Преподавателю не продлили контракт из-за языка (БГУИР отрицает это). Сейчас он рабочий в Израиле
Владимир Александров преподавал в БГУИР четыре года — и был уволен из-за того, что вел занятия по-белорусски, говорит он (ВУЗ это отрицает). Пытался добиться справедливости — и к ректору ходил, и выше. Какое-то время перебивался репетиторством, а в ноябре 2020 года уехал в Израиль, нашел квартиру, устроился на работу в пекарне. dev.by выслушал его историю.
«Через месяц провели заседание кафедры в советском ключе»
— Я устроился в БГУИР случайно — меня однокурсник привел. И я благодарен заведующей кафедрой за то, что взяла человека «с улицы».
В принципе я знал, что БГУИР — один самых престижных университетов страны: там всегда большой конкурс. А когда я начал преподавать, то убедился, что уровень студентов очень высок: в бюджетных группах на факультетах, как ФКСИС, учились практически одни отличники.
Я преподавал философию, а по логике вел только семинары, так как без ученой степени не имел права читать лекции. Три года делал это по-русски, а весной 2017 года перешел на белорусский язык. Тут и начались проблемы… Но не сразу, так как сначала руководство не знало. Я был уверен, что без трудностей не обойдется, сделал это «втихую».
И тот факт, что мое руководство узнало об этом только через полгода, свидетельствует о том, сколько студентов благосклонно отнеслись к моему поступку. Полгода — это ведь сотни студентов, и никто из них не жаловался, не писал доносов.
— А как ваше руководство узнало, что вы преподаете по-белорусски?
— Один из иностранных студентов — парень из Туркмении — возмутился: мол, в договорах прописано, что преподавание будет вестись на русском языке (что правда — у иностранцев именно так и есть). Так об этом узнала сначала заведующая кафедрой, а потом и руководство факультета. И вот с того момента — с сентября 2017 года — и начались «разборки»: «что за дикая идея» пришла мне в голову, что я решил преподавать по-белорусски.
Надо отметить, что я и в жизни в то время перешел на белорусский язык.
Та же заведующая кафедрой слышала, как я общаюсь с коллегами по-белорусски. Но она «не допускала мысли», что я и преподавать буду так же. Для нее это был шок — уже полгода, как преподавание ведется по-белорусски, ай-ай-ай!
Ну и началось: сначала пошли вопросы - «Зачем?», потом уговоры — «Не надо». Где-то через месяц провели заседание кафедры в советском ключе, на котором два часа рассматривали мой вопрос.
«Из 20 групп набралось целых 6, где ни один студент не выступил против»
Я имел и юридическую, и фактическую базу, которая позволяла мне преподавать по-белорусски, — я ссылался на том заседании на многие нормативные акты и документы, начиная от Конституции Беларуси, в которой закреплен статус двух государственных языков — русского и белорусского, — и заканчивая кодексом об образовании, законом о языках и даже уставом БГУИР. Но мои аргументы не были услышаны. В решении руководство написало, что мне рекомендовано преподавать по-русски — «в связи с отсутствием научно-методического обеспечения « (то есть учебников и пособий на языке по философии и логике нет).
Интересно, что в БГУИР, где обучается много иностранных студентов, в некоторых группах все преподается по-английски. В том числе и философия. И как я узнал, в тот момент (и до него) в библиотеке вуза не было учебников по философии на английском языке. Но преподавание по-английски велось — без всякого научно-методического обеспечения. И никого это не смущало и не пугало. При том, что в уставе БГУИР нет ни слова о преподавании по-английски.
Один из аргументов, которые приводили на том заседании мои оппоненты: «нет инициативы со стороны студентов». К нему я даже прислушался и предложил провести в своих группах анонимный опрос, чтобы выяснить отношение студентов к преподаванию по-белорусски.
