Нобелевский лауреат — о разнице между интервью и перебранкой, о пранкерах и отказе от орденов, о «Гоголь-центре» и том, как глубоко сидит в наших людях готовность к травле.
«Не уйдешь из Сети»: Сеть которую неделю гудит, обсуждая Светлану Алексиевич. То откровенную провокацию: писательницы не стало. То разговор петербургского журналиста Гуркина с Алексиевич: предполагалось, что это будет интервью для «Делового Петербурга». Но публикация появилась на сайте Regnum (притом что Светлана Александровна этот дикий спор отказалась считать своим интервью и публиковать запретила). То провокацию неутомимых пранкеров Вована и Лексуса, гоголевскую историю, в которой один из незримых нанайских мальчиков пытался наградить ее орденом Украины, другой — орденом России.
Это уже похоже на методичную, неутихающую кампанию давления державной машины (и множества ее добровольцев-вольноопределяющихся) на писателя. Кстати, роковую связь между собою и «Гоголь-центром» Алексиевич заметила первой.
«Новая газета» попросила Светлану Александровну прокомментировать последние события.
— Видите, как машина завелась. Это уже серьезно. И трудно отбиться. Дело даже не в разговоре, а в волне, которая встала после него. Похоже, я серьезно им всем мешала: и вот появился прецедент. Тема для обсуждения. С беспардонным передергиванием цитат. Я вот думаю: а читали ли эти люди публикацию Regnum? Книг моих они не читали наверняка.
Две недели назад я выступала в Москве, в «Гоголь-центре». Зал был полон. Наверное, люди пришли отчасти и поддержать Серебренникова. Вот эти люди (молодежи было много) — они и были той Россией, которую я любила! И мне показалось, именно люди России, которую я любила, сейчас в полном отчаянии.
В Петербурге июньские «Диалоги» (в том числе моя лекция «Я не хочу больше писать о войне») должны были пройти на новой сцене Александринского театра. И неожиданно нам отказали в этой площадке. Не мне одной: там должны были говорить Александр Сокуров, Лев Додин. Спасибо, Михаил Пиотровский нас всех приютил. Прошли «Диалоги» в Эрмитаже.
Видимо, я теперь раздражаю всерьез. Я ведь никогда не считала нужным скрывать то, что думаю: говорила открыто и об аннексии Крыма, и о Донбассе.
Там же, в Петербурге, произошел разговор с Гуркиным. Я сразу поняла: это не интервью. Я его и не воспринимала как интервью. Пришел нервный, встревоженный, взъерошенный молодой человек с агрессивным наскоком. Меня изумило, что он сотрудник «Делового Петербурга». Я, скажем, упомянула о русификации. Она в Беларуси началась с 1922 года. Господин Гуркин явно об этом ничего не знал и спросил: «При чем тут 1922 год? Мы с вами живем сегодня».
Меня подвело писательское любопытство. Надо было беседу сразу оборвать: на третьей минуте было понятно, что это не интервью, а перебранка. А я с ним продолжала разговаривать, потому что мне интересен и такой человек. Особенно молодой человек таких взглядов. Мы ведь так долго, с великими надеждами ждали: придет небитое поколение! Вот оно и пришло…
Однако я сразу же и твердо сказала, что запрещаю это печатать. В результате: публикация «Регнума» и волна «откликов» на нее. Кашин, Бабицкий, Прилепин, Шаргунов, Киселев… как отмашку дали. О мути, бушующей в фейсбуке, даже не говорю. Но читаю с интересом.
И такое впечатление, что поют люди с голоса друг друга. Не прочитав даже «перебранку». Ведь я не говорила совершенно о запрете русского языка! Я говорила об отмене его как языка обучения. Чтоб сцементировать новые нации. На какое-то время. Дословно: «Пожалуйста, говорите по-русски, но все учебные заведения будут, конечно, на украинском».
Речь шла о том, как отчаянно люди хотят построить свое государство. И их логика жесткая очень. Но надо попробовать в нее вдуматься. Понять их позицию. Попытаться.
Потом пошла следующая волна: Алексиевич и пранкеры! Да, они мне звонили. Лексус и Вован. Один — якобы от имени министра культуры Украины. Другой — от имени Аркадия Дворковича. И оба предлагали ордена: «Небесной сотни» и Дружбы народов, кажется.
Объясню, что я никаких наград ни от каких государств не возьму. Это обдуманная позиция. В такое время, как сегодня, художник награды брать не должен. Когда позвонил Вован (или Лексус?) от имени Украины, я не очень удивилась: знала, что Порошенко хотел встретиться со мной. Звонку Лексуса (или Вована?) от имени России удивилась больше, подумала о пранкерах, и мне стало интересно, как они работают? Так что я недолго, но говорила.
По итогам всех этих страстей хорошо теперь понимаю, как трудно честному человеку сегодня в России. Особенно «на местах». Далеко от столиц. В буре, в мареве мути и провокаций, идущих отовсюду. Начиная, конечно, с телеэкрана. И думаю: как же глубоко эта страсть к доносу, к поиску «чужого», страсть к коллективному «ату его!» сидит в нашем человеке, в «красном человеке» — даже в его потомках. Словно в генокод вошла. Какая готовность к коллективной травле в людях живет! Я хочу понять как художник — что ж это такое в нас? В здешней человеческой природе?
Кстати, если б все, кто с такой страстью вгрызался в сказанное мной, выворачивая слова наизнанку, всмотрелись бы с той же страстью в слова Дмитрия Киселева: им бы бездны открылись!
И вот ему я хотела бы сказать: «Господин Киселев, не пугайте меня. Я не поддамся».
Комментарии