«Наибольший вклад в нагнетание делают люди, которых подозревают в сотрудничестве со спецслужбами. Например, Карач или Цепкало»

На сайте Lrt.lt появилась статья члена Литовской центральной избирательной комиссии, а в прошлом сотрудника Министерства национальной обороны Литвы Вайдаса Аугунаса (Vaidas Augūnas), в которой автор пытается выяснить, «существует ли вообще такое явление, как литвинизм, и если да, то представляет ли он хоть малейшую опасность для Литвы и ее государственности».

Аугунас, которому 45 лет, владеет (так указано в его анкете на сайте ЦИК Литвы) русским языком и утверждает, что более двух десятилетий следит за событиями в Беларуси и знает много ее граждан, в том числе большинство политических и общественных лидеров демократической направленности, которые нашли убежище как в Литве, так и в других странах ЕС и НАТО.

Почему белорусы не претендуют на Вильнюс

Аугунас отмечает, что среди его знакомых-белорусов есть те, кто искренне считает, что история Литвы и Беларуси берет свое начало из «дерева, которое выросло из одних корней». Однако, отмечает автор, он ни от кого из белорусов не слышал, что Вильнюс должен принадлежать Беларуси. Аугунас задается вопросом почему и сам же называет несколько причин.

Первая заключается в том, что в современной Беларуси этот вопрос не обсуждается ни публично, ни внутри различных групп.

«Белорусы-националисты в своем большинстве репрессированы или уже покинули родину. А большая часть общества делает все, лишь бы их не заметили спецслужбы. Интерес к истории является одной из сущностных характеристик, которая обязательно приведет к такому вниманию», — считает Авгунас.

Второй причиной, которую называет автор, является тот факт, что «современное белорусское общество очень мало знает о периоде совместной истории с Литвой». Автор утверждает, что в школьной программе белорусских школ этому периоду уделяется внимание только в пятом классе, а основное внимание направлено на события ХХ века, особенно Второй мировой войны.

Понятно, продолжает Аугунас, что и во время учебы в ВУЗе этому аспекту уделяется мало внимания, и «углубляться в эту тему в свободное от учебы время не только не желательно, но и опасно». Таким образом, делает вывод Аугунас, «исторический анализ этого периода неактуален, у граждан Беларуси нет ни достаточных знаний, ни мотивации его исследовать или обсуждать».

Наконец, третья причина заключается в том, что никто из наиболее известных политических или общественных деятелей Беларуси (даже радикальных взглядов) за последние два десятилетия официально не высказывал претензий ни на Вильнюс, ни на какую-либо другую часть Литвы.

«Даже те лица, которых минский режим считает апологетами белорусского национализма (например, бывший лидер Народного фронта Зенон Позняк), всегда подчеркивали общность с соседними странами и ни разу не выдвигали территориальных претензий», —

замечает Аугунас и обращает внимание, что в то же время Россия постоянно повторяет свои территориальные претензии на Вильнюс, Клайпеду и некоторые другие литовские земли.

Такие рассуждения приводят автора к выводу о том, что в Беларуси литвинизма нет как по причине того, что в официальной государственной политике нет желания к популяризации истории, так как это противоречит прямым интересам режима (как известно, нацией, которая не знает своей истории и корней, легче управлять). С другой стороны, демократическая оппозиция не выдвигает территориальных претензий Литве, а декларирует лояльность признанным государственным границам.

Зачем придумана проблема

Вайдас Аугунас пытается разобраться, почему, если де-факто проблемы не существует, ее пытаются придумать? «Почему вообще возникла эта дискуссия и кто те люди, которые продолжают поднимать ее в публичном дискурсе?» — задается вопросами автор.

По мнению Аугунаса, на данный вопрос есть «достаточно однозначный ответ — за обострением этой темы кроется стремление России поссорить Литву и тех патриотически настроенных белорусов, которые выступают против окончательного включения Беларуси в состав России». В этом направлении спецслужбы России и Беларуси работают вместе.

Высказанную гипотезу, по словам Аугунаса, может подтвердить тот факт, что «наибольший вклад в нагнетание напряженности делают люди, которых подозревают в сотрудничестве с белорусскими и российскими спецслужбами (например, Ольга Карач или Валерий Цепкало)». А некоторые «доказательства» якобы антагонизма между литовцами и белорусами «даже на неискушенный взгляд выглядят не более чем информационными спецоперациями спецслужб с востока».

