«Мечтала, чтобы муж нашелся в «американке». Жена Пальчиса о последних месяцах жизни в Беларуси, эмиграции и беременности
Блогер Эдуард Пальчис уже два месяца остается за решеткой. Его беременная жена Виктория вынуждена была уехать за границу. Несмотря на угрозу преследования, Пальчисы до последнего оставались жить в Беларуси. Мы поговорили с Викторией — о разведке в женской консультации, аресте мужа и будущем их ребенка.
«Никогда не собирались эмигрировать»
«Наша Нива»: Сколько вы уже не в Беларуси?
Виктория Пальчис: Я уехала 27 сентября. Мы думали, что у мужа не получится просто так пересечь границу. Поэтому планировали, что я уеду, а он или найдет возможность как-нибудь ко мне присоединиться, или спрячется в Беларуси и отпишет, где он.
«НН»: Это был побег?
ВП: Это было очень спонтанно, потому что мы не хотели вообще уезжать. Даже когда понимали, что за нами в реальности охотятся. Решение было принято буквально за вечер. На следующее утро я просто села в самолет и улетела.
«НН»: В какой атмосфере вы жили последние месяцы здесь?
ВП: Все началось еще 15 июня, когда Эдика осудили за участие в несанкционированном мероприятии — это был пикет по сбору подписей за Тихановскую. Непонятно, каким образом он попал под несанкционированное мероприятие, так как это необходимый этап избирательной кампании. Эдик присутствовал там, снимал видео для телеграмма, наблюдал за атмосферой. А потом прилетает один протокол — 15 суток, второй протокол — еще 15 суток за следующий такой пикет.
Его осудили заочно, он узнал об этих приговорах от правозащитников. Жить в такой атмосфере, когда тебя в любой момент после выхода из подъезда могут задержать, невозможно. И мы на тот момент решили уехать из Минска. В Беларуси оставались, но не афишировали, где живем. Тем более мы видели, что власти завели практику: после административного ареста сажать за криминалку. И мы тоже боялись под это попасть, поэтому все месяцы жили в напряжении.
«НН»: Замечали, наверное, тревожные звоночки: слежка, еще что-нибудь?
ВП: Я думаю, что у нас развилась такая же бусикофобия, как у большинства белорусов (улыбается). Любые бусики с тонированными стеклами тебе кажутся слежкой, любые мужчины, одетые в спортивное, тоже. Но был точный звоночек, что ищут: в женской консультации, где я состояла на учете по беременности, стали мной интересоваться. Само отделение всё перепугалось. И когда я пришла на один из плановых приемов, меня с порога встретили вопросом: «Что с вами происходит? Почему звонят и вами интересуются?»
«НН»: Звонили из силовых структур?
ВП: Мне сказали, из комитета — не знаю, из какого. Но по реакции медиков было понятно, что это нештатная ситуация.
«НН»: Почему не уезжали до последнего?
ВП: Не хотели. Никогда не собирались эмигрировать. Даже мысли, что начнутся массовые репрессии, будут сажать всех подряд и мы тоже в этом списке, не мотивировали нас взять и уехать. А когда мы как-то с этой мыслью смирились, было уже поздно.
«НН»: Даже после задержания Игоря Лосика надеялись, что дадут спокойно здесь жить?
ВП: Когда живешь сегодняшним днем, как-то иначе воспринимаешь всё. Моё видение было таким, что вообще выборы — просто точка, которую нужно пережить. Например, не задержат до 9 августа, потом все пойдет на спад. Я думала, что повторится ситуация 2010 года, когда после выборов был разгон Площади, гайки закрутились, все успокоилось и больше не было необходимости в дальнейших репрессиях. Поэтому мне казалось, что после 9 августа и Игорь Лосик выйдет, и Сергей Тихановский через некоторое время.
Но всё не так получилось. Эдик, наверное, был дальновиднее, потому что он не разделял мою точку зрения.
