Комик Михаил Ильин о ситуации с обиженным Кацем, твитере и границе между шуткой и оскорблением
Недавно в Кракове прошел первый белорусскоязычный стендап. Среди участников — Михаил Ильин, знаменитый твиттерианин, прославившийся своими меткими политическими шутками. Поговорили с ним о юморе на белорусском языке, постах, за которые было стыдно, тату с автозаком и грусти по лидскому квасу.
«Шутки на белорусский переводил сразу на сцене»
«Наша Нива»: Прошел ваш первый белорусскоязычный стендап в Кракове. Как это было?
Михаил Ильин: Концерт прошел отлично. Полный солд-аут, все места заняты. Даже было больше человек, чем мы ожидали. Изначально бронь была на 54 человека, но пришли еще люди, которые покупали билеты на месте. Где-то 60 человек было, думаю. Почти все белорусы и несколько украинцев. Им было интересно услышать белорусский язык живьем.
Лично мне сложно не было. Я раньше уже участвовал в белорусскоязычном стендапе в 2020 году, на «Дзень роднай мовы». Белорусский язык в целом присутствует в моей жизни. Некоторые шутки были «проверены», с ними раньше выступал на русском языке. Честно говоря, особенно заранее их не переводил, делал это сразу на сцене. Во время выступления сделал две-три ошибки, перешел на трасянку. Как мне сказали потом, это не заметили. Ребятам было сложнее, двое из них впервые выступали по-белорусски. Они готовились с гугл-переводчиком, подходили ко мне за 5 минут до мероприятия, спрашивали слова.
«НН»: Почему только сейчас решили, что есть необходимость делать стендап по-белорусски?
МИ: Я не скажу, что потребность появилась только сейчас. Все же мероприятия на белорусском языке проходили и раньше, но, видимо, это были более тематические вечеринки. В Минске еще в 2019-м такие концерты не пользовались спросом. Но я был за то, чтобы их популяризировать.
Возможно, война сыграла какую-то роль в нашем нынешнем решении.
Коммерческую жилку мы здесь не видели — мы на стендапах не зарабатываем, большинство денег от концертов идет на помощь украинским беженцам. Например, однажды с нами выступал один комик из Украины, его отцу нужен был для волонтерской деятельности прицеп к автомобилю, чтобы перевозить гуманитарную помощь. Вот мы с одного концерта приобрели его.
А стендап мы больше делаем для людей, которым будет интересен даже не сам концерт, а услышать белорусский язык.
«НН»: Как началась ваша личная история «знакомства» с белорусским языком?
МИ: До 1996 года я жил в Украине, в Сумской области, даже паспорт был украинский. Мать у меня белоруска, отец — украинец. После вернулись в Брест, там я пошел в первый класс, и там началось мое знакомство с белорусским языком. Первые мои стендапы были в Бресте, в Минск я переехал только в 2018-м.
«НН»: Может, были какие-то слова, которые вызвали трудности с переводом?
МИ: У меня была шутка про «рождественский турнир Лукашенко». И перед выступлением возник вопрос, как это точно перевести. Неужели «калядны»? На мой вкус в отношении инициативы Лукашенко «калядны» звучит не очень. Поэтому я просто сказал, что был «турнір на Раство ад Лукашэнкі».
«НН»: Помните свое первое выступление? Каким оно было?
МИ: Довольно хорошим, кстати, хотя есть стереотип, что первые выступления провальны. Выступал я в Бресте, на открытом микрофоне. Меня сразу после этого местные ребята стали звать на другие мероприятия, на разогрев к тогда еще не очень известному Александру Долгополову (российский комик. — «НН»).
Позже начал экспериментировать. Тогда всплывает больше ошибок, но все равно это опыт. Без провальных выступлений ни в стендапе, ни в других жанрах развиваться, мне кажется, нельзя.
«С подозрением относился к Кацу еще в 2020 году»
«НН»: О чем вы шутили до 2020-го?
МИ: И до 2020 года я шутил о политике. Летом 2020-го в белорусском стендапе был всплеск, все начали шутить об этом. А осень того года стала золотым временем, так как фактически отсутствовала цензура. Но лично у меня в этом плане ничего не изменилось. Я как шутил, так и продолжил. Более популярным стал только мой твиттер.
Страшно шутить о политике не было. В 2017-м я еще был ноунэймом. Ясно, что интереса какого-то к моей персоне не было. Мне попадались мои посты, которые я делал в 2019-м, — они жесткие. Сейчас, находясь в Беларуси, не думаю, что мог бы так пошутить, чтобы мне ничего за это не было. Времена были другие. Теперь за любой комментарий, шутку, где фигурирует Лукашенко, могут привлечь к ответственности за оскорбление.
«НН»: Вы поддерживаете идею, что шутить можно о ком угодно и о чем угодно?
