Новейшая история Беларуси: как создавали «Белый легион»
Оппозиция должна быть с кулаками, считали в 90-х. «Кулаками» оппозиции стал «Белый легион».
Эта незарегистрированная спортивно-патриотическая организация появилась в начале десятилетия и обеспечивала порядок на собраниях оппозиции и митингах.
Их готовили как спецназовцев. Они сдавали на стальной берет — аналог крапового. Им давали глубокие знания по истории Беларуси. Они разговаривали на белорусском языке, участвовали в археологических раскопках, тренировались в лесу, пробивали кордоны милиции на акциях протеста и обеспечивали безопасность на собраниях оппозиции.
Их филиалы существовали по всей стране, но знали о них немногие. Благодаря чрезвычайным мерам предосторожности они избегали задержаний милиции, но оставались на страницах газет анонимными «демократическими активистами». Вот почему в этой статье почти нет конкретных дат и цифр: есть 1995-й как приблизительный год основания и имена двух лидеров «Белого легиона» — Сергей Числов и Мирослав Лозовский.
Начало «Белого легиона»
Он возник в 1988—1989 годах из кучки советских офицеров-белорусов, сторонников независимости страны, которые решили посвятить себя становлению белорусской национальной армии, потребовав соответствующих шагов от белорусского государства, которое не спешило этого делать и по инерции чувствовало себя частью государства советского.
Одной из первых акций Белорусского объединения военнослужащих (Беларускага згуртавання вайскоўцаў, далее — БЗВ) стало принятие гражданской присяги на верность Беларуси 8 сентября 1992 года (в годовщину Оршанской битвы, День белорусской воинской славы). Государство отреагировало увольнением тех, кто принял присягу, и постепенным вытистением членов БЗВ из силовых структур.
Кризис общественной организации вскоре привел главу БЗВ Николая Статкевича к решению идти в политику. Но не все были согласны с таким поворотом, а также с выбором социал-демократического направления. Так, молодежное крыло осталось на националистических, патриотических убеждениях и пошло своим путем. «Не было какой-то ссоры или конкретного события, с которого можно было бы отсчитывать начало организации, — объясняет основатель «Белого легиона» Сергей Числов. — Мы просто поняли, что каждому нужно расти в свою сторону».
Поскольку «Белый легион» не был зарегистрирован, то назвать конкретную дату его создания трудно. По словам Числова, это было в 1994—1995 гг. Как отмечает еще один из основателей Мирослав Лозовский, в 1994 году проходили выездные семинары по регионам, а в 1995 году уже велись регулярные тренировки. Но «сложно разграничить мероприятия БЗВ и «Легиона»».
Впервые флаг «Белого легиона» появился на Дне воли 25 марта 1996 года. С того времени легионеры активно участвовали в политических акциях под своими знаменами, шли отдельными колоннами. Дать название «Белый легион» вдохновило творчество Владимира Короткевича, а именно его произведение «Мать урагана»: «В моем представлении Короткевич — один из редких представителей созидательного национализма. Не слезливого, а именно созидательного», — подчеркивает Сергей Числов.
Кто хочет стать легионером?
Легионерами были не просто физически подготовленные люди — они сдавали экзамен по истории! А тот, кто проходил отбор и получал стальной берет, попадал в особый круг. «Стальное братство» предполагало, что любой из братьев полностью может положиться на другого в любое время. «Если бы братство разрасталось и мы бы стали направлять людей в наши военные структуры, Академию милиции, Институт национальной безопасности — это в определенное время привело бы к созданию новой структуры. Но Россия начала серьезно здесь работать, и нас стали теснить», — говорит Числов.
На вопрос, сколько точно было членов в «Белом легионе», основатель отвечает улыбкой: «Я и не помню уже. Но только по Пинску, например, было около 80 человек». Филиалы были во всех областных городах, а также в крупных районных центрах: Барановичах, Орше, Борисове, Бобруйске и т.д. Точное количество членов нельзя назвать еще и по техническим причинам: не было фиксированного членства, не было списков. «Это была наша принципиальная позиция, — объясняет Лозовский. — Когда списка нет, он не попадет в чужие руки. А если он есть, о чем свидетельствует опыт многих организаций, рано или поздно он в эти руки попадает».