«В определенный момент начала думать, что мужа просто убили»
«НН»: Какие мысли были в первые дни, после того как Эдуард исчез?
ВП: Мне было очень страшно. Никому не желаю такое пережить. Я в определенный момент начала думать, что его просто убили. Старалась успокоить себя: нет, это нерационально, такого не может быть. На третьи сутки после его исчезновения я просто мечтала, чтобы муж нашелся где-нибудь в «американке».
«НН»: О месте нахождения смогла узнать адвокат?
ВП: Нет, адвокату ничего не говорили — просто нигде нет. На третьи сутки родители пошли писать заявление об исчезновении человека, и тогда уже из Лидского РОВД позвонили на Окрестина и узнали, что он там.
«НН»: Вы верили, что муж выйдет на свободу после 30 суток?
ВП: Да, надежда была. С одной стороны, понимала, что его скорее всего посадят за криминалку, это уже заведенная практика — как с Павлом Северинцем, лидским активистом Витольдом Ашурко. Но всегда надеешься на лучшее.
«НН»: Как родители переживают эту ситуацию?
ВП: Мне кажется, они справляются. Это второй раз, когда мы имеем дело с уголовным преследованием, поэтому в определенной мере знакомы со всем. Во второй раз ты больше готов, уже знаешь, чего ждать.
«НН»: А когда было сложнее — в 2015-м или сейчас?
ВП: Тяжело сказать. Сейчас это как следующий уровень. В 2015-м было сложно, потому что ты ничего не знаешь и вообще думаешь, в каком месте мы повернули не туда. На этот раз понятно, что происходит, но трудность в том, что я в эмиграции — меня жизнь не готовила к тому, что я окажусь одна в другой стране. И то, что мы ждем ребенка, также дополнительный вызов.
«НН»: Когда с мужем обсуждали выборы, вы могли предполагать, что они будут такими?
ВП: Абсолютно не ожидали. И я, как верующий человек, вижу в этом дух Божий, что это Бог пробуждает белорусов.
Я же говорю: думала, что повторится 2010 год, когда на площадь выйдет какое-то количество людей, всех брутально разгонят и на этом всё. Но Эдик переосмысливал эту ситуацию, говорил: нет, Вика, сейчас другое время, что-то будет такое, чего мы еще не видели.
«НН»: Эдуард писал, что в 2011-м для вас закончились места в автозаке. Это какая-то реальная история?
ВП: Да. Мы участвовали в молчаливых акциях и были тогда на проспекте Независимости. Вместе с другими попытались спрятаться в «Центральном», но перед нами закрыли дверь. И мы оказались между закрытыми дверями и автозаком, в который запаковывали людей. Всех хватали, мы остались в первой очереди. И тут омоновцу что-то крикнули, наверное, что места закончились, он просто пошел сел в автозак и уехал.
«НН»: Муж готовил вас к тому, что может быть задержан?
ВП: Мы обсуждали это. Меня не надо было особо готовить, потому что мы понимали, в какой ситуации находимся и что в стране происходит. Конечно, он обеспечил меня определенными контактами, к которым я могу обратиться за помощью.
«НН»: В 2016 году после освобождения Эдуард шутил в интервью, что вы положите перед ним Уголовный кодекс и будете заставлять изучать каждую фразу. Просили его быть осторожным?
ВП: Я еще в мае ему говорила: пожалуйста, только не сядь! Он обещал, что не сядет. Мы думали, что сможем сделать так, чтобы на этот раз обошлось. Но поняли, что даже если удалить все аккаунты из соцсетей и не вести никакую деятельность, это никак не спасет.
«Имя дочери обсуждали через адвоката»
«НН»: Когда узнали, что ждете ребенка?
ВП: В конце апреля. Эдуард был очень рад. Говорил, что будто получил новый толчок мотивации в жизни.
«НН»: Обсуждали, какими будете родителями?
