Реально ли в эмиграции создать демократические институты, с которыми можно будет прийти в новую Беларусь?
Такой вопрос возникает, когда внутри страны сформировать определенные структуры нельзя. «Наша Ніва» обратилась за комментарием к политологам, которые привели примеры из истории, когда институты в эмиграции имели значение в политических изменениях в разных странах, а также объяснили, какое место здесь занимают информационные технологии и идея «цифрового государства».
«Создать в эмиграции институции и живьем их перенести в Беларусь вряд ли возможно»
«Институции — это люди, правила и материальные ресурсы. Создать в эмиграции институции и позже живьем их перенести в Беларусь вряд ли возможно, ведь условия их функционирования могут значительно отличаться, — считает политолог Петр Рудковский.
— Но формирование институций — это также опыт коллективного взаимодействия и возможность развивать свои профессиональные навыки. И вот это — опыт и навыки — то, что останется ценностью при любых условиях и в любое время. Формирование институций в эмиграции — это также очаги привлечения белорусов зарубежья, то, что замедляет ассимиляционные процессы.
Благодаря такого типа институциям возрастают шансы, что после наступления перемен больше белорусов вернется на Родину».
Политолог отмечает, что создать эффективную систему управления с помощью информационных технологий невозможно, так как любое управление предусматривает возможность наказания за нарушение установленных правил.
«Дистанционно, с помощью исключительно ІТ, это невозможно делать. Однако такого типа технологии сохраняют колоссальную важность как каналы коммуникации и в качестве альтернативных СМИ.
Можно говорить о потенциале ІТ в создании квази-институций, таких как платформа «Голос» в 2020 году. «Голос» не был и не претендовал на роль альтернативного ЦИК, но из-за чрезвычайно низкого доверия к ЦИК он получил среди большой части общества нормативное значение: его выводы стали для многих (возможно, большинства) вероятным пунктом отнесения, тем, что предопределяло решения и поведение многих граждан.
Это я и имею в виду, когда говорю о возможности создания квази-институций», — объясняет он.
На данный момент в Беларуси 85% жителей пользуются интернетом, около 40—45% пользуются социальными сетями. В такой ситуации информационная изоляция общества просто невозможно. Это слабый пункт режима, о котором власти хорошо знают, но не могут ничего сделать.
«В Румынии времен Чаушеску некоторые граждане, взяв с собой радиоприемники, ездили к венгерской границе, чтобы поймать западные радиоканалы и получить альтернативную информацию. Ясно, что такое могли делать только очень мотивированные граждане, а их могло быть только доли процента от всего населения. Когда вспоминаем информационные реалии тех времен в странах коммунистического блока и сравниваем с ситуацией в Беларуси, то разница просто колоссальная», — подытоживает Петр Рудковский.
«Во время развала Союза в Беларуси не было влиятельных структур в изгнании. Возможно, поэтому страна не стала демократической»
В том, чтобы создать демократические институты в эмиграции, проблемы нет, считает политолог Андрей Казакевич.
«Готовы ли к этому политические, гражданские организации? Имеют ли они потенциал, чтобы этим управлять? Вот здесь уже нет уверенности. Но если не будет попыток это сделать, то и понятно не будет,
— рассуждает он. — Эффективно в Беларуси может быть только в том случае, если это начнет реализовываться. Заранее сказать невозможно, сработает это или нет, так как это связано не только с тем, насколько хорошо работают демократические силы, а также и с тем, какой ответ будет белорусских властей.
Исторический опыт показывает, что такие институты имели важное значение в политических изменениях в разных странах. Наверное, ближайший пример для нас — страны Балтии, где очень долго за рубежом существовали политические и общественные институты, которые с наступлением изменений в Советском Союзе значительно повлияли на налаживание отношений между новыми странами (которые ранее входили в СССР) и Западом. Они выполняли важную лоббистскую функцию, также имели видение, знали, каким образом нужно переустраивать общество».
Есть также случаи, когда такие структуры существуют десятилетиями в изгнании и в результате не оказывают существенного влияния на происходящее в стране. Как, например, в Иране.
«Структуры в изгнании там влияния на политическую ситуацию в стране не имеют. Но есть и другая сторона. Известно, что до установления Исламской Республики Рухалла Хомейни находился в изгнании, он вернулся оттуда для того, чтобы возглавить исламскую революцию. Поэтому однозначного ответа на вопрос, насколько эффективно делать какие-то структуры в изгнании, нет», — говорит Казакевич.