И пообещал: если в группе найдется хоть кто-то против, я вернусь на русский язык и продолжу преподавать по-белорусски только там, где несогласия нет. Такой вариант не устроил мое руководство. Оно не желало идти на компромисс и требовало, чтобы я немедленно прекратил занятия на белорусском языке. Но я не послушал — и знаете, из 20 групп набралось целых шесть, где ни один студент не выступил против.
Было понятно, что на мне как на преподавателе поставили крест, раз я не удовлетворил требование руководства на 100%, — и летом 2018 мое мнение подтвердилось: мне не предложили новый контракт. Хотя до сих пор четыре года подряд проблем с его продолжением не было.
Я какое-то время «барахтался» — пытался отстаивать свои права, ходил на прием к новому ректору (как раз в то время в БГУИР пришел Вадим Богуш), писал жалобы в министерство образования — но ясно было, что в такой ситуации в нашем государстве высшее руководство защищает и покрывает нижнее. Никакой защиты я не нашел.
— А что Вадим Богуш?
— Обещал разобраться. А потом мне пришел ответ: мол, вы не имели права преподавать свои предметы по-белорусски без научного обеспечения, а также инициативы со стороны самих студентов.
Я искал работу где-нибудь еще. Но поскольку я был белорусскоязычным, все собеседования втыкались в вопрос: «Вы разговариваете по-белорусски, а преподавать также собираетесь?» Я говорил, что хотел бы, но готов принять желание потенциальных студентов — то есть совместно с ними принять решение. На этом собеседование и заканчивалось. То есть, откровенно мне никто не говорил: не возьмем вас из-за белорусского языка. Но ведь было понятно, что это именно так.
Не найдя работы, я перебивался какое-то время репетиторством и созрел до мысли об эмиграции в Израиль. В других обстоятельствах я бы никогда не уехал, но, как говорят, сама жизнь заставила.
«Здесь никто не слышал про обходные листы, трудовые книжки или месяц отработки»
Переехал я в ноябре 2020 года по программе «Первый дом на родине». По ней люди или семьи живут в кибуцах — сельскохозяйственных поселениях, по сути, в деревнях, но очень благоустроенных — и учат иврит.
Мой кибуц был на севере страны. Я жил в однокомнатном домике, в котором было все необходимое для жизни — очень хорошее жилье.
Первые полгода я только изучал язык (а до этого в Минске я учился на языковых курсах при посольстве Израиля). Обычно репатрианты еще где-то подрабатываюсь, но ведь в то время пришла то ли вторая, то ли третья волна коронавируса, — поэтому с работой было тяжело. Однако помощи, которую Израиль выделяет репатриантам, мне, в принципе, хватало — и чтобы оплачивать жилье, и на свои нужды.
В мае 2021 года я нашел квартиру в небольшом городке под Хайфой и почти сразу же и работу — в пекарне. Конечно, на первых порах было непросто, ведь я почти всю жизнь был преподавателем — 20 лет педагогического стажа — но справился: помогали люди — и руководство, и коллеги.
— Что вы делали в пекарне?
— По-нашему я был разнорабочим — собирал хлеб, идущий по конвейеру, складывал его в ящики, также по необходимости плел из теста различные сдобные изделия. Производство на предприятии автоматизировано, там есть машины, которые помогают собирать и комплектовать хлеб, — поэтому мне нужно было научиться обслуживать эту технику и уметь с ней работать.
Месяц назад я уволился, так как переселился в другой город.
Надо сказать, что меня очень впечатлило, как тут просто и устроиться на работу, и уволиться. Здесь никто не слышал об обходных листах, трудовых книжках или месяце «отработки». Конкретно я написал заявление на русском языке — буквально несколько строк — и бросил его в ящик на вахте.
Знаю случаи, когда люди не оставляли никакого заявления, а просто сообщали устно либо присылали руководству смс-ку или писали в WhatsApp. Человек вообще может просто не прийти — и все. При этом ему выплатят зарплату до шекеля за каждый день, который он отработал.
— А кто-то понял, что вы написали в заявлении?
— Да, поняли. Русский язык не является государственным в Израиле. Но ведь он достаточно распространен.