Первоначально, чтобы стать членом «Белого легиона», нужны были две рекомендации от действующих членов. Потом руководители поняли, что не хватает свежей крови. Тогда члены региональных, официально зарегистрированных, спортивных клубов (де-факто филиалов «Белого легиона») начали ходить по школам и агитировать. «Рекрутировать людей было трудно: наша работа ведь была нелегальной, — вспоминает Лозовский. — Но через организацию прошли сотни три-четыре точно». Членов «Минской весны», которые считали себя легионерами, было под полсотни человек. Многие не участвовали в жизни организации постоянно, но присоединялись на массовых мероприятиях.
Никаких обязательных взносов не было. Тем не менее «Белый легион» жил только на собственные средства. «Комсомольские поборы набили оскомину, — рассказывает Числов. — Мы поняли, что нужно просто сбрасываться самим, кто сколько может. Особенно помогали те из наших друзей, кто имел какой-то бизнес».
Тренировки
Тренировки происходили обычно раз в неделю по выходным и проходили в разных местах. Это, как правило, были спортивные занятия или какой-нибудь марш-бросок. Но культура не оставалась на периферии: бывали встречи с историками и занятия по истории Беларуси, в Минске было несколько групп. Первые встречи проходили в спортивных залах. «Где-то с полгода мы, например, занимались в спортзале возле универсама «Фрунзенский», и довольно долго, — говорит Мирослав Лозовский. — Хотя, обычно, помещение просили освободить досрочно». Когда найти место в городе стало совсем сложно, легионеры перешли на open air занятия. «Не хотелось, чтобы у тренеров, которые предоставляли залы, возникали проблемы», — делится Мирослав.
Для боевых тренировок выбирали наиболее практичные виды восточных единоборств. Первый инструктор долгое время занимался панкратионом, затем обороты начал набирать муай-тай. «Многие наши воспитанники — давно уже многократные чемпионы мира по муай-тай», — говорит Сергей.
Как закалялся стальной берет
Первоначально людей собирали в регионах и городах, они сдавали первые экзамены. По мере подготовки все проходили областные, а лучшие — приезжали и на республиканские сборы. «Нормативы стального береты были такие же, как и у «краповиков», — отмечает Числов. — Единственное, у нас не было оружия и мы не хотели его таскать и создавать прецеденты, из-за которых бы нас «закрыли». А в остальном все было серьезно.
Как-то один парень-«краповик», который к нам приезжал в качестве инструктора, ко мне подошел и говорит: что ты с ними делаешь? Шестнадцатилетний ребенок бросается на меня — ни страха в глазах, ничего! Кстати, этому ребенку вручили тогда берет именно за волю к победе. Инструкторами его были восьмикратный чемпион мира по кикбоксингу и тот заслуженный «краповик»… Понимаешь, самое главное в человеке — это дух, а не ширина плеч. Человек зачастую может быть небольшого росточка, но ведь именно на такого можно положиться».
Финальные сдачи нормативов на берет проходили раз в год в исторических местах, вроде Мирского и Новогрудского замков. Часа три отводилось на присягу, экскурсию, награждение, марш под хоругвями. Отбор был жесткий. «На сдаче в Мирском замке, например, из двух десятков человек сдали только четверо, — вспоминает Числов. — Это не значок ГТО, который каждому выдали. Это был настоящий отбор».
Сотрудничество: от дударей до ОГП
«Мы сотрудничали со всеми, кто занимался хоть чем-то полезным для Беларуси: социал-демократы, ОГП, «Край», «Правый альянс», «Партия свободы», ТБМ, — рассказал Лозовский. — Мы никого не рассматривали в качестве конкурента, не разбирались, кто правильный, кто неправильный. Все разборки можно было оставить на потом, на время после победы».
