На государственном телевидении хвастаются первым случаем раскрытия японского агента в истории Беларуси. Однако 90 лет назад на белорусской станции «Негорелое» с японскими гражданами уже произошла история, будто списанная со шпионских романов.
Во времена сталинских репрессий с конца 1920-х годов обвинение в шпионаже в пользу буржуазных стран, которыми молодая советская страна была окружена со всех сторон, было популярной практикой для политического преследования широких слоев населения. В 1937 году НКВД начал серию массовых репрессивных операций против национальных меньшинств, которых обвиняли в шпионско-диверсионной деятельности. Было осуждено более 335 тысяч человек, из которых впоследствии расстреляно более 247 тысяч.
Поводом для подозрений в шпионаже могло послужить что угодно. Прежде всего, конечно, национальная принадлежность, проживание в приграничной зоне, работа в дипломатическом представительстве, наличие родственников за границей или возвращение в СССР из-за границы. Даже служба на железной дороге, которая вела во вражескую страну, могла стать поводом для необоснованного преследования.
В Беларуси, которую мирный договор, подписанный в Риге по результату советско-польской войны, в 1921 году разделил на две части, чаще всего обнаруживали «польских шпионов». Реже судили за шпионаж в пользу Германии, в Украине — в пользу соседней Румынии. Конечно, среди сотен тысяч невинно осужденных за шпионаж иногда действительно попадались агенты иностранных государств, но количество их было мизерным.
Во время гражданской войны Япония участвовала в интервенции зарубежных стран в Россию, захватив северную часть Сахалина. В 1932 году Япония оккупировала Маньчжурию, что стало причиной пограничных конфликтов с СССР. Естественно, что на Дальнем Востоке советские спецслужбы ловили «японских шпионов». Но иногда такие попадались органам и на западе страны.
В музее пограничных войск России экспонируются кофры-чемоданы, в которых, как утверждают музейщики, пытались нелегально вывезти японских шпионок через белорусскую железнодорожную станцию «Негорелое». Чрезвычайный случай произошел 90 лет назад и оставил после себя больше вопросов, чем ответов.
После Рижского договора новая советско-польская граница прошла в нескольких километрах к западу от станции Негорелое. С тех пор железнодорожная станция получила негласный статус главных западных «ворот» Советского Союза в капиталистический мир.
Сразу после этого Польша в сжатые сроки провела на своей стороне перешивку колеи со старой ширины 1520 миллиметров на европейский 1435-миллиметровый стандарт. Изменение колеи привело к необходимости пассажиров пересаживаться на пограничных станциях в вагоны советского или европейского образца.
Поезда между странами ходили редко. Самым популярным был трансконтинентальный экспресс «Маньчжурия — Столбцы — Париж». Пассажирам дважды приходилось проходить пограничный и таможенный контроль. С пересадкой в Негорелом в свое время побывали известнейшие люди своего времени.
В числе пассажиров поездов, пересекавших границу в Негорелом, были, конечно, и дипломаты, командированные, бизнесмены, эмигранты. С обеих сторон советско-польскую границу пытались пересечь как нелегально, так и на вполне законных основаниях шпионы, контрабандисты и диверсанты.
В конце 1935 года на станции Негорелое развернулась действительно детективная история с «японскими шпионами», которую раскопал белорусский журналист Сергей Головко. Несмотря на приближающийся Новый год, станция жила своей обычной жизнью. Но день 26 декабря был особенным для негорельских пограничников и таможенников, внимание которых было приковано к трансконтинентальному экспрессу «Маньчжурия — Столбцы — Париж».
Утром в 16-й Койдановский погранотряд, в ведении которого были среди прочих и контрольно-пропускной пункт «Негорелое», и одноименная таможня, позвонил из Москвы один из заместителей председателя ГУГБ (бывшее ОГПУ, впоследствии структурное подразделение НКВД СССР). Он передал командиру отряда информацию оперативной разработки:
«Неделю тому назад в японское посольство в Москве вошли две женщины и оттуда не возвращались. Вчера поездом из Москвы выехали военный атташе японского посольства и корреспондент японской газеты, кажется, «Нити нити», у них два больших чемодана, помимо других меньших. Есть предположение, что этих женщин в чемоданах их владельцы пытаются вывезти за границу. Приказываю не допустить провоза этих женщин в чемоданах. Но учтите, что если Вы вскроете чемоданы и женщин не окажется, то получите 5 лет, а если провезут безнаказанно, тоже».
