«Человек, которого мы отбили у силовиков, впоследствии на моем суде свидетельствовал против меня». Бывший политзаключенный по «делу байкеров» рассказал свою историю
В большом разговоре с «Весной» Никита Третьякевич рассказал, как начинались протестные мотопробеги в Минске, о страданиях в СИЗО и колонии, о пытках и панической атаке в ШИЗО и что помогло ее пережить, а также о многом другом.
Бывшего политзаключенного Никиту Третьякевича задержали по «делу байкеров» осенью 2020 года после того, как он с соратниками во время мотопробега не дал неизвестным схватить другого байкера. Люди в штатском удерживали мотоциклиста в машине без опознавательных знаков. Никита с коллегами спасли его от похищения. За это бывшего политзаключенного вместе с другими двумя байкерами обвинили в насилии над милиционерами (ст. 364 УК) и осудили на три года колонии. Мужчина полностью отбыл срок и уехал из страны.
«Черная краска и хром». Байкерский бэкграунд
Никита с удовольствием рассказывает о байкерском опыте и с особой теплотой описывает свой круизер.
«В 2018 году я купил себе мотоцикл Круизер Ямаха xvs 650. Большой и блестящий, черная краска и хром. А спереди у обтекателя колонки. Это была мечта детства. Приобретя его я понял, что счастье существует. Мне очень нравилось чувствовать ветер в лицо.
Я понял, что в Минске достаточно разрозненная байкерская группа. Есть много мотоциклистов, отдельных мелких клубов, индивидуалов. Но все сами по себе. Я сделал онлайн-сообщество для всех байкеров с полезной информацией».
Мужчина добавляет, что в общине не обсуждали политические темы, принимали туда всех, независимо от общественных взглядов. Даже логотип у них был красно-зеленого цвета.
«С Екатериной Пытлевой следили, чтобы не пронесли лишние бюллетени»
На участке для голосования в Грушевке, где был приписан Никита, на президентских выборах в 2020 году большинство проголосовало за Тихановскую, рассказывает мужчина.
«Там я познакомился с Катей Пытлевой, которая в моем детстве в телевизоре рассказывала о музыке. И вот она стоит со мной рядом и мы вместе ждем результатов выборов. Мы с ней стояли с тыльной стороны здания участка и следили, чтобы никто не пронес лишние бюллетени. Где-то в 22 часа мы услышали из-за здания громкий крик «Ура!!!». Так мы поняли, что Тихановская победила на нашем участке. Люди радостно обнимались и плакали».
«Отмудохали просто на мотоцикле»
После подсчета голосов мужчина поехал в центр города, как он говорил, праздновать победу, и там столкнулся с насилием силовиков.
«Я доехал до Петропавловской церкви на Немиге, где меня отмудохали прямо на мотоцикле. Разбили мне визор на шлеме. На нем же позже я насчитал семь следов от дубинки.
В какой-то момент ряд омоновцев начал приближаться к протестующим. Я решил мотоциклом преградить им путь. Это, конечно же, не помогло».
Волна щитов омоновцев дошла до Никиты и прошла сквозь него.
«Каким-то чудом меня тогда не задержали. Я сел на мотоцикл и меня еще добивали сидячего на нем. Удары дубинкой сыпались по всему телу: по шлему, спине, ребрам. От сильных травм меня спасла только байкерская экипировка. Руки после ударов млели и были словно каменные. Было очень страшно. Тогда я понял, что вокруг происходит что-то не то. Вроде и честно подсчитали, а все равно отлупили».
Первые протестные мотопробеги
Тогда мужчина осознал, что нужно протестовать и решил устраивать мотопробеги. Первый состоялся в ближайшую субботу начиная от Кургана Славы.
Заезды байкеров проводились каждую субботу в течение нескольких месяцев.
«Я выбрал субботу, чтобы нашими мотопробегами подбадривать протестующих накануне воскресных маршей».
Но с каждым разом организовывать встречи становилось все сложнее. Как говорит герой, это напоминало игру «Казаки-разбойники». Машины ГАИ агрессивно вклинивались в колонну байкеров, перекрывали перекрестки и меняли направление движения колонны. Сотрудники начали использовать тактику ареста мототранспорта для проверки документов, рассказывает Никита.