Именно «Белый легион» начал популяризацию игры на дуде (белорусском варианте волынки). Раз в полгода музыкантов привозили на тренировки и соревнования: под звуки дуды шли бои. Легионеры мечтали о возрождении дударской традиции и даже разрабатывали соответствующий проект военной дуды для Министерства обороны. Готовили дударей и в своей среде. «Дудар — это сакральное понятие в белорусской армии», — объясняет Числов. В ВКЛ даже была договоренность, что когда два войска выходят на битву, то дударей не трогают. «У нас всегда звучала дуда во время спаррингов. Дуда необъяснимым срособом воздействует на подсознание», — говорит он.
В начале 90-х «Белый легион» тесно сотрудничал с Институтом истории. У тех не было денег для организации экспедиций. А легионеры помогали им, в том числе с раскопками. Все это делалось за собственные средства легионеров. Но последние раскопки завершились визитом КГБ.
Безопасность: «Все это можно было прочитать в детективах»
У легионеров не было членских удостоверений, не было никаких списков — и это спасало. «Мы не стремились запоминать даты и фамилии: а вдруг бы потом пытать стали», — улыбается Числов.
На сборах в лагерях действовал запрет обмениваться контактами. Многие были членами тех или иных организаций и имели доступ к самой разной информации. Чтобы обменяться контактами, нужно было подойти к главному и спросить, можно ли обменяться напрямую или же придется контактировать через командира.
Лозовский: «Мы знали из практики спецназа, что расколоть можно любого. Есть методики, это без проблем. И чем меньше ты знаешь, тем меньше ты сдашь. А прессинг бывал очень жесткий. И тогда, если попался, главное — дать остальным знать, что ты под контролем. Несколько раз так и случалось. С человеком обрывались все связи. Зато наши лагеря ни разу не были накрыты на месте сборов. Люди ехали на сборы, сами не зная куда. Совершенно вслепую.
Ничего удивительного. Обычная военная практика. Этому удивлялись только активисты из оппозиции, которая этими вещами почему-то пренебрегала. Они же нас иногда попрекали, мол, почему всех ловят, а вас нет? Наверное, у вас какие-то связи? Сам же такой «активист» договаривался, например, о печати листовок по обычному телефону».
На то время не было мобильников, а были пейджеры. Пейджеры постоянно меняли. Легионеры использовали кодовые фразы, открытым текстом ничего никогда не писали. «Все это можно было прочитать в детективах, — отмечает Мирослав. — О засорении эфира. По нескольку раз в день высылались закамуфлированныя фразы, на основе которых можно было что-то там себе вообразить, но на деле они ничего не значили. Спецслужбы же все это проверяли. И им просто создавали пустую работу. В таком мусоре спрятать информацию было проще».
У каждого была разработана легенда на случай задержания, поэтому при задержании основная масса легко «косила» под обывателей. Тем более что не было компьютерных баз, чтобы каждого проверять. Во время массовых акций, непосредственно на людях, символики «Белого легиона» почти никогда не было. Когда же «Белый легион» начал существовать формально, то без напряжения мог сойти за оргкомитет. «В законодательстве был пробел: не было ограничения на то, сколько времени структура может находиться в стадии оргкомитета по созданию этой структуры. Благодаря предпринимаемым мерам легионеров задерживали редко. В ходе мероприятий — почти никогда, только если превентивно или после мероприятий».
В августе 1998 года, например, за распространение листовок «Белого легиона» был осужден активист Игорь Корсак. Его обвиняли еще и в «распространении фашистской символики». Правда, эксперты-искусствоведы признали, что эмблема «Белого легиона» (знак «спорыш») не имеет отношения к фашизму и является элементом белорусского традиционного орнамента (в том числе он присутствует на современном государственном флаге Республики Беларусь). На суде Корсак «признал свою вину частично». Он был оштрафован на 2,5 млн рублей.