Зачем вообще создаются такие структуры? Если нет возможности иметь политическое представительство для тех людей, которые не поддерживают действующую власть внутри страны.
«Именно такая ситуация в Беларуси. И структуры за рубежом позволяют формировать некое лидерство. Средства коммуникации теперь позволяют более плотно связываться с людьми в стране, чем раньше.
Такой опыт, полученный в эмиграции, можно потом включать в информационную работу, развитие отношений с зарубежными странами, политическими и общественными институтами. Также подобная активность позволяет просто продвигать белорусскую повестку дня. Чтобы Беларусь, как политическая проблема, звучала на международном уровне или отдельных стран.
Дополнительный тезис — обращение к примерам во время распада Советского Союза.
В Беларуси не было тогда существенных, влиятельных структур в изгнании. Их отсутствие определяло, что Беларусь не стала развиваться по демократическому сценарию. Только после распада Союза начались дискуссии о том, как развивать страну, было мало времени, чтобы сформировать концепции, которые бы заслуживали доверие», — говорит политолог.
Информационные технологии, СМИ, социальные сети, мессенджеры помогают демократическим силам общаться с людьми.
«Сейчас не очень важно, где находится сам политик, если он эффективно использует эти каналы. И потенциал такой коммуникации далеко не исчерпан. Но пока мы не видим возможности для эффективной реализации одной онлайн-платформы для сторонников демократических перемен. Условно говоря, такое электронное государство, которое могло бы выполнять функцию по мобилизации, коммуникации и действия различных сервисов, которые традиционно выполняют государственные институты», — объясняет Андрей Казакевич.
«Нынешнюю политическую элиту, наменкулатуру или бизнес-круг нельзя полностью сбрасывать со счетов»
Политолог Екатерина Шматина считает, что создание офиса Светланы Тихановской и предназначение других представителей демократических сил было целью, чтобы начать развивать определенные структуры в эмиграции, а после с этими вернуться в Беларусь.
«Другое дело, что мы сейчас наблюдаем споры вокруг легитимности офиса. По моему мнению, это абсолютно нормальный демократический процесс. И я думаю, что после изменений в Беларуси, нас ждет еще больше скандалов, коррупционных расследований. Стоит посмотреть в этом смысле на опыт Украины после Майдана.
Также не нужно забывать про политическую элиту, наменкулатуру или бизнес-круг. Их нельзя сбрасывать со счетов.
Даже если мы говорим в будущем о какой-то люстрации — все равно какая-то часть останется в системе и они будут искать взаимопонимание с демократическими институтами. Будет запрос на то, чтобы демократические силы, которые вернутся с Запада, доказали свою экспертность», — говорит она.
Демократические институты в изгнании могут активно формироваться в том числе с помощью цифровых технологий.
«Хочется упомянуть проект Павла Либера про создание цифрового государства. Я думаю, что он многообещающий. Польза платформы в том, что будет предоставляться идентификационный номер пользователя, по которому в Европе любому белорусу будут оказываться в том числе какие-то услуги, также это имеет потенциал для транспарентности политических сил, они смогут объединяться.
Я вижу в проекте цифрового государства большое будущее и помощь в решении политических кризисов, споров по поводу легитимности», — объясняет Екатерина Шматина.
Из истории политолог приводит пример развала Советского Союза. Диаспоры Литвы, Латвии, Эстонии довольно активно работали в зарубежье, а после активисты смогли вернуться в свои страны и отстраивать национальные институты.
«Во время советской оккупации Латвии в изгнании существовала дипломатическая миссия, которая представляла интересы Латвии в отношениях с теми государствами, которые не признавали советскую оккупацию стран Балтии. Эта миссия существовала до 1991 года и помогала сохранять преемственность латвийской государственности и после восстановления независимости передала свои полномочия МИД Латвии.
Еще один пример — бывший президент Эстонии и дипломат Тоомас Ильвес, родившийся в семье эмигрантов, вынужденных покинуть Эстонию во время советской оккупации. Благодаря своему международному опыту в США и Европе, после восстановления Эстонией независимости занимал дипломатические и другие государственные посты, был одним из тех, кто проводил переговоры по присоединению Эстонии к Европейскому союзу, также был избран президентом на два срока в 2006—2016 годах.
Роль информационных технологий на примере Беларуси велика. Та же платформа «Голос» стала поводом для того, чтобы сформировать доверие и восприятие легитимности для Светланы Тихановской», — подытоживает Шматина.
Комментарии
Для чытачоў НН - гэта быў сарказм