«Радикальное противостояние реже приводит к успеху» — Рудковский о двух стратегиях демсил

— В последнее время с новой силой разгораются споры по поводу стратегии демократических сил Беларуси. Новые аргументы к этой дискуссии недавно добавил пост секретаря Координационного совета Ивана Кравцова, который остро поднял вопрос, должны ли демократические силы делать ставку на эскалацию ситуации в Беларуси, либо стоит отдать предпочтение деэскалации, даже с условием определенных уступок Лукашенко. Насколько такая постановка вопроса, такая дилемма соответствует сегодняшней ситуации? Не затмевает ли она другие стратегии?

— Я с определенным уважением отнесся к той постановке вопроса, которую предложил господин Кравцов. К его попытке проанализировать две альтернативные стратегии с точки зрения теории игр, теории вероятностей. Основной посыл, который там прочитывается, — что выбор стоит между верой и реальностью, — возможно, слишком упрощенный, но в некотором смысле близкий мне.

Ведь действительно стратегия на эскалацию с расчетом на то, что так легче и быстрее в максимальной степени добиться своих целей, — менее вероятна для реализации. По сравнению с другой, более сдержанной целью — добиться освобождения хотя бы значительной части политзаключенных. Этот сценарий более реалистичен, хотя и менее амбициозен, менее соответствует тем первоначальным целям, которые ставились в 2020 году.

— Вопрос же не только в реалистичности, а в том, какие цели ставить перед собой. Стратегия, условно ее назовем, «эскалации» предполагает цель смены режима Лукашенко. А какую цель ставят перед собой сторонники второй стратегии, «деэскалации»?

— Пока это четко не сформулировано сторонниками этой концепции, но определенные выводы сделать можно. Это работа в направлении того, чтобы взамен на какие-то уступки (конечно, они не будут происходить непосредственно от демократических сил, но демократические силы имеют определенный голос в том самом деле санкций) и определенные экономические выгоды для режима от перезагрузки отношений с Западом добиться освобождения значительной части или всех политзаключенных.

Можно вспомнить некоторые исторические примеры. Например, в Польше многолетний коммунистический руководитель Ярузельский еще оставался на посту президента в 1989 году, а процесс демократизации уже шел. Конечно, это достаточно теоретический сценарий.

Основная цель — демократизация Беларуси — не становится более вероятной при сценарии дальнейшей эскалации. Введение еще более жестких санкций в данной геополитической ситуации не увеличивает вероятность перемен.

— Но если одна часть демократических сил начнет работать на один сценарий и с одной стратегией, другие — с обратной, то как это может выглядеть на практике? Западные партнеры могут спросить: так чего же вы хотите на самом деле, за что выступаете?

— Это очень важный вопрос, но с точки зрения западных партнеров это, возможно, не такая большая проблема, так как каждый адекватный политик там должен понимать, что не бывает какой-то раз и навсегда установленной тактики. Думаю, что более существенно для западных субъектов было бы то, чтобы демократические силы Беларуси говорили одним голосом, чтобы была более-менее консолидированная тактика.

У демократических сил Беларуси сформировался определенный консенсус, определенный способ действий, который определяется главными целями — свободные выборы, отставка Лукашенко, освобождение политзаключенных. Это (по крайней мере до последнего времени) придавало тождество, относительное единство демократических сил. И сейчас есть риск, что может увеличиться диссонанс и усилятся разногласия.

— А что подсказывает международный исторический опыт? Какая стратегия в борьбе против тоталитарных и авторитарных режимов чаще приводила к успеху? Жесткое противостояние, санкции или какое-то задабривание и сотрудничество?

— Если говорить коротко, то радикальное противостояние «стенка на стенку» гораздо реже приводит к успеху.

Чаще всего авторитарные режимы ослабевают тогда, когда есть ситуация определенной непредсказуемости. Когда открываются определенные позитивные возможности внутри режимного аппарата, например, возможность установить какие-то отношения с Западом. На этом фоне реформаторское и либеральное крыло имеет в режиме все больший голос, внутри системы начинаются колебания.

В нашем контексте наиболее красноречивым выглядит пример Польши. В начале 1980-х там было противостояние «стенка на стенку», которое закончилось введением военного положения. Позже, в конце 1980-х, произошла демократизация — конечно, в этом большое значение имела геополитика, перемены в Советском Союзе.

Можно вспомнить и более далекий от нас случай Южной Кореи, когда приблизительно в то же время, в начале 1980-х, было очень резкое противостояние демократической оппозиции и авторитарного режима, что привело к обратному результату. А в конце 1980-х на фоне снижения социальной напряженности, диалога между представителями оппозиции и режима (конечно, тоже не без влияния геополитической причины) произошли демократические перемены.

— В этих примерах, как вы и отметили, огромную роль сыграли геополитические факторы: перемены в конце 1980-х происходили на фоне ослабления коммунистического режима в СССР. Насколько решающее значение имеет этот геополитический аспект (а именно существование авторитарной России, ведущей войну против Украины) в нашей, белорусской ситуации?

— Это очень мощный фактор, от которого никак не убежать. Существует исследование канадского политолога Севы Гуницки (Seva Gunitsky), который проанализировал процессы политической трансформации за последние 200 лет. Исследование показало, что чаще всего и шире всего процесс демократических перемен происходит тогда, когда обрушиваются глобальные гегемонии. После Первой мировой, Второй мировой, в конце 1980-х годов — это три наиболее ярких ситуации. Именно в те периоды наиболее стремительно происходили процессы трансформации.

Конечно, происходили трансформации и вне ситуаций крушения глобальных гегемонов, например в Испании, Португалии, Греции.

• 2
• 4
• 0
• 1
• 0
• 1
• 0
• 0