Соответственно и найти работу здесь гораздо легче, чем в Беларуси. Вакансий много. Понятно, что многие так или иначе связаны с физическим трудом, и многое зависит от того, владеет ли человек языком.
«Простым рабочим зарабатываю здесь в восемь раз больше, чем преподавателем в Минске»
Я спокойно принял тот факт, что не смогу больше преподавать, и решил для себе: ничего страшного не будет, если я постою какое-то время рабочим на заводе. А там глядишь — пойду учиться.
Что касается зарплат и цен, то перед отъездом очень многие из тех, с кем я учился на курсах в Минске, говорили, что жизнь здесь очень дорогая. Я к этому морально подготовился и был приятно удивлен тем, что это не так.
Наверное люди не умеют сравнивать цены и зарплаты — и мне советовали этого не делать, чтобы не огорчался — но я начал и был в шоке от того, насколько на самом деле легче людям здесь жить. Простым рабочим я зарабатываю здесь в восемь раз больше, чем преподавателем в университете в Минске.
Я уже не говорю, сколько здесь получают преподаватели. При том что цены, по сути, как в Беларуси, если пересчитывать на доллары или евро.
На оплату трехкомнатной квартиры идет пятая часть моей зарплаты — 1,6 тысяч шекелей (почти 500 долларов — Ред.) из девяти. Для сравнения: когда мы с женой только поженились, мы снимали квартиру в Минске — и отдавали за ту однушку всю мою зарплату преподавателя, а жили на деньги жены.
Конечно, в том же Тель-Авиве цены на жилье значительно более высокие. Но ведь никто не заставляет жить в столице. Я сейчас переселился в Ашдод.
— В прошлом году Израиль не уходил со страниц СМИ из-за того, что его бомбил ХАМАС. Вы столкнулись с обстрелами?
Я жил на севере страны, там был только один обстрел со стороны Ливана. А так было спокойно — если не читать новости, не смотреть телевизор, то даже не подумал бы, что стреляют.
Сейчас я в Ашдоде, а это на юге страны, где во время обострений бывают обстрелы, поэтому люди здесь всегда к этому готовы.
— Есть ли у вас план?
Конкретного плана пока нет. Для меня первоочередная задача — найти новую работу, потому что надо и самому жить, и помогать, у меня же родственники остались в Беларуси.
Я уже понял, что это не страшно — стать рабочим. Знаю, что много людей психологически очень тяжело переживает падение социального статуса — некоторые даже не выдерживают и возвращаются на родину. Мне немного легче, потому что я уезжал с пустыми карманами — в Беларуси в последнее время у меня не было ни работы, ни перспектив.
Мне некуда было падать, поэтому я довольно легко пережил то время, которое считается самым сложным.
— Разговариваете хоть с кем по-белорусски в Израиле?
Разговариваю с теми, с кем вместе учился на курсах еще в Минске. А также же с друзьями и всеми, кто остался в Беларуси, или уехал в последнее время оттуда в другие страны.
БГУИР: «Проведение занятий на белорусском языке не является основанием для непродления контракта»
Dev.by обратился за комментарием в БГУИР, и вот какой ответ дала пресс-служба:
— В Белорусском государственном университете информатики и радиоэлектроники проводятся занятия на русском, белорусском и иностранных языках.
Язык обучения определяется учебно-программной документацией и наличием в группе иностранных студентов. В частности, для белорусских студентов, такие дисциплины как «История Беларуси», «Белорусский язык» (культура речи), «Белорусский язык» (профессиональная лексика), «Великая Отечественная война советского народа» (в контексте Второй мировой войны) — преподаются на белорусском языке. Возможность преподавания остальных предметов тесно связана с учебным планом, существующей терминологией и соотношением в группе иностранных и белорусских студентов.
Что касается указанного вами бывшего работника, то проведение занятий на белорусском языке не является основанием для непродления контракта с каким-либо преподавателем, скорее всего имели место другие причины.
Комментарии