Проблемой для командира погранотряда было то, что дипломат имел право на беспрепятственный, без таможенного надзора, провоз своего багажа, а документы у него были оформлены надлежащим образом — ни к чему не подкопаешься!
Как вспоминал впоследствии в своих очень подробных воспоминаниях Павел Босый, помощник по секретно-оперативной части начальника отряда, лично руководивший всей операцией, до прибытия поезда оставалось 1 час и 40 минут. Станция находилась от отряда в 10 километрах. Времени терять было нельзя, и они срочно выехали на пограничную станцию.
В дороге разработали такой план: по прибытии поезда на станцию отцепить вагон, в котором едут японские военный атташе и корреспондент, и под предлогом технического осмотра поставить его в дальний тупик, где заранее подготовить техническую бригаду железнодорожников. После чего начальник станции войдет в купе к японскому атташе и объявит, что вагон, в котором он едет, неисправен, поэтому просит прощения и предлагает перейти в другой вагон, для чего к услугам пассажиров прибудут носильщики для переноски их багажа.
Один из носильщиков, когда будет нести большой чемодан, должен упасть с дверной лесенки вагона с ним с таким расчетом, чтобы чемодан ударился о рельсы. Если из этого чемодана не будет исходить никаких признаков наличия там человека, тогда второй носильщик, подходя к перрону станции, должен споткнуться с таким расчетом, чтобы чемодан ударился о кант перрона, который обычно окаймлен рельсами.
Наконец, если ничто из этого не даст результата, носильщики должны сапожным шилом сделать проколы в чемодане.
К этому брутальному плану люди из погранотряда успели подготовить сотрудников станции незадолго до прибытия на нее поезда. После прибытия на станцию Негорелое поезда «Маньчжурия — Столбцы — Париж» все было сделано в соответствии с разработанным планом, но он не дал никакого результата. Атташе, как вспоминал Босый, заметно волновался, а вот корреспондент вел себя спокойно.
От ударов на одном чемодане образовалась щель-вмятина. Ее заметил бдительный начальник отряда, которому невыполнение задания ГУГБ грозило годами тюрьмы, а может и смертью. Он просунул в щель палец, которым нащупал человеческое тело. Несмотря на протест японского атташе, что он неприкосновенное лицо и его вещи не подлежат досмотру, чемоданы потащили в досмотровый зал таможни.
Начальник отряда ответил атташе, что вещи досматривать они не будут, а только достанут из чемоданов людей, так как такой груз не разрешается перевозить и дипломатам. Японец тогда якобы выхватил из кармана пистолет, но начальник отряда успел схватить его за руку, и оружие выпало на перрон.
На столах досмотрового зала начальник открыл чемоданы после того, как атташе отказался сделать это сам. Правда, ключи он им почему-то отдал. В каждом чемодане оказалось по женщине, которых достали оттуда и отвели в помещение КПП. Арестантками занялся высокий начальник, прибывший этим же поездом с большой группой сотрудников ГУГБ из Москвы.
За удачно проведенную операцию всех участников наградили угощением в ресторане «Интурист» станции. Атташе и журналиста выпустили из страны, они направились в Столбцы, первую станцию на польской стороне, а оттуда — дальше, видимо, в Париж.
Московской журналистке Елене Чекулаевой удалось выяснить, кем же были женщины, которых нелегально пытались вывезти через Негорелое, и как сложилась их судьба. В Центральном архиве ФСБ ей ответили, что у них хранится следственное дело относительно Марии Георгиевны Вегенер, рожденной в 1897 году, и ее семнадцатилетней дочери Надежды Николаевны Вегенер.