Аугунас отмечает, что очень печально от того, что «некоторые политики с обеих сторон литовского политического спектра сразу же поспешили использовать мнимое обострение ситуации в этой сфере, чтобы мобилизовать свой электорат». И ему трудно понять, почему эти политики выбрали в качестве мишени белорусов — «исторически самое лояльное этническое меньшинство Литовской Республики».

Аугунас считает, что такие политики не хотят обращать внимание на действительно опасные для литовского государства инициативы, как, например, польская трактовка событий 1920 года или антиизраильские марши в центре литовской столицы и возможно связанные с ними истории с предполагаемым минированием учебных заведений.

«Возникает мысль, что плохо организованная белорусская оппозиция является просто более удобной мишенью, чем другие инициативы, действительно представляющие опасность для литовской государственности», —

пишет автор и замечает, что проблему еще больше подогрела информация об инициативе Офиса Светланы Тихановской выдавать паспорта Новой Беларуси.

«Некоторым показалось, что «Погоня», которая должна украшать этот документ, является доказательством того, что отдельные белорусские группы не отказались от желания присвоить себе историю Литвы или даже высказать на нее территориальные претензии <…>

Следует понимать, что «Погоня» для белорусов — такой же важный исторический символ, как и для нас, и именно за ним сплачиваются прозападные силы Беларуси. Тем более что сама Светлана Тихановская однозначно подчеркивает, что территориальная целостность Литвы абсолютно бесспорна», — отмечает Аугунас.

Вопрос национальных меньшинств в Литве

В последней части своей статьи автор сосредотачивает внимание на проблеме этнических меньшинств и их интеграции в литовское общество.

Аугунас приводит сведения о том, что за последние два-три года в Литву прибыло примерно 80 тысяч украинцев, 60 тысяч белорусов и 20 тысяч русских. По словам автора, значительное количество этих людей имеет вид на жительство и может пользоваться гражданскими и даже политическими правами.

Но вопрос в том, интегрировались ли эти люди в литовское общество, выучили ли они литовский язык или пытаются ли это сделать.

По взгляд Аугунаса, ответ на этот вопрос неоднозначен. Те, кто хочет интегрироваться, успели это сделать или делают стремительные шаги в этом направлении. Автор замечает, что понимает тех, кто вынужден был эмигрировать и сейчас начинает все с нуля. Но это не повод не мотивировать этих людей изучать литовский язык и глубже интегрироваться в общество.

«Нам еще есть куда совершенствоваться в этой области», — считает Аугунас.

Но другой вопрос заключается в том, «сумела ли Литва за три десятилетия независимости решить вопрос интеграции автохтонных меньшинств в литовское общество?»

Автор пишет, что в Литве живет свыше 160 тысяч поляков и около 130 тысяч русских, не говоря о других этнических меньшинствах.

«Неужели этих трех десятилетий не хватило, чтобы они хотя бы хорошо изучили государственный язык, а нелояльные политические партии и общественные организации были бы запрещены?» — спрашивает Аугунас.

И вот тут ответ однозначный— нет. «Ни одно из правительств Литвы не нашло необходимости и интереса заниматься этим вопросом, что, несомненно, вызвало бы определенную внутреннюю и геополитическую напряженность, а может быть, даже антагонизм. И, в отсутствие политической воли, у нас до сих пор нет политики или стратегии интеграции не только иммигрантов, но и автохтонных групп.

Государственные институты, которые должны действовать в этой сфере, занимаются только административными вопросами», — утверждает автор и добавляет, что в стране нет ни образовательных, ни академических институтов, которые бы могли разрабатывать стратегию и осуществлять интеграцию.

«Все оставлено на самотек, каждый пытается «откинуть» проблему как можно дальше, за пределы своего срока полномочий. Мы не обращаем внимания на то, что она становится все больше и больше, создавая все больше вызовов для государства», — считает автор.

Аугунас отмечает, что вместо того, чтобы мыслить стратегически и предпринимать конкретные действия, был выбран самый простой путь — конфронтация с самым близким и лояльным этносом.

«Есть ли будущее у такого решения и насколько оно нам полезно? Это вопрос, на который мы должны действительно ответить себе и, сделав это, немедленно принять меры для улучшения ситуации», — завершает свою статью Вайдас Аугунас.

Читайте также:

Дискуссия о «литвинизме». Что делать с белорусской перспективы?

Почему литовцы боятся литвинизма

Госбезопасность Литвы опубликовала свою оценку литвинизма и связанного с ним риска

«Этот процесс должен приветствоваться в Литве». Литвинизм: взгляд из Вильнюса

• 62
• 0
• 5
• 3
• 1
• 3
• 9
• 0