МИ: Если в целом, то да. Если власть позиционирует себя как демократическая, конечно, она должна мириться с тем, что критика — это один из инструментов ее непоклонников. У нас же в стране все иначе. Стоит вопрос личной безопасности.
В твиттере я быстро реагирую на информационные поводы. Это способ через шутку донести информацию о происходящем в Беларуси.
«НН»: Помните, после каких постов твиттер начал набирать обороты?
МИ: Думаю, летом 2020-го. Многие люди приходили в твиттер не только из-за шуток, а и из-за моей профессии — я тогда вел стримы с уличных акций. Доходило до того, что сто человек за день могло подписаться. Помню только один конкретный случай. Это было в день так называемой инаугурации Лукашенко, мы с моим коллегой сняли сюжет о таксисте, который спас протестующего, за которым бежали силовики. Тогда больше тысячи человек на меня подписалось за одну ночь.
«НН»: Недавно на один из белорусских мемов обиделся Кац. Что об этой ситуации думаете?
МИ: К Кацу разное отношение у людей. Я с подозрением к нему относился еще в 2020 году. Он просто как-то странно раздает советы белорусам, как себя вести на протестах. Сам человек не находится в Беларуси, слабо представляет, как это все работает. Обиделся и обиделся, не хочется никого оскорблять. Но за ситуацией, когда Кац не понимает белорусский язык, мемы, смешно наблюдать, меня это забавляет.
«НН»: А где граница между оскорбить и пошутить?
МИ: Тонкая материя. Она вырабатывается со временем. Просто придерживаться человеческих принципов — например, подумать, могла бы оскорбить эта шутка меня, маму или родных. Это один из таких простых лайфхаков. Проблема в том, что на каждую шутку, какой бы лайтовой она ни была, найдутся люди, которые оскорбятся.
«НН»: Были твиты, за которые стыдно?
МИ: В твиттере есть такая функция, как удаление, поэтому, если я написал какой-то твит и понял, что сформулировал его так, что кто-то может оскорбиться, я его удалял. Это не то, чтобы работа над ошибками, а скорее моя рефлексия. Удалять твит или извиняться за шутку, которую я считаю смешной и она совпадает с моей позицией, — такого не делаю.
«Некоторые комики рассказывали мне свою шутку и спрашивали, могут ли их за это посадить»
«НН»: Слава Комиссаренко, Идрак Мирзализаде и другие комики за свои шутки о политике были вынуждены уехать. Как считаете вы, есть ли такие шутки, которые этого стоят?
МИ: Тут больше вопрос о свободе слова, мне кажется. Каждый сам для себя делает выбор. Довольно печально, что не существует таких условий, где ты можешь спокойно высказываться и тебе за это ничего не будет. Но нужно решить, что важнее — оставаться в какой-то условной зоне комфорта, находясь в Беларуси, жить в родительском доме либо просто без цензуры высказывать свои мысли, не подстраиваться под эти условия и оставаться тем человеком, которым ты хочешь быть.
Я уезжал из страны в конце осени 2021-го. Мне, мягко говоря, уже было некомфортно находиться в Беларуси. Условия, которые тогда существовали на белорусской стендап сцене, были непригодны для того, чтобы шутить о политике. Кроме самоцензуры, которая всегда существовала на разных ступенях и до 2020-го, к этому добавилась определенная цензура площадок, на которых ты мог выступать.
Еще когда я был в Беларуси, ко мне лично некоторые комики подходили (они знали, что я работаю журналистом), расказывали свою шутку и спрашивали, могут ли их за это посадить.
«НН»: Когда началась война, у вас был какой-то «творческий кризис»? Как шутить во время войны?
МИ: Кризиса не было. Наша тусовка комиков из Беларуси, которые сейчас делают стендап в Варшаве, начиналась именно с благотворительной деятельности. Война в Украине даже побудила нас этим заниматься, так как понимали, что, находясь в Варшаве, мы можем помочь — организовать концерт и собрать деньги. Заодно дать возможность людям отвлечься от происходящего. Для нас тоже получилась определенная терапия: не сидели над лентой новостей, а занимались делом.
«НН»: У вас на руке татуировка — автозак. Почему именно его набили?
МИ: Рубрика «Дети, не повторяйте это дома в Беларуси». Сделана она была еще в Минске, осенью 2020-го. В баре «Карма» проходили по понедельникам розыгрыши сертификатов на татуировки. Я выиграл, после нескольких бокалов пива подумал, что будет остроумно пошутить в твиттере, что если пост соберет десять тысяч лайков, то набью себе пылающий автозак. И потом пришлось отвечать за свои слова.
«НН»: Вы сейчас в Польше. Айтишники на релакейте любят описывать минусы жизни за границей. Что в вашем списке?
МИ: Кваса лидского не хватает — еще до войны я в магазине купил его, он был экспортный, даже латиницей на нем все было написано. Это был не тот квас, который я запомнил из Беларуси.
Комментарии