Из материалов дела следует, что по предварительному сговору с атташе японского посольства и журналистом газеты «Токе нити нити» Хидэо Кобаяси женщины пытались незаконно выехать за границу, скрываясь в вагонах дипломатического багажа.
Особым совещанием при НКВД СССР от 15 марта 1936 года женщины «за попытку нелегального побега за границу», а также их родственница «за недонесение» высланы в Воронеж. Там уже 5 июля Мария Вегенер умерла. Сведения о ее дочери теряются. В 2002 году Генеральная прокуратура России отказала им в праве на реабилитацию как жертвам политических репрессий.
Завязкой всей этой истории, как оказалось далее, была пылкая любовь собственного корреспондента газеты «Токе нити нити» в Советском Союзе Хидэо Кобаяси к Надежде Вегенер. Ее мать, Мария Вегенер, работала в японском посольстве переводчицей и не раз появлялась на даче журналиста в Балашихе под Москвой. Однажды она взяла с собой дочь, в скором времени Хидэо сильно влюбился в нее. У журналиста заканчивался срок аккредитации, поэтому он должен был вернуться в Токио, где у него осталась жена.
Но, видимо, чувства Кобаяси были настолько сильны, что он решился нелегально переправить девушку за границу Советского Союза. Одна Надежда ехать не захотела, поэтому пришлось вывозить и ее мать. Для этого к участию в своей авантюре он подговорил атташе посольства Коно Тацуити.
Личным водителем дипломата работал Владимир Яцевич, который одновременно являлся и агентом НКВД. Он регулярно информировал советские спецслужбы о жизни Тацуити, донес он и о том, что дипломат собирается вывезти женщин.
За его верную службу советская родина Яцевичу отплатила сполна. Сначала в 1937 году арестовали его брата Леонида, который также работал водителем в японском посольстве. По обвинению в шпионаже в пользу Японии он был расстрелян на московском полигоне «Коммунарка». Через некоторое время и сам Владимир был арестован как «японский шпион». Он был приговорен к пяти годам тюремного заключения в лагерях ГУЛАГа, где и умер в 1938 году.
На этом фоне приговор Вегенерам выглядит неимоверно мягким по тем временам. За попытку нелегального побега за границу их не расстреляли, не бросили в тюрьму, не направили в исправительно-трудовой лагерь, а как будто только выслали на три года из Москвы. Вегенер, как сотрудницу посольства, даже не обвинили в шпионаже. И это в системе, где репрессии были поставлены на поток, а в правдивости дел никто даже не разбирался.
Вывод напрашивается только один — Вегенер имела заслуги перед советскими органами, а, может, даже была тайной агенткой при японском посольстве, а вся операция по вывозу была лишь прикрытием и разводкой наивных дипломатов. Это предположение подкрепляет и внезапная смерть матери через несколько месяцев после высылки в другой город. Выглядит так, будто кто-то заметал следы и убирал свидетелей.
Интересно, что еще весной 1935 года военный атташе, подполковник Хикосабура Хата подозревал, что советские спецслужбы ищут пути к посольству через агентуру среди женщин. Хата предостерегал разведчиков от чрезмерной увлеченности русскими женщинами и рекомендовал, чтобы не влюбиться и не раскрыть какие-либо секреты, иметь сразу нескольких русских любовниц.
Арестованный в 1937 году как «японский шпион» Роман Ким, который с конца 1934 года был назначен сотрудником для особых поручений 6-го отделения 3-го отдела ГУГБ НКВД и отвечал за контрразведку по японской линии, на допросах раскрыл прозвища своих агенток, которые были сожительницами сотрудников японского посольства.
Среди них была и некая «Рис», которая работала среди японцев три-четыре года, жила с несколькими чинами японского атташата, а после по своей инициативе сошлась с Кобаяси… Ее настоящего имени Ким не называет.
Получается настоящая история-перевертыш: «японские шпионки», задержанные при необычных обстоятельствах на белорусской станции, оказываются под покровительством советских органов, а белорус-водитель, который на них донес, вдруг становится «японским шпионом». Кто знает, где в сегодняшней истории с задержанием японского агента Масатоси Никониси правда, а где постановка?
Комментарии