«И тогда зеков выстроил начальник колонии и пообещал досрочное освобождение» — фрагмент книги Олега Груздиловича

Побег из «пятнашки»

Тему побега из колонии там, за колючей проволокой, можно обсуждать только с очень проверенными, настоящими друзьями. Иначе «заложат» оперу, и потом доказывай, что это был только «литературный интерес». Когда на второй месяц у меня появился такой друг, это Сергей, которому можно было полностью доверять, я и задал провокационный вопрос: отсюда кто-нибудь убегал?

Легенда, которую услышал, выглядела следующим образом. Что за прошедшие 15 лет по меньшей мере дважды зеки пытались убежать, и каждый раз — из промышленной зоны колонии, так называемой промки.

Почему оттуда? Промка — единственное место в колонии, где можно спрятаться, так как там много цехов, производственных помещений, оборудования, складов и свалок. На промку осужденные проходят организованно, после тщательного контроля и поименного перечисления, и так же выходят. И если на выходе на одного человека меньше, это и означает, что кто-то пустился в бега.

Сергей был убежден, что на самом деле убежать из колонии невозможно, и при этом не называл тех заключенных дураками, а объяснял их поступки нервным срывом. Человека могли довести до крайнего состояния семейные обстоятельства, отношение охранников, издевательства других осужденных. Если в таком состоянии потеряешь голову и найдешь какое-то место, где удастся пересидеть, то может возникнуть иллюзия, что вырваться возможно.

Но каким образом? «Могу только догадываться, на что они надеялись, потому что назад никто не возвращался. Беглецов сначала бросали в СИЗО, оттуда в ПКТ, а оттуда по новому сроку за побег вывозили от нас в другую колонию. Но что знаю наверняка — надеялись как-то пробраться и спрятаться в автомобилях, которые нас обслуживают. Ежедневно в колонию заезжают мусоровозы, грузовики, строительная техника. Но убежать так никому и не удалось, однозначно», — говорил Сергей.

По словам Сергея, одного беглеца искали на промке целых три дня. И нашли только после измены других осужденных.

«Охранники облазили все закоулки, приводили на промку служебных собак, но все безрезультатно. И тогда зеков выстроил начальник колонии и пообещал досрочное освобождение тому, кто укажет место, где скрывается беглец. Так сказать, соблазнил волей. И действительно, нашлись двое осужденных, которые подсказали. Начальник свое слово сдержал, те заключенные вышли из колонии досрочно. Иначе это было бы невозможно, потому что, если бы они остались, их бы задушили. Но по итогу получилось, что один пытался убежать, да не смог, зато освободились два других. Хоть этим помог», — улыбнулся Сергей.

Ужасная колючка

Зек — это человек с развитой практической смышленостью, как найдет, что торчит гвоздик или еще какая железка, попытается под что-то приспособить. Так вопреки порядку возле секторов на шипах колючей проволоки осужденные вешают сушить белье и выстиранную одежду, так как всем места в сушилке под крышей не хватает. Понятно, что и возле бани, где по очереди моются все отряды, сушится на колючке постиранная одежка, и там та же картина. Но там все же иначе.

Представьте впечатления человека, который в той бане впервые помылся. Вышел из-под душа, почувствовал, как немного помолодел, сбросил нервное напряжение, накопившееся за неделю шмонов и проверок. Из здания бани попал во дворик, заставленный скамейками, на которых можно даже прилечь и погреться на солнышке.

До истечения времени, отпущенного на стирку, еще полчаса, может и час. Во дворике пахнут цветочки-бархатцы, под негромкую музыку, которую запустит брутального вида банщик, можно поиграть в нарды. Курить можно кто где хочет, так как надзирателей на территории бани не видно. Короче — можно расслабиться.

Но перед глазами не красивый «мир в цветах сирени», а колючая проволока, которую зеки завесили выстиранными одежками — черными куртками и брюками, полинявшими рубашками. Пустые штанины и рукава болтаются на ветру, как ноги-руки чучел, но скорее картина напоминает не баню, а место казни: строгий ряд виселиц, длинные тела повешенных, через которые торчат колючки.

