В последний день июля Лукашенко своим указом назначил трех новых судей в свой Верховный суд (на самом деле, конечно, не суд, а судилище, как и все другие суды Республики Беларусь). Среди назначенцев все обращают внимание прежде всего на Максима Филатова, фигуру символически зловещую, так как именно он вынес зверские приговоры уже покойному Витольду Ашурко, Автуховичу с его соратниками, Можейко и Юргилевич. Мой же глаз прежде всего цепляется за другую фамилию — уже бывшего гомельского судьи Руслана Царука. Ведь, в отличие от Филатова, этого я знал даже лично. Когда-то пришлось пожить целый год в студенческом общежитии в одном блоке, пишет у себя в фейсбуке историк Александр Пашкевич.
Руслан Царук, как и я, учился на истфаке БГУ, и даже поступили мы с ним на факультет в одном и том же году — 1995-м. Учились, правда, на разных отделениях — я на архивоведении, а он на русскоязычном течении истории. В первую очередь потому, что с самого начала жили в одном общежитии. В одни дружеские компании, правда, никогда не входили, но имели общих знакомых, через которых иногда и пересекались, а потому по крайней мере знали, как кого зовут, и здоровались при встрече в коридоре.
Надо сказать, что с политической ориентацией и я, и он твердо определились уже в то время, с самых первых дней в университете. Я сразу твердо стоял на национальных и соответственно антилукашенковских позициях, а он сразу влился в провластную факультетскую активность.
Не припомню, чтобы он тогда был в этой активности сколько-нибудь ключевой фигурой. Уровня будущих известных пропагандистов Вадима Гигина или Юрия Прокопова, которые тогда тоже на истфаке учились, он, кажется, не достигал. Хотя могу, конечно, ошибаться, внутренней жизни той общности я совсем не знал, она была мне чужда. Но сам я тогдашнего Руслана точно воспринимал как довольно мелкую сошку, чистого исполнителя на подхвате. И человеком идейным он не казался, выглядел просто молодым карьеристом, ищущим в жизни простых путей.
Помню, что именно он носил по нашему этажу бланки заявлений в свежесозданный «лукамол», который тогда назывался еще не БРСМ, а БПСМ (Белорусский патриотический союз молодежи). Мы заканчивали тогда второй курс, и в принципе у меня с друзьями был имидж абсолютно твердокаменных националистов (который был, конечно и в действительности), поэтому даже не знаю, почему нашу комнату он не минул. Но почему-то зашел и к нам, рассказал о возможности записаться в новосозданную организацию. Притом предложил на выбор запись в активные члены или в пассивные. Первое подразумевало, что что-то в организации нужно делать, второе — что фигурировать в ней будешь только «мертвой душой», для имитации массовости.
Естественно, нас ни одно, ни другое не привлекало, поэтому пополнить ячейку ему в нашей комнате не удалось. Даже не помню, предлагал ли он нам какие-то материальные бонусы за вступление. Другим предлагал, так как один из моих тогдашних достаточно аполитичных одногруппников записался в пассивные члены, рассчитывая на халявный проездной на метро. Получил, правда, в итоге фигу с маком.
Период же ближайшего моего сожительства с Русланом Царуком начался уже с осени того же года, с третьего курса. Наше первое общежитие («копейку») как раз тогда поставили на капитальный ремонт, потребность в котором к тому времени, надо сказать, созрела и перезрела. А тех, кто в этом общежитии перед тем жил, растусовали по нескольким другим — кого в «десятку» напротив филфака, кого в «четверку» напротив Дворца спорта, а самую малую часть — на самый верхний 13-й этаж в «семерку» на берегу Свислочи. Не знаю, почему я с друзьями попал в это, как оказалось, привилегированное (ведь там были лучшие бытовые условия) меньшинство, но вышло именно так. И одним из наших соседей по блоку стал как раз Руслан Царук.
Не могу, правда, сказать, что я тогда с ним как-то близко познакомился, сошелся и проник в глубину души. Нет, такого не было, конечно. Отношения весь тот год, что мы в том блоке, как сейчас помню, под номером 1301, прожили, были чисто соседские, хотя, правда, довольно дружелюбные, точно не враждебные. Мы в его дела не вмешивались, он в наши. Если и был Царук тогда каким агентом да писал какие рапорты на нас «куда следует», то это нам никак не откликалось. Какой-то агитации за Лукашенко и «русский мир» (тогда такого понятия не было еще, правда), насколько помню, он не пытался среди нас вести. И вообще говорили ли мы с ним тогда о политике? Если и говорили, то мне ничего не запомнилось. Не ссорились точно. И даже вполне вероятно, что где-то и фотка существует совместная с тех пор — хотя у меня лично, кажется, такой нет (впрочем, цифровая эпоха тогда еще не наступила, поэтому просто так, в принципе, еще не фоткались и не фоткали, экономили кадры).
Запомнилось же то, что Руслан был инициатором и организатором в этой небольшой истфаковской колонии кустарного тотализатора. Проводился он в дни, когда игрались очередные туры Лиги чемпионов. Каждый участник делал ставки на все матчи, а в призовой фонд ставил бутылку пива. После все это пиво по какой-то схеме делилось между тремя победителями в зависимости от занятых мест, иногда можно было вместо одной бутылки получить несколько. Мне даже пару раз это удалось, а один раз было даже такое, что весь призовой фонд отошел нашей комнате.
Впрочем, тот феноменальный выигрыш, кажется, был уже на втором курсе и в другом общежитии — замкадовской «тройке». В блоке у нас были другие соседи, а с Царуком мы потом если где-то и пересекались, то вскользь, на тех же тотализаторах (которые, правда, быстро захудали) или где-то еще. А с тех пор как мы в 2000 году учебу закончили и разбрелись кто куда, я о нем почти 20 лет ничего не знал и не слышал. Да даже и не интересно было, где он и как, пересечение в жизни то у нас было мимолетное. И только где-то лет 5 или 6 назад (возможно на «нетунеядские» протесты 2017-го) где-то он промелькнул как судья Светлогорского суда (Светлогорск — его родина), который кому-то за политику дал какие-то сутки или штраф. И это было для меня неожиданностью.
Неожиданностью было увидеть его именно среди судей, а не среди других сортов лукашистов. Ведь вообще лукашистом если не идейным, то карьерным, как я писал выше, он был всегда. Хотя после откуда-то из лабиринтов памяти выплыло воспоминание, что, кажется, он еще в те времена, как мы были знакомы, параллельно с истфаком заочно поступил на юридический. Но допускаю, что как раз здесь может быть и аберрация, а на самом деле все было как-то не так.
Впрочем, это не так важно, как он в судьи выбился. Главное — то, что в те времена, когда я был с ним немного знаком, у меня даже мысли не возникало, что этот человек в будущем будет с такой легкостью, а может даже и с удовольствием реально ломать судьбы десятков и сотен людей, обрекая их на бесчеловечные страдания, а кого-то, может, и на смерть. Руслан Царук никогда не был мне морально близким, идеологически был всегда совсем чужой, но чтобы меня когда-то спросили, плох ли он вообще как человек, то я, видимо, ответил бы, что нет, в принципе не плохой, во всяком случае не мерзавец.
Но кто чего стоит, по настоящему определяется только в переломные времена. Именно они рождают как героев-мучеников, так и свирепых чудовищ. И чем дальше, тем труднее удержаться где-то посередине. Теперь, оглядываясь назад, просто не верится, что в какой-то другой жизни мы могли с этими людьми сосуществовать, и даже довольно бесконфликтно.
Комментарии