Работать в полную силу «Белому легиону» никогда не давали. Хотя ребята и говорили, что вся деятельность — только на пользу государства, идеология организации расходилась с идеологией властей.
Цели
Главной целью деятельности «Белого легиона» было воспитание национально ориентированной молодежи. Обязательная составляющая — здоровый образ жизни и отличная физическая форма.
«За 15—20 лет «Белый легион» стал бы настоящим фундаментом для национальных вооруженных сил, который бы работал на благо нашего государства, — говорит Числов, сам выпускник военного училища. — Чтобы достичь успеха должно быть место творчеству в государственном строительстве, сочетанию личного с общественным. Нам же здесь предложили лишь потребительскую матрицу «чарка-шкварка». Отсюда «колбасный» патриотизм: мечты о богатстве, зависть… А главное — душа».
«Белый легион» работал на перспективу, поскольку «сегодняшний студент через 5—6 лет становится руководителем». А это уже — идейное влияние на госаппарат. «Через наших людей в силовых структурах мы склоняли силовиков на сторону Верховного Совета в осеннем противостоянии с президентом в 1996 году», — говорит Сергей.
Задачи на акциях оппозиции
«У нас не было цели — просто драться с ментами, — отмечает Лозовский. — Это неразумно. Цель — показать, что у народа есть силы сопротивляться. Результат же должен был проявиться на уровне политики, а также в работе с силовыми структурами».
«В 1994—1995 годах, особенно после референдума по изменению символики, стало ясно, что Россия возвращается. И понятно, что письмами и обращениями делу особенно не поможешь. Единственный шанс скорректировать курс государства — это массовые акции. А для них нужна сила. Мы не партия и никогда не занимались созданием какой-то политической программы», — подчеркивает Числов.
На протяжении некоторого времени «Белый легион» являлся силовым компонентом всего демократического движения. Активисты следили за безопасностью на митингах, отлавливали пьяных и провокаторов под видом пьяных, а также выходили вперед и создавали живую стену во время столкновений с милицией. Те же легионеры обеспечивали порядок во время проведения собраний оппозиции внутри помещений.
«Задача на акциях — надо было, прежде всего, дать колонне возможность пройти, — говорит Числов. — Это могут сделать только пассионарные люди, а не те, кто приходит просто покричать «ганьба!» (позор)».
Числов: «В то время не было открытой конфронтации, и к милиции мы относились, как к своим. Это такие же представители народа, как и мы. Действительно, в 90-е силовики не воспринимались как враги. Бывало, что знакомые «краповики» спрашивали у легионеров после акций: «А чего й то вы, хлопцы, вчера так слабо выступили?» — «Так нас же вчера на митинге не было!» — «А, вот оно что… А то мы смотрим, что эти пришли… Не с кем подраться». В прессе же о «Белом легионе» напрямую никогда не печатали. Писали, дескать, некие «демократические активисты прорвали милицейский кордон». Легионеры смеялись.
Радикальные же предложения, вроде штурма телевидения во время шествия в День воли в 1996 году, поддержки не находили.
Числов: «Мы не приглашали на «Чернобыльский шлях», что нам сегодня приписывают, активистов УНА-УНСО. На холеру они нам здесь были? Это наш дом. Кто в своем доме костер разжигает? А вот у них была такая концепция, что пусть костер войны горит в Абхазии, Беларуси, России, но не в Украине. Они приехали и говорят: надо напалма наварить. Пришлось с ними очень жестко поговорить, выступить с целым заявлением — чтобы не было здесь никакого напалма, коктейлей Молотова.
А потом, пока наши спокойно идут, украинцы уже прибегают с целыми сумками какого-то асфальта битого. Во времена «Чернобыльского шляха» не было киосков: у входа в метро «Немига» стояли просто лотки и с них продавали фрукты-овощи. И вот, пока украинцы бросали асфальт, белорусы шли и покупали(!) по три-четыре апельсинки — и потом ими закидывали милицию. Тогда я понял, насколько отличаются по ментальности украинцы и белорусы».