Место убийства Тарайковского, Новая Боровая, центр. Маршрут минских мотопробегов
«К тому же ради безопасности у нас специально не было никакой связи. Все участники заранее знали, что пробег будет в субботу, но никто точно не знал время и определенное место сбора. Мы договаривались о новых способах безопасной коммуникации. Придумывали новые стратегии передвижения по городу».
Никита рассказывает, что в колонне было от 50 до 200 мотоциклов, они периодически останавливались на парковках, чтобы хвост колонны мог догнать голову. Всегда останавливались возле места убийства Александра Тарайковского возле станции метро Пушкинская. Старались регулярно заезжать на Новую Боровую.
«Это было захватывающее зрелище! Мы все под бело-красно-белыми флагами. Колонна громко ревет и словно змея ползет по Минску. Прохожие нам улыбались и махали с обочины. Потом ты приезжаешь домой, у тебя звенит в ушах, но ты все равно счастлив», — делится впечатлениями мужчина.
«Мы его отбили». Похищение байкера
В одну из суббот, 19 сентября 2020 года, Никита стал свидетелем, как во время мотопробега неизвестные на его глазах похищали байкера.
«Это была машина без опознавательных знаков с людьми в штатском, которые удерживали в салоне байкера. Мы не дали машине с неизвестными уехать и освободили соратника. Помню тогда громкий призыв Андрея Иванюшина, с которым мы тогда даже не были знакомы: «Никого не бить!». Мы отвезли байкера в другое место. Но, увы, это не помогло. Через несколько дней его все равно нашли и задержали».
За это позже Никиту осудили на три года колонии по статье за насилие над милиционерами.
Также мужчина упоминает еще эпизод с преследованием байкеров, когда силовики некоторое время охотились на отдельные мотоциклы.
«Они подходили к отдельным байкам и просто портили их: резали резину на колесах, а также сиденья, разбивали нам фары. Мы оповещали в чатах друг друга, чтобы не оставляли свои байки без присмотра. Собирали толокою деньги на ремонт испорченных силовиками байков. Продавцы деталей делали нам скидки. Несмотря на наше преследование, тогда была сильная солидарность, взаимоподдержка и очень теплое чувство единства».
Задержание
«Меня задержали 3 октября на одном из мотопробегов. Мы тогда ехали по улице Притыцкого, посетив место убийства Александра Тарайковского. На пересечении с улицей Лещинского два экипажа ГАИ «вырезали» голову колонны, в которой был и я, и прижали ее к обочине».
Никита чувствовал ответственность за колонну и не стал убегать от сотрудников ГАИ. К тому же он не подозревал, что сотрудники ГАИ могут его задержать.
«У нас забрали документы и десять мотоциклов в сопровождении ГАИ поехали во Фрунзенский РУВД. Там сотрудники сделали опись наших байков, а сотрудники ГУБОПиК начали учить меня, как надо уважать власть».
Никита добавляет, что ему нанесли побои, но о них много говорить не хочет. Добавляет, что можно было вытерпеть.
«На высоте три метра кровью был написан номер телефона»
После РУВД Никиту перевезли в ИВС на Окрестина. Там его поместили в так называемый «стакан», маленькую временную камеру на одного человека. Мужчина увидел, как на высоте три с половиной метра на белой штукатурке кровью был написан чей-то номер телефона.
На следующее утро мужчину перевели в маленькую камеру с бездомным, от которого очень плохо пахло, и с человеком с «белой горячкой».
«В камере не было крана с водой. Свет не выключали даже ночью. Еду приносили редко и в разное время. Состояние было очень стрессовое».
В таких условиях мужчина пробыл три дня в своей мотоэкипировке, которая спасала от холода и жесткой кровати без матраса. Чтобы попить и смыть за собой в туалете, нужно было подолгу выпрашивать у продольного пластиковую бутылку с водой, рассказывает Никита.
Потом у него состоялся суд по скайпу.
«Меня обвинили в массовом шествии, хотя я ехал на мотоцикле. Это был не суд, а спектакль».
Разговоры с «подсадным» появились в материалах дела
Никита с адвокатом обосновывали свою позицию, но его все равно арестовали на 12 суток.
«У меня в течение трех суток чуть не поехала крыша в той камере, а сейчас мне еще на девять туда же. Но к счастью меня перевели из ИВС на ЦИП, где было немного комфортнее.