Мрачно, ужасно. Вот тебе и расслабился. В голову лезут тяжелые мысли, вспоминаются рассказы о тех, кто застрял в колонии, не выдержал горя, страданий собственной совести или издевательств.

Осада с собаками

А как в принципе организована охрана — снаружи и изнутри?

По собственному желанию по колонии не походишь, только если куда-то ведет охрана. Либо туда, где штаб, больница и СИЗО, либо в противоположную сторону — где клуб, столовая и корпус первого отряда, где держат пенсионеров и работников столовой. Так мне и удалось побывать в разных местах колонии и составить впечатление о ее форме и размере. Это прямоугольник приблизительно километр на 800 метров. Со всех сторон он окружен, как узкой дорогой, распаханной полосой земли и двумя заборами колючей проволоки высотой под два метра. На всех углах — вышки с охранниками.

На южной стороне этого прямоугольника — промышленная зона, которую все называют промкой. Это несколько длинных зданий в один ряд, укрытых низкой черной крышей, со своей прилегающей территорией. Над промкой возвышается высокий дымоход котельной и еще пару небольших вентиляционных дымоходов. От жилой зоны промку отделяет контрольно-следственная полоса — шириной с дорогу, тщательно перепаханную, ни бумажки, даже окурка на ней не увидишь, словно ее ежедневно старательно выметают. Очень похожа на КСП (контрольно-следовую полосу) на государственной границе. Говорю это как бывший житель пограничного Бреста, который когда-то знакомился с пограничниками местного отряда и кое-какие объекты как гость посещал. Единственное отличие, что вдоль КСП не видно следов служебных собак. Но это — между жилой зоной и промкой, а по периметру колонии охранники, скорее всего, дежурят с собаками. Не зря же впритык к колонии — собачий питомник.

На другой, западной стороне колонии, также впритык к забору, — казарма части внутренних войск. Задача военных, во-первых, нести регулярное дежурство вокруг колонии, а во-вторых, подавлять силой возможные бунты осужденных. Пока такой бунт не произошел, внутрь колонии военные не заходят. Однако постоянно к этому готовятся и проводят тренировки. Во всяком случае, от штаба и от здания СИЗО можно услышать голоса солдат, которых гоняют на площади за забором колонии.

Еще что слышно из штрафного изолятора — это утренний лай служебных собак, которых держат в питомнике. Судя по многоголосию, собак там десятки, может и полсотни. Во всяком случае, с третьего этажа нашего здания видел десятки собачьих домиков, но неясно было, все ли они заселены. По словам зэков, выращивают там исключительно восточноевропейских и немецких овчарок.

Говорили, что еще лет десять назад могилевский питомник был самый большим в Восточной Европе, но так ли это, не проверишь. Точно, что часть собак задействуют на ночном патрулировании вокруг колонии, а вторую часть готовят для службы на других пенитенциарных объектах. Работы у четвероногих друзей охранников хватает и, видимо, она очень нервная. Бывает, что вечером они лают до двенадцати ночи, а утром начинают лаять уже после четырех.

В колонии без оружия

Что касается мер охраны внутри колонии — они традиционные. Каждое здание окружено своим двухметровым забором из вертикальных прутьев высотой два метра, прикрепленных к нескольким горизонтальным металлическим рельсам. Сверху натянута колючая проволока. Здание и территория вокруг него, окруженные таким забором, называются сектором, а пространство вокруг здания — локальной зоной, или «локалкой».

Павялічыць

Двери в сектор закрываются на электронные замки. Охранники на вышке и контролеры, которые ходят по колонии, имеют пульты, которыми могут открывать замки даже на расстоянии в десятки метров. По просьбе осужденного охранник может через пульт выпустить его, чтобы тот прошел в клуб к юристам, в столовую, по какому-то заказу начальства или еще по какой-то надобности. Но может и не выпустить. Тогда нужно ждать, когда придет дневальный, и просить его разрешения.

Оружия охранники и контролеры с собой не носят, но различными приспособлениями безопасности экипированы хорошо. На каждом охраннике висят наручники, баллончик со слезоточивым газом, фонарик, у некоторых — резиновые палки. Многие из офицеров на куртке носят видеокамеры.

