Чего стоит освобождение, и стоит ли идти на переговоры с режимом
Переполнены политзаключенными камеры, пытки, этапы, штрафные изоляторы. Это не сталинские 1930-е. Это Беларусь 2020-х. О своем девятимесячном тюремном опыте остро, остроумно, с надеждой на демократическое будущее страны рассказывает журналист Свабоды Олег Груздилович в книге «Мае турэмныя муры», которая выходит в серии «Бібліятэка Свабоды. XXI стагоддзе». Публикуем очередной фрагмент книги.
15.07.2023 / 11:47
Изображение Олега Груздиловича
Чего стоит освобождение?
Говорят, нет осужденного, который бы не хотел досрочно выйти на свободу. Теперь полагаю, что нужно уточнить: нет осужденного, который бы не думал о досрочном освобождении. Ведь иной подумает, поразмышляет, а в итоге примет такое решение, которое рядового заключенного шокирует. Это о тех политических, которые любой ценой на свободу выходить не согласны.
Впервые столкнулся с таким настроением в тюрьме на Окрестина летом 2021 года, во время первого задержания по своему уголовному делу. За десять суток четыре раза перебрасывали из камеры в камеру. Сидел то с наркоманами, то с хулиганами, но больше всего, конечно, с политическими. Им, как и мне, не выдавали матрас, постельные принадлежности, не разрешали получать передачи и даже не передавали зубных щеток.
Среди политических в последней из четырех моих камер был и Вячеслав — еще молодой мужчина, доброжелательный, рассудительный и — о чудо! — настроенный относительно своего будущего оптимистично. Хотя, как выяснилось, достоверно знал, что с Окрестина на свободу ему не выйти, так как после 15 суток снова забросили в камеру и готовят к предъявлению обвинения по 342 статье Уголовного кодекса — за участие в маршах протеста.
Вячеслав, как и мы все, наверное, не стремился переехать с Окрестина на «Володарку», но все же относился к такой перспективе как-то иначе, чем, скажем, я. Спокойно. Довольно даже беспечно.
Сначала казалось, что он такой спокойный, потому что недооценивает опасность. Но потом убедился: эта позиция — от осознания своей правды.
Перед глазами стоит сцена, как Вячеслав ходит по камере и улыбается, когда сокамерники говорят ему о будущем в колонии.
«Слушайте, может кому есть чего бояться, а мне — нет. Я хорошо работал, зарабатывал, платил немалые налоги. Посадят меня на те два или три года, и таким образом сами себя лишат моих налогов. Уже потеря для режима. Я же потерплю. Я готов отбыть этот срок, и никакой милости от них не жду. Мне это не нужно».
Ребята все же от Славы не отцеплялись, расспрашивали: стоит ли признавать вину, чтобы выйти досрочно? Тогда я вспомнил еще одну историю.
Готовы сидеть
«Мы все будем заложниками, и когда-нибудь нами обязательно начнут торговать», — это я вспомнил, как выходили на свободу политзаключенные после президентских выборов 2010 года. Рассказывал товарищам, как было, когда летом 2011 года начали выпускать тех, кого нахватали на площади 19 декабря и в последующие дни.
Сначала через помилование вышла первая партия политзаключенных, человек двадцать, которые признали вину и подписали прошения. Потом была вторая партия, еще столько же. Это те, кто не признал вины, но прошения подписал. А третьей очередью освободили еще человек десять. Тех, кто ничего не признал и ничего не подписывал. Но это Лукашенко сделал в обмен на ослабление санкций, сейчас точно известно.
«Много ли будет тех, кто согласится такой ценой выйти на свободу?»
Вячеслав первым ответил, что он готов отбыть весь срок, но чтобы санкций с режима Лукашенко ни в коем случае не снимали.
«Моя цель — чтобы за все его преступления в конце концов его судил трибунал в Гааге», — твердо говорил Вячеслав и перечислял поступки Лукашенко, которые должен рассмотреть международный суд: исчезнувшие политики, фальшивые референдумы и выборы, узурпация государственной власти, преследование оппозиции, убийства и репрессии против демонстрантов.
Переговоры с режимом?
Вячеслав своей позиции не сдавал.
«В 2020 году мы выходили на улицы, чтобы изменить этот режим на демократический. У меня подрастает дочь. И я не хочу оставлять ей страну, в которой через двадцать лет ее арестуют за участие в выборах, как сейчас меня.
Мои родители оставили мне как раз такую страну, в которой можно подделывать голоса, в которой за критику бросают за решетку. Так все, хватит. Если ценой нашей свободы с него снова снимут санкции и он сохранит власть — так за что мы тогда страдали? Чтобы он снова приспособился, снова умиротворил Европу и снова вышел сухим из воды? Нет. Поэтому я готов посидеть. И, думаете, я такой один? Спросите других», — предложил сокамерник.