Там со мной сидели два парня: один за «неправильный» комментарий в интернете, а второй за то, что во время одного из маршей разбил камеру видеонаблюдения на входе в ИВС на Окрестина. Также с нами в камере был «подсадной», который выспрашивал информацию. Позже наши с ним разговоры всплыли в материалах дела как результат оперативно-розыскных мероприятий».
«Мужики, вы сами накосячили»
Во время отбывания ареста Никиту водили на допрос с силовиками.
«В кабинете на четвертом этаже ЦИПа сидел сотрудник ГУБОПиКа в синем костюме. Он начал меня уверять, что я не прав. Я ему ответил, что они сами накосячили. Во время похищения нашего байкера силовики не показали документов и были одеты не по форме. Их легко было принять за преступников. «Отбивать» своего — нормальная реакция человека.
Удивительно, но сотрудник спокойно воспринял мой комментарий и не стал на меня бросаться. Предлагал мне сотрудничать и признать вину. Конечно, я отказался, так как никакой вины в своих действиях не чувствую».
15 октября в день освобождения Никиту снова вызвали в тот же кабинет и объявили, что против него завели уголовное дело.
«Это был конкретный облом. Я уже приготовился, что вот сейчас пойду домой и увижу семью. Но меня отправили на Жодино», — вспоминает Никита.
«Я натирал стены апельсиновой коркой, чтобы было чем дышать»
В следственной тюрьме в Жодино Никита пробыл с 15 октября и до самого Нового года.
«31 декабря 2020 года меня этапировали в СИЗО на Володарку. Ведь 4 января у меня должно было состояться первое судебное заседание, которое перенесли на месяц из-за проблем со здоровьем одного из подсудимых. Уже в феврале нас начали возить в суд. Это было здание суда Советского района.
Судебный процесс был просто цирком. На первое заседание пришли «пострадавшие» губопики. На втором они уже присутствовали онлайн и с измененными голосами.
А тот человек, которого мы тогда отбили у силовиков, потом на моем суде свидетельствовал против меня».
Во время судебных заседаний Никита также содержался в «стакане» площадью метр на метр со стенами темно-зеленого цвета. На высоте около трех метров находится маленькое окошко — единственный источник света, который едва попадает в «стакан». Перед лицом в дверях находится «глазок», через который сотрудники наблюдают за подсудимыми. Бетонная скамейка, нечем дышать и сильно воняет, рассказывает мужчина.
«На последующие заседания я брал с собой апельсиновую корку, которой натирал стены, чтобы было чем дышать».
«Тумбочка — это лицо узника». О давлении в колонии
Как говорит Никита, на заключенных давят вроде бы в рамках закона, но на самом деле придирки сотрудников колонии часто очень абсурдны. Они могут придраться к внешнему виду, за якобы нестриженный или небритый вид. Или за то, что заключенный не поздоровался.
По приезду в колонию заключенный сразу попадает на три недели в карантин, где администрация начинает на него давить.
«Во время карантина я не имел доступа к личным вещам. Должен был каждое утро с помощью деревянных «утюжков» делать кантик на застеленной кровати. Нужно было строго следить за порядком в тумбочке, так как приходил начальник и говорил, что тумбочка — это лицо узника. Что «бритва должна лежать ровненько, а зубная щеточка — перпендикулярно». Я думал тогда, дядя, ты в ранге майора и говоришь такую фигню».
«Грубые» нарушения Никиты
Никита рассказывает, как сотрудники колонии безосновательно выписывают политическим заключенным нарушения, чтобы дополнительно на них надавить и сделать отбывание наказания еще более невыносимым.
«Первое мое нарушение-это книжка под подушкой. На тот момент я читал «Унесенные ветром». Второе нарушение мне выписали за то, что работал в промзоне в тапках, а не в сапогах. У меня в колонии была только одна пара обуви. Я работал на деревообработке, опилки постоянно попадала в сапоги и после в этих сапогах невозможно было ходить. То есть в тапках было гораздо комфортнее и удобнее».
Тогда мужчина понял, что модель колонии — это модель страны в миниатюре со своей милицией и жителями, с собственной судебной системой и даже с отдельной тюрьмой внутри тюрьмы — штрафным изолятором и помещением камерного типа. И со своей бесплатной медициной (смеется).
