«Открыто бороться с белорусским языком властям будет сложно». Так утверждает американский исследователь, который посвятил всю жизнь его изучению
В 2009—2013 годах создавалось впечатление, что белорусский язык возрождается благодаря молодежи, которая переходила с русского на белорусский хотя бы в определенных обстоятельствах. Сегодня говорить о языковой ситуации в Беларуси сложно, но есть ощущение, что власти понимают: отношение к белорусскому языку среди значительной части белорусов изменилось, и поэтому открыто бороться с языком, как борются с национальной символикой, будет трудно. Так утверждает в интервью «Радыё Свабода» Курт Вулхайзер, американский исследователь, который специализируется на социолингвистике и языковой политике в Восточной Европе. Благодаря ему в 2005 году в Гарвардском университете впервые начались занятия по белорусскому языку.
30.09.2024 / 22:08
Вулхайзер исследовал влияние советской языковой политики и то, как белорусская идентичность и язык развивались в постсоветскую эпоху. Он анализирует роль языка в национальной идентичности как в Беларуси, так и среди белорусов, живущих за границей. Сейчас его работа — это изучение культурных и языковых проблем, с которыми сталкиваются белорусские эмигранты, а также то, как они поддерживают или адаптируют свой язык в зарубежных странах.
В разговоре с «Радыё Свабода» Курт Вулхайзер рассказал о «новых белорусскоязычных», о том, является ли текущий период возрождением или упадком языка, и какие переломные моменты для перехода на родной язык произошли у белорусов в последние годы.
«У вас такой акцент, как будто вы с Могилевщины»
В университете Курт Вулхайзер изучал историю восточнославянских языков, но, например, о Франциске Скорине узнал только в аспирантуре, когда изучал историю книгопечатания у восточных славян. Тогда же, изучая старобелорусский язык, он узнал, что это был язык Великого княжества Литовского. «Нам ничего об этом не говорили на лекциях по истории восточнославянских языков!» — говорит Курт Вулхайзер.
«А потом я узнал, что в нашем городе Блумингтон, в штате Индиана, где я учился в университете, есть один старый эмигрант из Беларуси — Поликарп Манько с Могилевщины. Он уехал после Второй мировой войны, но интересно, что помнил период белорусизации в БССР, в 1920-е годы, когда он учился в БГУ. Еще будучи студентом, он даже строил Дом правительства в Минске. У него были очень интересные воспоминания. Он был моим первым учителем», — рассказывает ученый.
В Беларусь Курт впервые попал в 1990 году.
«Я помню, когда говорил с людьми по-белорусски, они говорили: «У вас такой акцент, будто вы из Могилевщины», — смеется Курт Вулхайзер.
«Знаю одну белорусскоязычную семью, они дома разговаривают»
Американский ученый возвращался в Беларусь в начале 1990-х годов — участвовал в летней школе белорусистики БГУ, а потом смог приехать только в 2009 году.
«Было интересно наблюдать за языковой ситуацией в Минске и других городах. Помню, в 1990 году, когда я впервые попал в Беларусь и собирался изучать языковую ситуацию, меня интересовало явление переключения кодов — когда в разговоре переходят с одного языка на другой. Но очень сложно было найти людей, которые регулярно это делают. Нужно было немного изменить систему исследования», — рассказывает Курт Вулхайзер.
Во всей литературе, которую он читал о языковой ситуации в Беларуси, описывалось двуязычие. Но это были советские работы 1980-х годов. На самом деле уже в конце 1980-х очень редко можно было услышать белорусский язык просто на улице в Минске, отмечает ученый.
«Я спрашивал у лингвистов в БГУ, где лучше найти белорусскоязычных людей в Минске, и мне говорили: «Знаю одну белорусскоязычную семью, они дома разговаривают»… Это были единичные случаи тогда. Хотя, наверное, намного больше людей говорили дома по-белорусски, а на улице — нет, — вспоминает Курт Вулхайзер. — Но когда я возвращался уже в период независимости, я слышал намного больше белорусского языка на улицах, даже от молодежи. Особенно в 2009 году. Потом я вернулся в 2013 году — и стало появляться все больше мест, где можно было услышать белорусский язык. Так что у меня сложилось впечатление, что язык возрождается благодаря молодежи, которая переходит на белорусский, по крайней мере в определенных обстоятельствах».
«Решили перейти на белорусский, чтобы отмежеваться от всего русского»
Сейчас Курт Вулхайзер проводит новое исследование — изучает языковые идеологии и языковое использование «новых белорусскоязычных», но теперь в диаспоре. Он говорит, что решил ограничиться Польшей и Литвой, так как большинство вынужденных эмигрантов после 2020 года оказались в этих двух странах.
В июне он провел фокус-групповые интервью в Польше — в Варшаве, Вроцлаве, Познани, Гдыне, Гданьске, Кракове и Белостоке — там, где больше всего представителей этой новой белорусской диаспоры. Затем продолжил проект в Вильнюсе.
«В рамках этих фокус-групповых интервью я задаю вопросы о мотивации перехода на белорусский язык, когда это произошло. У многих это постепенный процесс: начинают переписываться в социальных сетях на белорусском, а потом в быту переходят на этот язык. Но что касается времени перехода, очень многие говорили, что после 2020 года они поняли, что нужно быть белорусами и в языковом плане, — говорит ученый и уточняет: — Именно в 2020 году многие впервые почувствовали, что они — часть белорусского народа, а не какого-то другого».
Но среди участников фокус-групп много людей говорили, что именно после начала полномасштабной войны России против Украины они решили, что нужно перейти на белорусский язык, чтобы отмежеваться от России, от всего российского, отмечает Курт Вулхайзер:
«Многие говорили: «Не хочу говорить на языке агрессора», некоторые говорили, что после 2020 года для них русский язык стал языком режима Лукашенко, языком насилия».
