«Не представляю, что теперь могло бы сломать». Интервью с той самой парой, которая отсидела за репосты в частной переписке 224 дня на двоих
Анастасия Крупенич-Кондратьева вместе с мужем Сергеем провели за решеткой 224 дня на двоих. Начиная с июля их раз за разом судили по статье 19.11 КоАП за пересылку друг другу новостей из «экстремистских телеграмм-каналов». Неожиданно для всех тех, кто следил за судьбой пары, и для них самих, Крупеничей выпустили в начале ноября, предварительно приговорив к очередным 15 суткам. После этого Крупеничи почти сразу покинули Беларусь.
В интервью «Нашей Ниве» молодые люди рассказали, что помогло им пережить эти кошмарные месяцы, и как испытания их изменили.
«Папа выскочил за мной в одних носках»
Оказавшись на свободе 5 ноября, в ближайшем кафе они попросили вызвать такси и приехали к родителям Насти.
«Я нажала на звонок — мама и папа были в шоке: нас же только что осудили на очередные 15 суток. Я попросила денег на такси, пошла рассчитываться с водителем. Папа сразу выскочил за мной, в одних носках», — рассказывает Анастасия.
Несколько дней молодые люди провели с родителями, а уже 8 ноября покинули Беларусь. С рюкзаками, в которые закинули ноут, документы, по паре джинсов, кофт, зубные щетки с пастой и пакетик с сэндвичами. Говорят, что после Окрестина скорый отъезд из Беларуси с помощью одного из фондов солидарности воспринимался уже как простое приключение.
«Я думал, что, когда выйду на свободу, буду бояться каждого бусика, но ничего такого не было. Только на выходе из подъезда друзей (последнюю ночь провели у них) мы проверяли, нет ли поблизости подозрительных машин. Родители не знали, что мы уезжаем», — рассказывает Сергей.
Сейчас Настя и Сергей — в Варшаве, отбывают карантин. Временно живут у друзей, с которыми сблизились как раз на Окрестина.
Польша — не новая для Крупеничей страна. В начале 2021-го они начинали жить во Вроцлаве, куда Сергея, андроид-разработчика, пригласили по работе. Настя тогда уволилась с должности воспитательницы в группе продленного дня одной из столичных гимназий.
Но спустя полтора месяца пара вернулась в Минск, так как Сергею предложили лучшую работу на родине. Если бы могли знать заранее, какая судьба их ждет, никогда бы на такое не пошли, — говорят сейчас наши собеседники.
«Такие, как вы, здесь не нужны»
15 июля Анастасии неожиданно позвонили сотрудники ГУБОПиКа. Звонок был вызван комментарием, который она оставила в чат-боте одного из «экстремистских» телеграм-каналов, еще будучи в должности воспитателя. Пара считает, что на тот момент он уже был под контролем силовиков.
«Мне предложили: или вы к нам, или мы к вам. И я сама поехала на улицу Революционную. Там мне сразу озвучили обвинение: мол, сливала данные сына милиционера, которого учила. Но на самом деле я просто написала, что этот мальчик ходит в гимназию, где я работала. Данные его отца и без меня уже были обнародованы.
Никакого слива данных с моей стороны не было, как пишут в провластных помойках. И о Сергее, что он на поток это дело поставил, — ложь.
Мне стали угрожать, что я сяду на 5—7 лет. У меня дома провели осмотр, но ничего там не нашли. Потом сотрудники залезли в мой телефон и обнаружили наши с мужем репосты:»О, это то, что нам нужно — пойдете по административке», — рассказывает Настя.
Сергей вступает в рассказ: «Они начали звонить и мне, но я не сразу смог снять трубку из-за работы. Потом увидел сообщение от Насти, которая объясняла, что звонил ГУБОПиК, надо к ним прийти. Я был на Революционной уже через час после Насти.
Ко мне предъяв у них не было, сплошные маты и оскорбления вроде: «Зачем вы сюда приперлись? Вы, айтишники, задрали, чего вам не хватает. Валите обратно в свою Польшу. Такие, как вы, здесь не нужны».
В итоге мне сказали, что репостов у меня много и я поеду в изолятор надолго. На тот момент я, правда, не знал, что настолько надолго. Думал: ну, видно, на 15 или 30 суток».
Далее — Ленинское РУВД и протоколы по статье 19.11 (распространение информационной продукции, включенной в республиканский список экстремистских материалов), приговоры на 12 и 13 суток, которые стали началом череды новых протоколов и новых суток. Как сейчас думают молодые люди: их карали демонстративно, показательно.
Первый раз из изоляторов Крупеничей выпустили на 41-й день: Настю — из Барановичей, а Сергея с Окрестина. Дома они только переночевали: это была поблажка от сотрудников милиции, которые встречали супругов уже на лестничной площадке, с условием, что Крупеничи явятся утром в Ленинское РУВД для подписания обязательств больше нигде не светиться.
Настя и Сергей не поверили, что их отпустят, поэтому подготовились, надели на себя по несколько штанов, трусов, футболок, взяли с собой пакеты с гигиеническими средствами. Это был единственный раз, когда им разрешили пронести вещи с собой в камеру.
Настя рассказывает, что одну печеньку в день освобождения одной из сокамерниц они делили на всех — получалось по маленькой крошке. Но это было настоящим праздником, так как вскоре арестанток лишили не только вещей из дома, теплой одежды, которую они стелили на пол, чтобы спать, но и пластиковых бутылок, с помощью которых можно было пить и мыться над туалетом.