Неподсчитанные пакеты в сумке — это нарушение
«Интересный пример. Обычная практика — проверка сумки с личными вещами. У тебя должна быть опись всех вещей, которые там лежат. Сотрудники сверяют, что у тебя указано в списке и что реально лежит в сумке. Если все совпадает по списку, они спрашивают, почему в описи нет самой сумки. А когда в описи указана сумка, они снова спрашивают, почему не указаны пакеты, в которых лежат твои вещи. Почему в пакете с пакетами не указано, сколько лежит пакетов».
«Я ругался матом»
«Нас пригласили в актовый зал, чтобы в День семьи посмотреть тематический фильм. Я не выдержал тогда и сказал: «Суки, вы забрали меня от семьи и теперь будете говорить, что семья — это важно». Один из офицеров это услышал и выписал мне нарушение. Хотя они сами всегда разговаривают матами».
Никиту повели в кабинет заместителя начальника колонии по исправительному процессу, который приказал мужчине писать объяснительную записку. В этот момент в помещение зашел замполит, с которым Никита не поздоровался, так как склонился над бумагой. За это на него снова составили нарушение.
«Я не успел вовремя среагировать и очередная «наруха» прилетела прямо на ровном месте».
Еще два нарушения Никите выписали за сон в ШИЗО.
«У вас сидит политзаключенный и он еще не «злостник»?»
Мужчина говорит, что нарушения выписывают в произвольном порядке, определенных правил не существует.
«Мусора» смотрят на твое поведение. Если ты идешь против них, быкуешь, всячески протестуешь, тогда они могут уже после третьего нарушения отправить тебя в ПКТ.
Также сотрудникам важно, чтобы с момента нарушений не прошел год, так как после они «сгорают», ты «обнуляешься» и администрации нужно снимать с тебя статус злостного нарушителя. Начальник колонии обязательно спросит подчиненного, мол, как так, у них сидит политзаключенный и он не имеет статуса злостного нарушителя».
Респираторы и перчатки выдавали только на время проверки. Промзона
Работа на промзоне велась посменно: неделя в первую, неделя — во вторую смену. Но каждый вторник тех, кто стоит на профучете выводили на дополнительные работы.
«Первые полтора года я работал на деревообработке. После меня перевели на металлообработку — доставать металл из кабелей. Там было очень грязно, пыльно. Чтобы упростить работу тем «избранным», кто сотрудничает с администрацией колонии, там с помощью станков распиливают оплетку кабелей, которая начинает гореть и дымить. А ты всем этим дышишь».
Мужчина говорит, что респираторы, перчатки и очки выдавали только тогда, когда в колонию приезжали с проверками. Заключенный должен пользоваться собственными средствами защиты, включая обувь. К тому же обувь очень сложно согласовать с администрацией, так как разрешается использовать только определенную ее модель.
«На деревообработке в какое-то время стали производить лучину для растопки камина. Чтобы больше ее продать, нам стали сильно завышать трудовую норму. Сначала было 20 пакетиков лучины, потом стали требовать 40. Однажды нужно было сделать аж 75 пакетиков.
Где-то через полгода мы в промзоне наблюдаем гору в четыре метра и шириной метров с 20 из мешочков с лучиной. Ее так никто и не купил».
«Это люди уничтожения, а не созидания»
Никита рассказал, как из дорогой древесины высокого качества на промзоне изготавливали поддоны для продукции завода «Гомельстекло». Фура отвозила эту продукцию на склады завода, где изделия лежали несколько месяцев в напрасном ожидании покупателей, пока не достигали состояния некондиции. После поддоны, все в плесени и деформированные, возвращали туда, где их изготовили. Политзаключенные их разбирали и пускали на хозяйственные нужды, в том числе на лучину.
«Я не знаю, как так происходит. Это люди уничтожения, а не созидания. До заключения я работал в компании, где все любили свою работу. А в колонии на промзоне рабочие всячески уклоняли от работы и вообще не хотели ничего делать. Я искренне удивлялся, почему у них такое отношение к работе, пока не получил свою первую зарплату — 27 копеек за месяц — и все понял».