ВП: Не успели. Понимание, какими мы должны быть родителями, складывалось на протяжении наших отношений, но пережить беременность в полной мере у нас не получилось. Круговорот событий так засасывал, что рефлексировать над этим просто не было возможностей.
«НН»: Что-нибудь покупали уже для будущего ребенка?
ВП: Ну вот я сейчас этим занимаюсь, потому что осталось совсем мало времени. Заранее мы ничего для ребенка не покупали. Собирались этим заняться в начале ноября, но в конце сентября Эдик попал за решетку, и все изменилось.
«НН»: Кто из вашего окружения, помимо семьи, знал о беременности?
ВП: Очень мало людей. Мы как-то не делали обзвон по фамилиям. Бывало, что в разговоре это всплывало и люди узнавали. Но специально рассказали только самым близким родственникам.
«НН»: Выбрали ли уже имя для дочери?
ВП: Почти что. Но не хочу заранее афишировать, может еще передумаем.
«НН»: Вы успели его обсудить с мужем или пришлось решать самой?
ВП: Обсудить его мы успели через адвоката (улыбается).
«Эдик никогда не жалуется на условия»
«НН»: Какие последние новости от Эдуарда?
ВП: Новостей немного. Через адвоката он просит, когда нужно что-то передать. Коммуникация получается очень урезанная, скорее, просто обсуждаешь бытовые вещи.
«НН»: В каких условиях он содержится?
ВП: Он сейчас на Володарке. Эдик просто никогда не жалуется: что первый раз, что теперь. Всегда говорит, что нормально. Я так поняла, что специально над ним не издеваются.
«НН»: Доходят ли письма?
ВП: Родителям доходят, мне почему-то не пришло еще ни одного. Не знаю, с чем это связано, может, именно мне письма запрещают передавать. Некоторые друзья получают ответы.
«НН»: А что пишет?
ВП: Родителей подбадривает, просит беречь себя и не волноваться за него. Благодарит за поддержку, за то, что ему пишут. Говорит, что все молодцы и он нами гордится. Еще когда сидел на Окрестина, слышал, как под стены подошел марш, и это очень подбодрило.
«НН»: Недавно у Эдуарда был день рождения. Какой-нибудь подарок удалось ему передать?
ВП: К сожалению, ничего. У него день рождения 28 октября, а 27-го истекал срок задержания. Я думала, что Эдик будет на свободе, поэтому даже не готовилась каким-то образом поздравлять его за решеткой. Позже в этот день адвокат к нему попала, и она передала на словах мои поздравления. Муж говорил, что не ожидал адвоката и это для него лучший подарок — получить сведения о нас.
«Вечерами включаю проповеди американского пастора»
«НН»: Вы говорили, что не были готовы к эмиграции. Что сложно в жизни за границей?
ВП: Я просто никогда не хотела уезжать. Я скучаю по Беларуси. Тем более я никогда не рассматривала вариант, что я здесь буду одна, без Эдика. Я не дома, вот и всё.
«НН»: Чем занимаетесь в эти дни?
ВП: Очень много дел по обустройству здесь. Мне нужно на легальных основаниях находиться, решать вопросы с медициной. Была целая эпопея с поиском жилья. Я не знаю, насколько это затянется. Если бы я знала, что Новый год буду встречать в Минске вместе с Эдиком, то это была бы одна история. Но мне нужно позаботиться о своей жизни и жизни нашей дочери.
«НН»: Как возвращаете себе равновесие?
ВП: У меня на самом деле немного времени на какую бы то ни было рефлексию. Из того, что приводит в равновесие, — я слушаю на YouTube проповеди одного американского пастора. У него большой цикл, которого мне надолго хватит. Поэтому вечерами, когда дел нет и остается только думать о своей беспокойной жизни, я включаю проповеди.
«НН»: Как думаете, День Воли в следующем году будет организовывать та же команда?
ВП: Если будет та же команда, то значит, мы победили и настала новая Беларусь, в которой все политзаключенные оказались на свободе.
Комментарии