«Он был моей любовью на всю жизнь». Большое интервью с вдовой бойца Василия Парфенкова
Воин полка Калиновского погиб под Лисичанском в конце июня 2022-го. Его тело, как и еще трех бойцов, до этого не нашли. «Могилы нет, вместо этого у нас стена с фотографиями», — говорит Елена Гергель. В интервью «Нашай Ніве» к этой печальной годовщине женщина рассказала, каково это — потерять любимого человека, что сейчас с братом Василия, которого задерживали силовики, а также о вещи мужа, которую всегда носит с собой.
«На фронт отдала свою форму, аптечку, всю медицину и рюкзак»
Белорус Василий Парфенков — человек непростой судьбы. Родился в 1983 году в Минске. Работал автослесарем. К национальному движению присоединился молодым, был активистом незарегистрированной Белорусской партии свободы.
Парфенков участвовал в Площади-2010. За это его осудили на 4 года лишения свободы, но через некоторое время Василий был помилован Лукашенко. Уехал в Украину в 2014 году, воевал на Донбассе.
С его женой — Еленой Гергель — мы встретились на интервью в Вильнюсе. В Литву она приехала на выставку в Сейме, посвященную памяти белорусов, которые боролись и погибли в Украине. На ней Светлана Тихановская вручила награды родственникам белорусских воинов.
На войну украинка Елена Гергель попала в 2015-м — как медик-инструктор.
«Тогда вопроса не стояло: надо и надо. Каждый пытался что-то делать. Я сначала делала с девушками паракордовые браслеты, специального плетения: в экстремальной ситуации их можно быстро расплести — и будет 2—3 метра крепкой веревки. Потом мне рассказали, что есть курсы, где инструкторы обучают медицине. Моя подруга их прошла, я тоже. Мы создали киевский кружок, стали ездить уже обучать других — в воинские части, полигоны, на «ноль».
Страшно было первое время. Можно случайно не туда заехать, возможен обстрел. Ориентир, чтобы не сбиться с дороги, — электросети, они были покрашены, видишь их — значит едешь правильно», — рассказывает она.
После начала полномасштабной войны в 2022-м на фронт Елена не вернулась, осталась с тремя детьми в Киеве. Сейчас женщина работает в украинском Центре контент-анализа и мониторинга.
«На фронт отдала свою форму, аптечку, всю медицину и рюкзак, — говорит она. — Никто из наших родственников не был готов брать ответственность за детей, тем более Киев на тот момент не был безопасным местом».
«Война сделала его более бескомпромиссным и жестоким к происходящему вокруг»
Когда в 2016-м Елена с Василием вернулись с войны, привыкнуть к мирной жизни было сложно. У Василия, как у иностранца, были вопросы с легализацией.
«Не существовало никакого упрощенного варианта по получению документов. Хотите оставаться в Украине — платите штрафы. Иностранным добровольцам не было элементарной помощи. Василий так никаких документов и не получил.
Психологическое состояние его первое время было тяжелое. Но даже не из-за войны — из-за того, что он пережил в Беларуси. Война сделала его более бескомпромиссным и жестоким к происходящему вокруг. С моей помощью, детей, через несколько лет стало лучше», — говорит она.
После возвращения с фронта Василий работал грузчиком в компании, которая занималась перевозкой мебели, оборудования. Там у него начались проблемы со спиной.
«Так получилось, что Василию нужно было делать операцию, и никаких скидок мы даже не получили.
Вообще много впоследствии было сфабриковано дел против некоторых добровольцев. Был белорус — Игорь Клевко (позывной «Лев») — его обвинили в том, что он якобы убивал мирное население. Судьи, конечно, были не проукраинские, этот белорус долгое время находился в мариупольском СИЗО. Ему так и не удалось помочь, до сих пор не знаем, что с ним», — рассказывает Елена.
На годовщину Майдана — в 2017-м —Василий со знакомым устроил акцию в Киеве против того, чтобы в Украине работали российские банки.
«На тот момент несколько таких банков было, пророссийские политики вообще хорошо чувствовали себя в стране. Получил в итоге Василий домашний арест, статья была за хулиганство. Он считал, что если в Украине будут толерантными к россиянам, то со временем начнется большая война. Вот только в прошлом году сняли обвинения», — рассказывает она.
Дело было открыто, поэтому воевать Василия не брали.
«Был дома, устраивался на работу, после дети появились и было уже не до войны, — говорит Елена.
— Он периодически переживал, что не может поехать воевать, накрывало его особенно когда встречался с другими воинами. Потом как-то отходил. После рождения младшей дочери уже он нормально адаптировался. Много времени занимало ее воспитание».
«Верил, что его дети смогут посетить свободную Беларусь и туда он повезет их сам»
Елена вспоминает, что в 2020-м Василий очень хотел ехать в Беларусь. Он придумывал планы, как попасть в страну, чтобы никто не заметил.