Тогда мужчина тоже начал постепенно уклоняться от работы, так как такая большая рабочая нагрузка за такие мизерные деньги была несправедливой.
Как Никита справлялся с трудностями заключения
Мужчина говорит, что он оптимист и до суда воспринимал свою историю заключения как квест или игру.
«Мне было даже интересно, потому что я попал в совершенно другой мир со своими законами, традициями и правилами. Даже межкамерная связь была своеобразной игрой».
Когда Никите озвучили приговор в три года колонии, у него наступила депрессия, он много читал, чтобы не думать об этом.
«Одновременно я осознавал, что каким бы длинным ни был мой срок, у меня есть жена и ребенок, которые меня ждут на свободе. Впереди еще долгая жизнь. Поэтому я старался сохранить в себе все лучшее. А чтобы не жалеть о потерянном времени в колонии, нужно его провести максимально полезно, насколько это там возможно».
Менеджерский опыт Никиты помог ему в неволе. Он разделил все время заключения на мелкие части — «спринты», каждая из которых составляла четыре месяца.
«Также я разделил свою рабскую жизнь на пять направлений: спорт, здоровье, хобби, работа и образование. По каждому из направлений я ставил долгосрочные и краткосрочные цели».
«21 км по кругу». Как пробежать полумарафон в колонии
В условиях заключения мужчина сумел подготовиться и пробежать полумарафон, что было непростой задачей.
«Я пробежал его на спортивной площадке. Круг составляет 330 метров. Я сделал 70 кругов за 1 час и 52 минуты. По правилам, на спортплощадке можно находиться в среднем час. Поэтому я специально выбрал выходной день. В него на площадке устраивают соревнования, на которые я записался как участник».
Чтобы подготовиться, Никита кроме тренировок читал подшивки старых журналов о спорте. В передаче ему прислали беговые кроссовки.
Написание писем как терапевтическая практика
Никита рассказывает о написании писем не только как об одном из способов коммуникации, но и как о важной терапевтической практике, которая помогала ему в заключении.
«Очень важно писать письма на свободу. Во время этого процесса весь клубок мыслей, от которого трудно освободиться, раскладывается на ровные строчки. Когда я заканчивал писать письмо, то чувствовал в голове приятную опустошенность и легкость».
«Чувствовал, что просто там подохну». О панической атаке в ШИЗО
Во время заключения Никита дважды попадал в ШИЗО, где пережил очень тяжелые испытания. Всего он отсидел там 29 суток. Первый раз его отправили туда на пять суток за то, что мужчина ради удобства пришел работать на промзону в тапках, а не в сапогах.
В ШИЗО узника раздевают догола, возвращают только майку и трусы и выдают так называемую «робу» из тонкой синтетической ткани, которая совсем не греет. Узники называют эту ткань «стекляшкой». На спине у заключенного большими буквами надпись «ШИЗО».
«Меня поместили в камеру с большим окном в дверях, а не как обычно, с маленьким глазком. Это так называемый «аквариум» — камера для суицидников. С пяти утра и до девяти вечера ты не делаешь в ШИЗО практически ничего. Я там чувствовал себя как тигр в клетке. Тогда я понял диких животных, бегающих в клетке зоопарка без перерыва. Люди в ШИЗО делают так же. Ты просто постоянно ходишь по клетке».
Никита вспоминает, что длина камеры по диагонали 7,5 шагов. Там он провел пять дней.
«Когда ты сидишь в ШИЗО и тебе совсем нечего делать, то вспоминаются самые давние и затертые в памяти события. Ты видишь два эпизода из жизни как два слайда. После они отодвигаются и всплывает новый слайд с новым давно забытым воспоминанием. И так далее. Ты сидишь и чувствуешь, как скрипишь мозгами и как восстанавливаются твои нейронные связи».
В день освобождения Никиту не выпустили.
«В момент освобождения меня почему-то не выпускают. Я понимаю — что-то не то. Через пару часов меня вывели из камеры и направили в кабинет, где сидел начальник колонии».
Там на Никиту составили новый протокол за то, что он якобы спал в ШИЗО и назначили еще семь суток в штрафном изоляторе.
«Тогда у меня немного ушла земля из-под ног, но я подумал, что раз выдержал пять, то смогу отсидеть еще семь суток».
