«Павел отказывался от всех работ ради возможности ездить в Беларусь». Жена Можейко о повторном деле мужа

«Родственники трое суток плакали, для них это был шок»

Во время беседы у Ирины на платье пристегнута новая брошь в виде веселой задницы. «Вось сымбаль твой, забыты краю родны»», — комментирует она.

Ирина уже больше года живет в Польше. Вместе с ней двое их детей: Ниночке 10 лет, Юрке — 3.

Павел несколько раз приезжал к семье за последний год, но фактически жил на две страны. В 2021 году его задерживали по «делу Пушкина», в конце года дело на него закрыли.

В этом году 30 августа Павла забрали снова — уже по другому уголовному делу. Одновременно пришли с обыском и к его отцу, которому около 70 лет.

«Позвонили родственники Паши, которые забрали деда из дома. Дед ухаживал за внуками. Детей 13 и 6 лет одних оставили дома. Они перепуганы», — рассказывает Ирина.

Связи с Павлом на тот момент уже не было. Его отца отпустили поздно вечером, но тот ничего не мог рассказать, так как дал подписку о неразглашении.

В последующие дни прошла серия обысков у родственников из деревень.

«Мы с некоторыми даже никогда не виделись, я не подозревала, что такие люди существуют. Они после три дня плакали, потому что для них это был шок», — описывает масштаб собеседница.

«Он отказывался от всех работ, которые требовали его присутствия только за границей»

— Почему Павел поехал в Беларусь? Понимал ли риск преследования?

— Павел не видел для себя такой возможности, выехать из страны навсегда. В Беларуси больные родители, обязанности, которые нужно выполнять.

Павялічыць

Когда «Белсат» признали экстремистской организацией, он уже не сотрудничал с каналом. Павел работал на «Белсате» с начала его существования. Это медиа дало ему максимум творческой реализации. Он вел первое ток-шоу «Госьць Белсату», ток-шоу «Два на два», создал и вел проект «Intermarium» — программу, которая стала событием регионального масштаба, так как показывала историю с фокусом на Беларуси. В 2020 году программа не выходила из-за коронавируса и революции.

— Насколько настойчиво близкие Павла отговаривали его ездить в Беларусь и как он реагировал?

— Все, кто узнавал, что он едет в Беларусь, приходили в ужас. «Ты же понимаешь, что там концлагерь формируется. Почему ты думаешь, что от тебя отстали с «делом Пушкина»?

Это была очень важная для него позиция, что он не эмигрирует. Он отказывался от всех работ и проектов, которые требовали его присутствия только за границей, ради возможности ездить в Беларусь.

Павел знает свою родословную до XVII века. Они всегда были крестьянами, из Беларуси, во многих поколениях. Лишить его родины — я не думаю, что он видел такую перспективу, даже если это стоит столько. До конца он, конечно, не верил в задержание.

Как дети отреагировали, когда Павел впервые приехал к ним в Польшу, почти год не видевшись?

— Было неизвестно, дети его узнают или нет, особенно маленький. Я Нинке сказала: «Приедет очень важный гость, давай уберем в доме». Нинка не любит прибираться: «Какой-то гость придет, я не буду прибираться».

Звонок в дверь. Я говорю: «Нинка, иди поздоровайся с гостем». Нинка такая недовольная идет к дверям: «Привет», потом смотрит на него: «Папа!». Малыш тоже узнал его быстро.

«Вдруг его побили, сломали ему ребра, и ты никак не можешь помочь»

— Как вы переживали первое время после задержания?

— Никакой информации не было. В чем он был? Откуда его забрали? Из дома? С улицы? Может, его в нижнем белье подняли. Главное — где он? Вот ночь прошла. Он вообще поел? У него есть одежда? Его били или нет? Вдруг его побили, сломали ребра, и ты никак не можешь помочь. Может быть, выбивали признания? Может быть, издевались при задержании?

— Как провели обыск?

— Были разбросаны книжки и одежда в нашей квартире, в деревне тоже все было перевернуто. Книги, очевидно, перебрали все. Вся одежда, белье, игрушки детские выброшены (из шкафов). С матрасов содрали простыни, матрасы сами расстегнули, вытряхнули ящики, перебрали документы. Наверное, забрали свитер с «Погоней», так как не можем его найти.

Павялічыць

— Чем отличалось задержание сейчас и в 2021 году?