«Мы центристы, потому что ходим по центру проспекта»
У «Белого легиона» не было задачи кого-то отстранить от власти или привести к ней. Тем более, как отмечает Числов, легионеры не нашли в оппозиции людей, которые бы соответствовали их представлениям о будущем Беларуси. «Кому-то из политиков не хватало искренней веры в собственные идеи, кому-то опыта, кому-то силы духа. Мы также понимали, что общество советское, — признается Лозовский. — Но если не делать даже попыток одержать победу, ее точно не будет».
Основатель «Белого легиона» Сергей Числов осторожничает со словом «национализм».
Числов: «Скорее нас называли националистами, чем мы — себя. Люди, на какое место в вашем гербарии вы нас поместите — нас не интересует. Как однажды отметил в интервью один наш легионер, мы не левые и не правые, мы — центристы. Потому что ходим по центру проспекта!»
«Я не знаю, что является критерием национализма, — продолжает он. — Мы не думали, что белорусы лучше кого-то. Мы просто понимали, что нам здесь жить и работали на это государство. Я никогда не считал себя националистом. Сейчас много путешествую по миру и мне близки слова одного далай-ламы: если ты пришел сюда, то здесь и должен реализовать свои задачи и здесь это сделаешь наиболее полноценно. Поэтому единственное место, где белорус может полноценно реализоваться — в Беларуси».
Ну а если полноценно реализоваться не удается, то приходится уезжать. По словам Сергея Числова, многие парни из «Белого легиона» уехали в легион французский: «Жаль, конечно, что уезжают лучшие. Но когда я теперь вижусь с ними, радуюсь, что им удалось реализовать себя за рубежом».
Роль
«Вклад малый, приукрашивать не буду, — говорит Числов. — Я надеюсь, что все еще впереди». По словам основателя, «Белый легион» мог бы сыграть гораздо большую роль. Потенциал был велик, и те возможности можно было использовать гораздо лучше. «Можно было создать живую структуру, — полагает Числов. — Не просто оппозиционную, а именно живую. Тогда Россия не давила настолько сильно, как теперь. Она сама была в растерянности, не знала, что делать, и у нас была возможность работать. Создание «Белого легиона» мы планировали до принятия поправки в законодательство об ответственности за деятельность от имени незарегистрированной организации. Мы выходили на такой уровень, который бы нам позволил, если бы не поправка, создать структуру в масштабах страны».
По словам Сергея, негативно повлияла слишком строгая субординация. Легионеры были готовы к более решительным действиям, чем принятие заявлений. Но с учетом субординации подчинялись старшим. «Я старший лейтенант, а был же полковник Бородач и генерал Захаренко, и надо было ждать приказа от них, — говорит он. — Сегодня же я понимаю, что лидером должен быть тот, кто имеет дух, не звание».
О том, что «никакой особенной роли «Белый легион» не сыграл», сожалеет и Мирослав Лозовский: «Поэтому имеем то, что имеем. За прошедшие 25 лет прироста численности граждан не произошло. Есть население, а нация все еще формируется».
Столкновения же с милицией легионеры вообще не ставят себе в заслугу. Хотя некоторые факты сегодня впеечатляют. Например, легионеры участвовали в манифестации 17 октября 1999 года, которая закончилась столкновениями с милицией на углу улиц Фрунзе и Первомайской. Тогда 20 тысяч человек вышли на улицы Минска, чтобы потребовать отставки Лукашенко и расследования исчезновений известных политиков. Милиция и спецназ несколько раз атаковали и отступали, в результате во время акции 53 милиционера получили травмы.
Лозовский: «Да, при минимальных потерях мы наносили существенный урон оппонентам, хотя в простом мордобое с ментами смысла нет. Самое главное — что результатами все равно никто не сумел воспользоваться».
Активисты «Белого легиона» сегодня ушли в спорт или бизнес, кто-то уехал. Сергей Числов путешествует по миру и очень любит бывать в Тибете, а Мирослав Лозовский издает белорусские книги.
Комментарии