«Потом понял, что если туда поедет, то там и останется, потому что дело на него было открыто. Но переживал, не соглашался с некоторыми действиями оппозиции.
О заключении воспоминал, но пытался что-то веселое рассказывать. Прочитал там «Игру престолов». В Украине так и не купили ему эти книги, решили, что раз читал, то хватит. В основном про заключение шутил. Денис Урбанович рассказывал, что, когда виделся с ним на Николаевщине, то Василий ничего лучшего не придумал, как сделать чифирь», — рассказывает Елена.
Когда началась война, Василий спал.
«Пошла его разбудила, попили кофе, он поехал к своим на штаб. Все этого ждали, были собраны. Мы знали, что война произойдет: планировали, куда детей отвезти, если что. Он вернулся из штаба за вещами. А в полк пошел после деоккупации Киевской области»,
— говорит она.
По словам женщины, Василий был рад, что может пойти воевать. Он быстро включился в события.
«Хотя все время шутил, что уже никуда не пойдет, потому что старенький. Он хотел с детьми куда-то эмигрировать. А я говорю «ага, ага».
В целом по жизни был оптимистом. Верил, что его дети смогут посетить свободную Беларусь и туда он повезет их сам», — говорит она.
Елена с детьми осталась в Киеве. Василий не настаивал на отъезде семьи.
Женщина хотела быть рядом с мужем, чтобы у него всегда была возможность заехать повидаться с детьми.
«Как-то приезжал в Киев по делам, так зашел и к нам на полчаса, — вспоминает Елена. — У детей такие впечатления были: папа, бронежилет, автомат. Потом перевелся в полк и поняла, что там так с оружием ходить уже было нельзя.
Если была возможность, обычно с ним созванивались. В Николаевщине и Северодонецке, например, у него не было связи, а в Лисичанске — да».
Елена говорит, что Василий сначала переживал, когда в Украине «стали проклинать белорусов».
«Даже видео записал, что мы, белорусы, здесь, защищаем Киев. Когда знакомые что-то говорили на этот счет, то его это сильно цепляло. Потом появился полк, больше информации о Беларуси, отношение украинцев стало меняться.
Мне жаль, что белорусы, которые были в Украине, должны были уехать, потому что законодательство так сделано, из-за бюрократии не удалось остаться. И история с этими банковскими счетами…»
«Мысленно разговариваю с ним, прошу совета, рассказываю ему, какой он плохой, злюсь»
В этом году — 26 июня — годовщина смерти Василия Парфенкова. Тогда в бою под Лисичанском погибло четверо бойцов: «Сябро» (позывной Парфенкова), Иван «Брест» Марчук, Василий «Атом» Грудовик, Вадим «Папик» Шатров.
«Я в полном неадеквате этот год, — делится женщина. — Первые полгода пила антидепрессанты, они как-то поддерживали. Нормальная такая заморозка: не испытываешь ни отрицательных эмоций, ни положительных.
После, перед Новым годом, у меня погиб друг, который меня научил медицине. Он также был с 2014-го на фронте, очень много людей спас. Тогда поняла, что если не выплачусь, не выпущу эмоции, то меня просто съест изнутри — резко бросила антидепрессанты, и решила, что готова чувствовать все. Тогда постоянно плакала. Где-то две недели так. Иду куда-то, а слезы просто катятся.
Теперь у меня есть ресурс что-то делать, но также понимаю, что я с каждым днем все больше грущу, это навсегда. В мыслях разговариваю с ним, прошу совета, рассказываю ему, какой он плохой, злюсь. Раньше много снился, а сейчас редко. Даже не то, что сам снился, а я его искала все время».
Последний раз Елена созванивалась с Василием накануне того, как он поехал под Лисичанск.
Обычно их звонки были по вечерам. Но в тот день Василий позвонил днем.
«Говорил, что нормально доехали до Краматорска, классная погода, — вспоминает она. — Вечером он тоже позвонил, но говорить уже не было о чем. Говорю, иди спать, а он ответил, что «всех буськаю, обнимаю, до завтра».
После несколько дней были без связи, но я знала, что это нормально, могли куда-то выехать. Но потом мне позвонили из штаба и сказали, что он пропал без вести. Через десять дней уже подтвердилось, что не исчез, а погиб. Хотя Денис Урбанович еще раньше об этом говорил, просто я не хотела это принимать, была надежда.
Вообще о своей смерти он никогда серьезно не размышлял. Говорил глупости: сжечь и передать матери, чтобы она похоронила возле кота под балконом. Он только говорил, что в плен не сдастся. Поэтому я была уверена, что он не там».
«Называл меня Олэнка, никак иначе»
Романтики у пары было мало, признается Елена. Поженились, когда силовые структуры Беларуси сделали так, что Василий остался без единого документа.