— В 2021 году я сразу знала, что с ним, когда он шел давать объяснения в РОВД. Когда он не вернулся после двух часов, адвокат включился в процесс. Генпрокуратура тогда сразу выпустила пресс-релиз.

А тут ты ничего не знаешь. Павел третий раз ехал в Беларусь за год. Обычно дома была тревожная корзина с предметами на случай задержания. На этот раз его не было. Видимо, Павел не верил, что его задержат.

«Это были единственные спокойные месяцы вне террора за все время нашей семейной жизни»

— У вас были претензии к Павлу за то, что его задержали, а вам теперь нужно и детей растить, и ему передачи передавать?

— Да, я была зла на него. Он уехал один раз, второй, третий. Возможно, он мог чувствовать себя с каждым разом все в большей безопасности. Но если допустить мысль, что могут задержать, то подумай, что будет происходить с твоей семьей в следующие 20-30 часов? С твоими делами? С людьми вокруг?

Ты начинаешь злиться: неужели были такие важные дела, чтобы туда ехать? С другой стороны, ты думаешь, он у себя дома, там его предки. Почему теперь кто-то должен выгнать его из его земли? И я это понимаю, хотя мне это неудобно. Теперь никакой злобы у меня нет. Я понимаю, что в отношении моей семьи происходит террор.

— Может у Павла это такая геройская позиция: я готов сидеть, только чтобы оставаться в Беларуси?

— Не в этом дело. Если бы он подозревал, что за ним следят, то определенно не поехал бы в Беларусь. Хотя, когда начиналось «дело Пушкина», Павел находился в Польше и вернулся в Беларусь.

Мы в ситуации террора живем все 20 лет. Этот последний год, когда мы себя с детьми чувствуем безопасно, понимаем, что нам никто не выломает ногой дверь, понимаем, что мы можем просто разговаривать по телефону, когда нет опасности, что у тебя заберут детей.

Когда Павел сумел несколько раз приехать на месяц-два —это и были единственные спокойные месяцы вне террора за все время нашей семейной жизни.

— Какова цена такой позиции: иметь возможность ездить в Беларусь?

— «Над маім лунае лёсам Беларусь мая». Пару месяцев в фокусе нашего внимания было, а как дети, а какие им курсы выбрать, какие таланты у них проявляются, кто их друзья, куда поехать путешествовать, что нам вместе посмотреть, заниматься ли в этой школе или в той, как собрать шкаф, купить занавески, что приготовить на ужин. А потом твой фокус помещается на другое. Ты точно также занимаешься курсами и ужинами, но фон твоей жизни — это ГУЛАГ как часть твоей семьи.

Когда я писала письмо Павлу, спросила у Нинки, что она хочет спросить у папы. Она долго ходила, потом вернулась: «Какие книжки по политике и истории он мне посоветует читать?» В ней это тоже варится. Я не скрываю от своих детей, что происходит. Это невозможно скрыть.

«Можно меня представить как «мать его детей»

Павел и Ирина 20 лет вместе, однако до сих пор официально не расписаны. Их семейные отношения начинались, когда Павла первый раз направили на «химию» за «клевету» на Лукашенко.

«Можно меня представить как «мать его детей», я повсюду у них так прохожу, в «Желтых сливах»», — улыбается Ирина.

— У вас были попытки пожениться после 2021 года?

— Когда Пашу посадили на 72 часа, он узнал, как жить в тюрьме. Мне нравится адаптивность Паши. Когда его закрыли 20 лет назад, у него не было каких-то особенных понтов, что он журналист, его несправедливо посадили. Он сразу понял свой юридический статус, он простой человек и не ставил себя выше остальных.

В 2021 году он узнал, как стричься, как покупать товары в магазине, какая одежда нужна, как дают свидания. Говорит: «Я понял, как нам пожениться».

Я ему говорю: «Зачем нам жениться в тюрьме? Давай сейчас сходим в ЗАГС, нас сразу распишут, учитывая наши обстоятельства». А он говорит: «Ай нет, а вдруг меня не посадят». Мы очень хохотали над этой мгновенной реакцией.

Если он сейчас выйдет, то я ему кольцо уже приготовлю, на колено стану, — улыбается Ирина. — Платье я себе присматриваю, честно говоря.

• 6
• 0
• 0
• 2
• 0
• 3
• 7
• 0