«Опускала голову — и вши падали на пол»
На прогулку Настю и Сергея сводили только пару раз летом, когда на улице стояла жара в 36 градусов. В положенный всем арестантам душ Настя не попала за почти четыре месяца арестов ни разу. Сергей побывал там однажды:
«К нам постоянно подселяли «интересных» персонажей. Свои сутки с нами отбыл, например, мужчина, который сильно пил. У него была эпилепсия, а в какой-то момент началась «белочка». Он устраивал нам разные перформансы вроде мастурбации. Были и бездомные со вшами.
В сентябре в камере случилась настоящая эпидемия: кажется, всё было заражено платяными вшами. Мы неделю требовали «прожарки» — в итоге все же пришла дезинфектор и попросила продемонстрировать ей вшей или их яйца. Те, кто что-то нашел на себе в тот момент (мы же их регулярно руками выдавливали), смог пойти в душевую».
«В женской камере №15 были и платяные вши, и головные. Только «почистишься», как приводят очередную бомжиху «Аллу Ильинишну» и все начинается снова. Самый пик случился на пятом моем протоколе: я просто опускала голову, трясла волосы — и вши падали на пол. Но нам выдали средство против них. И каждое утро мы начинали с того, что часа два осматривали друг друга, доставали гнид, обрабатывали голову. Так продолжалось где-то месяц, и на свободу я вышла уже «чистой»», — продолжает Анастасия.
Читайте подробнее:
Протест камеры №15: за что борются женщины, которые объявили голодовку в ЦИП на Окрестина
«Невозможность обнять родного человека страшнее сна на полу»
Несмотря на антисанитарию, шмоны трижды в день, ночные побудки в два ночи и четыре утра и другие издевательства, собеседники признаются, что самым тяжелым для них была невозможность обнять друг друга. Последние полтора месяца супруги не могли видеться и через окно-кормушку.
«На несколько дней нас вообще поселили на разных этажах. Было тяжело не слышать голос Насти на перекличках».
Настя подтверждает: «Это действительно тяжелее всего — когда вас разделяет пара метров, но ты не можешь ни увидеть, ни обнять родного человека. Для меня это страшнее сна на полу».
Не сойти с ума помогали умение иронизировать над ситуацией и поддержка сокамерников. Все эти месяцы с Настей и Сергеем сидели люди самых разных профессий: от учителей до айтишников, от слесарей до директоров фирм. Большинство — за репосты. Некоторые были осуждены за наклейки и комментарии в соцсетях.
Какой-то период в женской камере существовала традиция: вспоминать, что хорошего произошло за день. Это мог быть даже выданный новый кусок мыла. Но когда у женщин забрали и его, и туалетную бумагу, и прокладки, и сменные трусы, желание настраиваться на позитив отпало.
Счет за питание-3248 рублей
В какой-то момент молодые люди перестали ждать освобождения: настроились, что раньше Нового года точно не выйдут.
«Со мной записали два покаянных видео: одно еще при задержании, а второе где-то через три месяца — в клетке на Окрестина. Мне сказали, что, если я запишу искренний монолог на пять минут, для меня все скоро закончится.
А первоначально угрожали тем, что буду сидеть до Нового года, что встречу праздник с сотрудниками ЦИПа, что у меня протоколов до января. Меня выспрашивали, связывались ли со мной журналисты и волонтеры. Ничего, что я сидела безвылазно в камере? Как бы на меня кто вышел?
Их сильно трясло, мне кажется, от того, что о нас писали в СМИ,а потом признали политзаключенными (хотя об этом я узнала только после освобождения)», — рассказывает Настя.
Сергея видео записывать не просили, но к нему раз девять приходили в изолятор «опрашивать» сотрудники РУВД.
Когда супругов осудили на очередные 15 суток, они даже не удивились. Намеками на освобождение не пахло. Но вскоре после суда их выставили с вещами и всеми нетронутыми передачами в пакетах на улицу. Вскоре они пили кофе, о котором мечтали месяцами, и ели драгоценный «Биг Тейсти».
«Не знаем, почему нас выпустили, но, думаем, в том числе из-за нашего статуса политзаключенных. Им не нужны лишние политзаключенные практически на пустом месте. Также была большая информационная волна. Вообще, то, что о нас помнили, писали нам письма, пусть их и не передавали, придавало сил и ощущения: всё не напрасно. Хочется сказать спасибо каждому, кто нас поддерживал и переживал за нас, кто помог нам выехать за границу», — говорят собеседники «НН».
За 224 дня ареста в изоляторах супруги получили счет за питание на 3248 рублей.
«Есть сильная злость на сотрудников милиции, ЦИП. Они должны понести наказание»
Когда супруги жили в Польше до всех этих драматических событий, то очень скучали по Минску. На данный момент, признаются герои, ностальгии у них нет.
«Возвращаться в Беларусь пока не хочется. Есть сильная злость на сотрудников милиции, ЦИПа. Они должны понести наказание за преступления. За те пытки, которые устраивали. Чувство безопасности, свободы все же ни с чем не сравнить. Когда я сидел, то размышлял так: готов ночевать на вокзале, только бы на свободе», — комментирует Сергей.
Он продолжит работать андроид-разработчиком: коллеги поддерживали его семью и сильно ждали его выхода на свободу. Как и Настя, он планирует учить польский язык и легализоваться в Польше.
«Я пойду учиться и полностью изменю вид деятельности. Пока не решила, правда, кем буду. Сначала надо восстановить здоровье: после Окрестина у меня начались проблемы по женской части. Видимо, надо будет тоже пойти к психологу. Если раньше я думала о карьере, каких-то материальных ценностях, то сейчас понимаю, что главное — это семья на данный момент».
Во всей этой кошмарной ситуации супруги отмечают и хорошее: сложности еще больше сблизили их.
«Наши отношения с мужем точно стали лучше. Я чувствую, что стала сильнее. Не представляю, что теперь могло бы сломать: на Окрестина я думала, что очередной протокол, а в обычной жизни — даже и не знаю что».
Комментарии