«Думали, что это как-то поможет получить разрешение на временное проживание, но в миграции нам ничем помочь не смогли. Сказали, что пока его данные в Интерполе, ничего сделать не могут. Мы с юристами пытались чего-то добиться, но они тоже разводили руками. А вот военный билет Василий в 2022-м получил быстро, в этом проблем не было», — говорит женщина.
В муже Елене нравилась его принципиальность и своеобразный говор.
«Даже когда злилась на него, говорила, что можно по-другому, мягче, он оставался на своей позиции, не шел на ненужные компромиссы. Называл меня Олэнка, никак иначе. Все его побратимы ко мне тоже так стали обращаться.
Он был моей любовью на всю жизнь. Вредный, противный, но очень его любила», — делится она и не может сдержать слез.
«Могилы нет, вместо этого у нас стена»
О смерти Василия Елена сказала детям по очереди. Средний — Милан — сразу закрылся в себе, у него появилась агрессия.
«Есть у него паранойя, за меня постоянно волнуется, что что-то случится, а также он до этого не обнимается, — рассказывает Елена.
— Саломее — самой младшей — сейчас лучше, в начале она больше всех переживала, плакала, ходила с папиной фотографией. Старший в целом был в курсе ситуации, он еще до того, как я сказала, догадывался, он более или менее нормально переносил все это.
Саломее вообще сказала сразу о двух людях — о папе и о ее крестном — тяжело ей было. Время от времени говорит, что может папа еще вернется. Она его поздравляет со всеми праздниками, знает, что он и крестный — ангелы, будут ее всегда защищать. Может с фотографией разговаривать, но сейчас она больше через меня передает информацию. Типа «скажи папе вот это и это». Могилы нет, вместо этого у нас стена с фотографиями».
«Брат Василия уехал в Польшу, так как силовики сильно избили»
Тела калиновцев, погибших под Лисичанском, родственникам до сих пор не отдали.
«По трем есть от родственников ДНК, только по «Атому» нет, так как у него никого не было. Боюсь, что может быть так, что мы Василия не сможем по вещам опознать.
Вот была недавно в Днепре, там очень много неизвестных могил с 2016-го. По процедуре воин считается пропавшим без сведений до трех лет. После выдается свидетельство о смерти. Тело можно будет забрать, когда эти территории будут деоккупированы, разминированы», — объясняет Елена.
После смерти Василия Парфенкова силовики продолжили терроризировать его родных. Брата Парфенкова задержали и заставили сказать на видео, что он был подписан на «экстремистские» телеграм-каналы, делал репосты, не одобрял то, что его брат воевал в Украине.
До этого силовики задерживали мать Василия.
«Он с ней созванивался часто, говорил: если что-то будут от тебя требовать — все делай.
Брат Василия уехал в Польшу, так как силовики сильно его избили. Ночью он сбежал из больницы, прятался по друзьям, а после я организовала ему выезд через Россию».
«Плохо ему стало, когда врачи сказали, что надо перевязать пуповину»
Самое сильное воспоминание о Василии у Елены — когда он присутствовал на рождении дочери.
«Хотел мне помочь в этом важном деле. Держал за руку, в дороге говорил, что все будет хорошо. Плохо ему стало, когда врачи сказали, что ему нужно перевязать пуповину. И он пошел, лег на кушетку. А потом я только узнала, что над нами через стекло за родами наблюдал целый студенческий курс», — рассказывает она.
Василий очень хотел дочь.
«Думаю, что он бы хотел и еще детей. Любил с детьми дурачиться. Чуть-чуть выпадет снег, а он уже берет санки, будет катать Саломею. После пойдут на горку, вернутся все мокрые, снеговиков лепили, причем надо было обязательно соревноваться, у кого лучше получится. Вечером надо спать, а у них там дурдом, бегают, прыгают», — рассказывает Елена.
Незадолго до того, как Василий ушел на войну, у него порвалась цепочка с крестиком, который когда-то ему подарила Елена. Он оставил его дома. Этот крестик Елена теперь носит у себя на браслете.
«Выглядит он как значок ВСУ, который когда-то ему дарила».
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬКто такие «Атом», «Сябро» и «Папик». Рассказываем про троих бойцов из полка Калиновского, которые, наверное, погибли
«Во снах я вижу, как он приходит из плена, худой такой, и говорит: «Теперь все будет хорошо». Возлюбленная Ивана «Бреста» о любви, тюрьме и смерти
«На суде они плакали и говорили, чтобы им не шили то, чего не было». Стали известны обстоятельства суда над матерью и сестрой Парфенкова
О чем калиновцы говорили со Светланой Тихановской?
Бойцы полка Калиновского хитростью вызвали огонь россиян по их же позициям
Комментарии