«Есть разные факторы, но мне кажется, что эти события — протесты 2020 года и начало полномасштабной войны против Украины — это переломные моменты в переходе на белорусский язык среди новой диаспоры», — подытоживает ученый.
В условиях эмиграции невозможно говорить везде на белорусском языке, поэтому его интересовало, на каком языке белорусы в эмиграции разговаривают со своими соотечественниками.
«Я старался присутствовать на разных мероприятиях белорусской общины в городах Польши и в Вильнюсе, чтобы просто слушать, на каком языке там говорят. И действительно, я слышал очень много белорусского языка. И как раз в рамках фокус-групповых интервью спрашивал о том, кажется ли вам, что здесь, в эмиграции, белорусы чаще говорят по-белорусски, чем в Беларуси. И большинство отвечали, что это действительно так», — рассказывает Курт Вулхайзер.
«Ситуация в белорусской диаспоре уникальна. Обычно, когда люди эмигрируют в другую страну, они стараются сохранить языковую экологию своей родины. А здесь есть такой процесс возрождения языка в условиях эмиграции. Насколько я знаю, таких примеров больше нет», — отмечает ученый.
В 2013 году Курт Вулхайзер начал изучать явление «новых белорусскоязычных» — людей, которые по разным причинам решают перейти на родной язык.
Изначально он изучал это явление в сравнительном плане, так как проводил фокус-групповые интервью также на Украине с новыми украиноязычными — особенно в тех городах, где преобладал русский язык: в Харькове, Одессе.
«Меня интересовало, какие политические и идеологические факторы влияют на переход с русского языка на родной, так как есть много параллелей между ситуациями с украинским и белорусским языками, — рассказывает ученый. — А в Беларуси система образования настолько русифицирована, что молодые люди, которые хотят перейти на белорусский язык, очень часто не имеют этих базовых знаний со школьных занятий по белорусскому языку, поэтому должны самостоятельно изучать язык, смотреть различные справочники самостоятельно».
«Это также интересно, особенно в случае с белорусским языком», — отмечает Курт Вулхайзер. Он объясняет, что в английском языке есть термин new speakers — это новые носители языка, будущее языка, поскольку традиционных носителей осталось довольно мало. Носители белорусских диалектов умирают, и диалекты все больше приближаются к русскому языку. Остается только литературный язык, которым с детства владеет небольшой процент населения Беларуси. Так что новые носители — и если у них будут дети, и они будут воспитывать их на белорусском языке — это будущее языка.
«Поэтому очень важно, какие языковые варианты выбирают эти новые носители. Интересно, что в случае новых носителей украинского языка существует литературный украинский язык, который существовал до 1933 года (как и в случае с белорусским языком, когда произошла политическая реформа, чтобы приблизить его к русскому). Мне было интересно, насколько новые носители украинского языка выбирают именно варианты этой старой нормы. Большинство говорили: «Хорошо, что это есть, но мы ориентируемся на тот язык, которому нас учили в школе», — рассказывает Курт Вулхайзер.
В случае новых носителей белорусского языка (по крайней мере, в 2013 и 2019 годах, когда я проводил эти фокус-группы) в Беларуси многие говорили, что ориентируются именно на тарашкевицу, так как это более аутентичная форма белорусского языка. А сейчас в диаспоре значительно меньше людей говорят, что нужно «говорить на тарашкевице».
Ученый считает, что хорошо, что есть такой вариант, но не столь важно, чтобы им пользовались. Главное, чтобы говорили на белорусском.
«Так что есть определенные изменения, мне кажется, в языковой идеологии новых носителей», — подытоживает Курт Вулхайзер.
«Отношение к белорусскому языку среди значительной части белорусов изменилось»
Американский ученый рассуждает о том, как белорусские власти относятся к национальному языку. Он считает, что после 2014 года Лукашенко испугался аннексии Крыма и решил как-то смягчить политику. «Видимо, хотел привлечь на свою сторону сторонников белорусской культуры». Тогда начали расширяться такие инициативы, как «Мова нанова». Власти особенно не способствовали, но и не препятствовали. Однако все это закончилось после 2020 года.
«Но я слышал, что в последнее время власти Беларуси снова начали бороться с национальной символикой, флагом, «Погоней», а белорусский язык пока не могут запретить. Я думаю, они понимают, что нужно разрешать пользоваться белорусским языком, чтобы как-то укрепить свою позицию. Трудно что-то сказать о внутренней ситуации в Беларуси, но мне кажется, власти понимают, что отношение к белорусскому языку среди значительной части белорусов изменилось, и поэтому открыто бороться с языком будет сложно», — уверен ученый.
Он убежден, что если политическая ситуация в Беларуси изменится, использование белорусского языка в публичной сфере быстро расширится.
На вопрос о предполагаемом сходстве русского и белорусского языков Курт Вулхайзер отвечает так:
«Есть национальные языки, которые намного более похожи, например, скандинавские. Норвежский, датский, шведский — они очень похожи и даже ближе друг к другу, чем белорусский и русский. Но никто не говорит, что норвежский — это диалект датского. Близость языков не показатель близости народов».
Ученый приводит ещё один пример: хорваты и сербы. Их языки очень похожи, значительно больше, чем белорусский и русский. Но это совершенно разные народы.
Так что эти аргументы (о близости языков) с точки зрения социолингвистики не имеют никаких оснований, утверждает Курт Вулхайзер.
Как сын высокопоставленного силовика выбрал белорусчину
Беларусь переживает тотальную русификацию, родной язык исчезает из школ — Euronews
Блогер Илья Варламов рассказал, почему учит белорусский язык. Не обошлось и без семейных связей