Социологи были искренними, Академия наук, академик Гусаков признал это в документе, но там решили не повторять путь профессионального самоубийцы профессора Коршунова и не опубликовали сведений. В ответе на официальный запрос, однако, лгать они не стали.
Легитимная власть не проводит тайно от народа инаугурацию, законно избранный президент не бегает с автоматом без рожка. Лукашенко боится настолько, что даже в год, который он сам объявил «годом национального единства», только раскручивает маховик репрессий. Цифры господина адвоката: более миллиона человек участвовали в 6200 больших и малых акциях. И не надо утешать себя, что люди выходили за деньги. За них могут стоять на пикетах. Тут же даже под страхом смерти выходили. Люди протестовали и после гибели Александра Тарайковского, после похищения и гибели Романа Бондаренко, и после гибели от солдатской пули — что признано — брестчанина Шутова, перед которым я виноват, так как не помню его имени (Геннадий — РС.).[…]
Я думаю об этих людях, об их глазах, об их улыбках, освещавших мне камеру, об их помощи и поддержке. И вынужден признать, что участвовал в заговоре, даже если это была провокация полковника Журавского и мистификация генерала Тертеля.
И последнее… Высокий суд. Я обращаюсь к вам. У великого кинорежессера Стэнли Крамера есть фильм «Нюрнбергский процесс». Он не о «большом «Нюрнберге»», где судили преступников войны, концлагерей и пропаганды. Он об одном из десятков процессов, на котором судили судей. Спенсер Трейси «судит» Барта Ланкастера. Герой Ланкастера — выдающийся юрист, выслушав показания тех, кого он осудил на лагеря, тюрьмы и даже на кастрацию за нарушение законов о «чистоте расы», утешает себя, мол, он соблюдал закон». […]
Комментарии