Каждая локальная зона оборудована несколькими видеокамерами. Записи могут использоваться и как доказательство нарушений, но чаще нарушения фиксируют сотрудники колоний через протокол. Перед составлением протокола охранник обязан предупредить об этом нарушителя и взять у него объяснение. Но, бывает, обходится и без объяснений. На моих глазах контролеры заявились в локалку, когда несколько парней курили сигареты не в курилке, а возле подъезда, к тому же один был в тапках на босую ногу.

«Ага, здесь курим? Протокол. А ты почему в тапках? Также протокол», — объявил контролер. После этого сразу повернулись — дело сделано, план по протоколам выполнен — и ушли из сектора, даже не заходя в здание. На следующий день начальник отряда уже брал у нарушителей объяснения. Один из парней, вышедший из здания в тапках, потом отправился в ШИЗО.

Нейтральная полоса

Все сектора друг от друга отделены двумя параллельными заборами из вертикальных металлических прутьев приблизительно двухметровой высоты, сверху которых еще натянуто несколько полос колючей проволоки. Между заборами проложена дорога шириной три метра, со старым, в щелях и ухабах, асфальтом.

Это пространство некоторые зеки называют нейтральной полосой, но подозреваю, что ее основное назначение не совсем мирное. Каждая «нейтралка» имеет ворота со стороны главной дороги. Ключи от ворот, разумеется, только у охранников. И можно предположить, что в случае бунта, если территорию сектора захватят осужденные (а представить такое несложно, так как обычно охранников в секторе нет), через эти ворота на нейтралку и должны пройти солдаты внутренних войск, чтобы окружить, локализовать бунт, а если будет такой приказ, применить спецсредства, оружие. С нейтральной полосы это делать удобно и для себя безопасно.

Но, конечно, если и есть такой план, он предусмотрен на крайний случай. Пока же нейтралка — довольно мирная ничейная территория. Через нее зеки соседних отрядов перебрасывают сигареты, переговариваются, делятся новостями, спорят, иногда ругаются. Короче, активно общаются. А еще раз в неделю, перед тем как на сектор с проверкой придет кто-то из начальства колонии, туда с метлой запускают уборщика. Обязательно из числа тех зеков, кому нельзя общаться со всем отрядом, а только со своей группой. Уборщик быстренько выметет окурки, уберет вещи, которые с сушилки занесло ветром (обычно это зековские носки и майки), и снова нейтралку закроют на замок. До новой проверки хозяевами этих полосок земли останутся только питомцы колонии, коты, которые беззастенчиво, у всех на глазах будут ловить и жрать голубей, залетающих сюда поклевать накрошенного им хлеба.

Не обойтись без хотя бы приблизительных подсчетов: а сколько милиционеров служит в колонии? Считаю: начальник в звании полковника и три его заместителя, подполковника. Плюс в каждом из 20 отрядов по одному начальнику отряда. Плюс в каждом из секторов по одному ответственному за режим офицеру и по одному оперативнику, это еще приблизительно 15 офицеров. Плюс контролеры, обычно в звании сержантов. Этих, как подсказывает зрительная память, еще человек 20. Около 10 охранников служат только в блоке ШИЗО-ПКТ, так как на другой территории их не видел. Вместе, полагаю, наберется человек восемьдесят. Но это без гражданских служащих — врачей, фельдшеров, водителей, работников магазина, технических специалистов.

Могу и ошибаться в своих расчетах в сторону уменьшения. Ведь актовый зал, в который меня завели уже после того, как вручили справку об освобождении, был рассчитан человек на двести. Правда, не могу исключать, что это был актовый зал соседней части внутренних войск, так как заводили туда через отдельный двор, вели коридорами через какое-то большое здание. А я этот путь почти не запомнил. Сначала был спокоен, улыбался, но как зачитали указ и выдали справку об освобождении, вдруг сердце заколотилось, и в глазах — завеса. И вместо радости от близкого освобождения снова почувствовал липучий страх.

О последних минутах в колонии нужно рассказать точно. Но позже.

• 5
• 0
• 0
• 2
• 4
• 2