И после много раз обсуждал с политзаключенными, не пришло ли время начинать переговоры с властями об освобождении политзаключенных в обмен на отмену санкций. А если начинать, то кто это должен делать? Всегда возникали разногласия.
Олег Груздилович. Вильнюс, май 2023 года. Фото: БАЖ
Большая часть говорила, что переговоры вообще не нужны, так как их результатом станет снятие санкций, а это автоматически будет означать продление режима Лукашенко. Так думал, к примеру, политзаключенный Денис, с которым пришлось сидеть на «Володарке». Молодой человек отмечал, что требование освободить политзаключенных было выдвинуто еще вместе с требованием отставки Лукашенко. «Надо только их не разделять, не уступать. Режим рухнет после экономического коллапса, который неизбежно наступит в результате санкций. И тогда, чтобы спастись, Лукашенко сам начнет отпускать политзаключенных», — доказывал Денис.
Этот разговор происходил в конце 2021 года, когда экономические санкции еще только начинали действовать. Тогда литовские железнодорожники еще возили белорусские грузы, а норвежская компания «Яра» еще не отказалась от сотрудничества с «Беларуськалием». У нас были большие надежды, что как только санкции наберут силу, белорусская экономика быстро забуксует.
Но через полгода это выглядело уже иллюзией. Стало понятно, что санкции научились обходить, да и сами они не такие уж и сильные. Кроме того, режим воспользовался войной России против Украины, чтобы получить от Путина очередную финансовую поддержку. Найти новые экономические ниши Лукашенко удалось, но этим Беларусь окончательно привязала себя к России, так что в случае коллапса российской экономики, также обложенной санкциями, обе диктатуры утонут вместе. Или вместе каким-то чудом останутся на плаву.
Но у деятелей оппозиции за рубежом недостаточно рычагов, чтобы заставить режим сесть за стол переговоров. Да и самим в них участвовать — себя скомпрометировать.
У переговорщиков остается единственный шанс — просить о посредничестве кого-то на Западе. И кого? Конечно, можно отыскать на роль медиатора какую-то нейтральную страну или структуру, но непонятно, чем она будет соблазнять диктатора. Опять отменой санкций, как в 2011 году? Так объединенный Запад на такой вариант уже сам не пойдет, а других выгод Лукашенко никто предложить не сможет.
Говорим об амнистии
Так мы спорили, обсуждали и приходили к выводу, что реально надеяться можно только на победу Украины над российскими агрессорами, за которой может наступить обвал режима Путина, а за ним и его сателлита Лукашенко.
Тем временем закончилось лето 2022 года, и первого сентября Лукашенко, выступая в какой-то школе, сам заговорил об амнистии, в том числе и для некоторых политических. Но, мол, только для тех, кто одумался, осмыслил, и с условием, что покаятся.
Новость со скоростью ракеты облетела колонию. О грядущей амнистии говорили в каждом уголке, на каждой скамейке, в каждой курилке. Политзаключенные не допускали мысли, что если уже начнут выпускать на свободу, то ограничатся только теми, кто признает вину. Хотелось верить, что дойдет очередь и до нас, политических. Не может быть, чтобы власть не поняла, что путь репрессий тупиковый и пора делать разворот. Об этом говорили вслух.
Конечно, некоторые начали колебаться, задумываться об уступках. Один из знакомых политзаключенных, Дмитрий, в частной беседе признался, что готов хоть завтра писать прошение на имя Лукашенко с признанием вины. «Просто уже нет сил тут сидеть, это же концлагерь!» — поникшим голосом жаловался Дмитрий на условия в колонии. Осудили его на два года всего за один критический комментарий в соцсетях, активистом оппозиции он никогда не был, даже в маршах не участвовал, и сейчас очень переживал, что «попал в замес». Было видно, что колония его просто опустошила.
В «пятнашке» я оставался еще почти месяц, и за это время надежда на амнистию для политзаключенных полностью испарилась. Сначала мы заметили, что по белорусскому телевидению все реже говорят о будущем законе об амнистии, а потом услышали, что политические статьи в него вообще не собираются включать.
Что сейчас думают политические о шансах досрочно выйти на свободу, на кого надеются? Полагаю, по-прежнему не на переговорщиков с режимом Лукашенко, а все больше — на борцов за независимую Украину, в том числе на белорусов-добровольцев из полка Калиновского.
Читайте также:
Как похудеть до неузнаваемости. О питании в заключении пишет Олег Груздилович
«А, патриот, Родину любишь? Ну посмотрим»
Стукачество начинается на свободе
Огурчик, Шлемка, Старик и Внучек. Прозвища в колонии
Судьбу Витольда Ашурка примерял на себя каждый, или как выжить в колонии