Мужчина продолжал ставить засечки об отбытых сутках. Каждое утро и вечером к нему приходил с проверкой дежурный помощник начальника колонии, который проверял чистоту камеры и следил, чтобы по углам не было паутины. Никита слышал, что за нее могут снова дать сутки как за «ненадлежащее содержание камеры».
В ШИЗО у узника все время «рваный» сон. В помещении очень холодно, там можно поспать максимум три-четыре часа до того момента, пока не остынет тело. После этого начинает колотить, рассказывает мужчина. Нужно делать очень интенсивную зарядку, чтобы снова разогреть тело. Но даже после пяти суток в ШИЗО сил на физические упражнения уже не остается.
«Надо пропотеть. Сделать 30 приседаний, 30 отжиманий. Поделать какие-то выпады, поподтягиваться. Только тогда в полусознательном состоянии ты валишься с ног и можешь поспать следующие три часа несмотря на сильный холод».
На 11-й день в камеру пришел начальник отряда и сказал, что на Никиту составили новый протокол, снова за сон в камере. Он же посоветовал политзаключенному признать вину, так как тогда якобы назначат меньший срок. В результате Никиту посадили в ШИЗО снова на семь суток.
«Тогда у меня случилась сильная паническая атака. Я упал на колени и стал задыхаться. Потому что понимал, что мне могли бесконечно продлевать сутки. Появилось осознание, что меня здесь могут просто уничтожить и им за это ничего не будет.
Только благодаря воспоминаниям о семье я смог выдержать. На сегодняшний день я понимаю, что это был важный опыт, и вообще все, что нас не убивает, делает сильнее. Сейчас чувствую, что уже все смогу вытерпеть. Но тогда я думал, что просто там подохну».
«Мое новое задержание — вопрос только времени»
Вскоре после освобождения Никиты снова задержали его соратника, байкера Андрея Иванюшина, который только недавно освободился, отбыв 2,5 года в колонии.
«Я тогда как раз подал документы на новый паспорт, который должен был быть готов только через неделю. И тут я узнаю о новом задержании Иванюшина. Это меня очень встревожило».
Никита должен был еженедельно отмечаться в РУВД. Там же ему поставили отметку, что он невыездной. Другой политзаключенный, который освободился раньше мужчины и был осужден по такой же статье, что и Никита, отмечался в другом РУВД и всего лишь раз в два месяца. К тому же он не имел невыездного статуса. Поэтому Никита подал заявление на перевод в другой РУВД.
«Я понимал, что раз взяли Иванюшина, то мое задержание — вопрос времени. Через пару дней мне звонят из РУВД и просят прийти переписать заявление о переводе, так как старое якобы потеряли. На звонок ответила жена, которая сказала, что меня якобы нет дома. После звонка мы сразу начали собирать мои вещи. Я уехал из дома и сменил мобильный телефон. Пока ждал паспорт, у меня ежедневно была паранойя и развился нервный тик».
«Я попрощался навсегда с рекою, домом, деревьями»
Никита с женой пытались вылететь в Грузию через Россию, но из-за ограничения на выезд его развернули в российском аэропорту. Никита вернулся в Беларусь и залег на даче.
«Я понимаю, что снова вернулся на дачу, с которой уже попрощался фактически навсегда: с рекою, с домом, с фруктовыми деревьями. У меня в тот момент просто начала «ехать крыша». Чтобы как-то отвлечься, я собирал осенние яблоки и косил газон. Я меня не было такого ощущения ни в карцере, ни в колонии».
В результате Никите с женой и ребенком удалось выехать из Беларуси и теперь они в безопасном месте в Испании.
На новом месте семья участвует в государственной программе адаптации беженцев и ведет тематический телеграм-блог «Беженцы в Испании», в котором рассказывает о трудностях и способах их преодоления.
«Неизвестно, что с ним и жив ли он вообще». Белорусская ассоциация адвокатов прав человека требует прекратить пытки в отношении Максима Знака
«Кровные наследники энкаведистов из 30-х приподняли крышку гроба прошлого и маршируют по сегодняшней Беларуси»
«Коронки для зубов узники делали сами». Эксперты рассказали о тюремной медицине в Беларуси
«Сказала, что даже год за решеткой можно сравнить со смертным приговором». Как пенсионерка оказалась за решеткой за политику
Комментарии