«20 суток провел в камере с сумасшедшим без одной руки». Монолог политзаключенного, который попал в колонию за 8 рублей ущерба
«ОМОН — убийцы», «3%», «Кубраков — фашист» — такие граффити оставил в конце 2020 года житель Заславля Сергей Монич. Надписи суд оценил в 8 рублей ущерба, а Сергея отправили в колонию. Бывший политзаключенный рассказал, что открыл для себя за решеткой. «Нет смысла плакать и просить. Ты там не человек, а спецконтингент», — отмечает Сергей.
Сергея обвинили в хулиганстве и оскорблении представителя власти, а затем добавили и «наркотическую» статью 328. Его приговорили к трем годам лишения свободы. Наказание 38-летний мужчина отбывал в могилевской колонии №15.
«Bysol» открыл сбор в поддержку бывшего политзаключенного и его семьи — помочь Моничам можно здесь.
«Откуда появилась статья 328? Хороший вопрос»
«Как жил до заключения? Самая простая жизнь обычного человека — работа в торговле, семья. Летом 2020 года до последних дней перед выборами не находил времени проявить какую-либо гражданскую активность, но видел, как меняется общество, и был этому рад.
Я пошел в школу в 1990-е, помню другие времена, в том числе то, как вместо прав человека в школе начали изучать основы идеологии. Повзрослел, у меня самого дети, и я не хочу, чтобы они во всем этом участвовали. Поэтому в ночь после выборов я мог быть только на протестах. Был задержан и вышел как раз 16 августа, перед большим митингом.
Нам говорили, что протест должен быть ненасильственным, думал — наверное, они лучше понимают, что делать. Выходил без конца на марши по воскресеньям, пока не произошел разгон на Площади Перемен. Понял, что так действовать нет смысла, и начал действовать по-другому, потому что то, что я увидел на Окрестина, уже невозможно было забыть.
Ноябрь 2020 года, у меня уже две административки по статье 23.34. Я тогда еще очень наивно верил в победу, настойчиво доказывал милиции, что они должны переходить на нашу сторону, пока не поздно, что им не простят. Увидел, что ходить с ленточками нет смысла.
Слышал, что нынешний министр внутренних дел, Кубраков, вышел из заславских (Иван Кубраков в свое время возглавлял Заславский отдел Минского РУВД. — НН). Подумал, что стоит людям в Заславле знать о нем, делал стикеры и листовки, граффити.
А потом силовики устроили мне засаду, скрутили, как по телевизору. Пока везли, немного помяли — думал, будет хуже.
Откуда появилась статья 328? Хороший вопрос, ведь в моей крови не было наркотиков, не было моих отпечатков пальцев на пакетике с наркотиками, не было моих потожировых следов (Сергей предоставил нам текст своего приговора, в котором не указаны доказательства, что наркотики принадлежали именно ему. — НН).
Я видел только фото этого пакетика, его даже не при мне достали из машины. На первый взгляд, это пустой пакетик, там несколько сотых грамма наркотика — пыль. Но кого это интересует? Я был рад, что мне дали три года, потому что время менялось, и я видел, как приезжали люди с большими сроками за комментарий или смайлик.
«Бандиты, маньяки? Заключенные на зоне — серая, жалкая масса больных, подавленных и сломанных людей»
У меня тогда уже было двое детей: Дане было пять лет, Ане — три. В 2020 году, когда я вышел с Окрестина, так получилось, что там меня ударили — немного помяли в автозаке, так что у меня был огромный синяк под глазом. Выхожу, дети видят все это, они знают, где был папа. Мы что-то покупали с ними в гипермаркете, и туда почему-то приехала охрана, так вот, когда Анечка их увидела, сразу испугалась и попросилась на руки — подумала, что это «космонавты».
В материалах дела указано, что ущерб от надписей составил 8 рублей. Но я три года сидел за свои убеждения и гражданскую позицию, сколько там рублей — дело десятое.
Зона в чем-то похожа на армию — это мужской коллектив, подавление воли. В мужском мире без силы никуда, если ты сильнее, разговор идет по-другому. Так что нужно просто быть сильным, и лучше туда не попадать, потому что это не улучшит вас. Хотя некоторые моменты пошли мне на пользу, я бы не прочитал столько Пелевина, если бы был на свободе, потому что тут у нас другое — жизнь, работа, — но это небольшой плюс. Также ты проверяешь то, чего раньше боялся, проходишь через это и понимаешь, что и это можно выдержать.
Наверное, для мужчины это неплохо, потому что ты становишься сильнее и увереннее в себе, но личность деформируется, особенно у тех, кто сидит долго.
Бандиты, маньяки? Заключенные на зоне — серая, жалкая масса больных, подавленных и сломанных людей.
Видел множество трагических случаев, когда человек из-за выпивки схватился за нож, дальше не помнит, и вот он соседа и завалил. А потом чернило из него вышло, и теперь на этого страшного убийцу смотреть жалко.
Туда попадают 18-летние закладчики — я помню себя в 18, такими очень легко управлять. Может, у него еще не было жизненного примера перед глазами, его воспитывала мама или бабушка, так, конечно, он офигевает от этого всего. Он начинает перенимать поведение кого-то более сильного, а этот сильный из маргинальной среды, и парень учится чему-то ненужному.
«20 суток провел в камере с сумасшедшим без одной руки, а на другой у него были огромные когти»
Мы все время ждали, что нас освободят. Когда я заехал в зону, было лето. Смотрел на местные тополя и думал, что не увижу их желтыми или без листьев. Но шло время, ничего не менялось. Для меня пределом стало убийство Зельцера — узнал о нем, когда вышел из ШИЗО. Все заключенные были очень рады, что тогда застрелили и кагэбэшника.
Люди бывают разные, у каждого своя психика. На человека есть много рычагов давления, даже без применения физической силы: отберут посылку у того, кто любит поесть, или сигареты у того, кто любит курить — вы просто не поверите, на что готовы люди ради сигарет. Люди ломаются, у каждого своя граница прочности.
Меня поразило, сколько на зоне пенсионеров, больных, эпилептиков. Лето, 30 градусов, а форма одежды — черная синтетика, и на построении под солнцем заключенные падают один за другим, и молодые, и дедушки. Отсутствие витаминов, плохое питание, частое чрезмерное употребление сигарет, кофе — из-за всего этого потеря сознания там становится обычным делом.
У людей пропадает эмпатия, я сам ее там потерял и стал жестче. Был там один эпилептик не из нашего отряда. Приходит он к нам в отряд, а у нас суббота, ментов не было, он внезапно падает в коридоре лицом вперед и начинает биться подбородком об пол. Разбил подбородок, изо рта течет кровь, весь синий, как изолента. А другой заключенный говорит: «Приперся подыхать подальше от дома, мужики, выбросьте его!» Главное, чтобы он, если что, не тут умер.
На меня давили через сумасшедших, которым место в больнице. Не знаю, почему они на зоне, но им в чем-то позволяется больше, чем другим. Я 20 суток провел в камере с сумасшедшим без одной руки, а на другой у него были огромные когти, еле добился, чтобы другие заключенные его подстригли и помыли. Сначала я ему сочувствовал, но быстро стал смотреть на него совершенно по-другому. Он постоянно забывал, что происходит, спрашивал — мы дома? Нам дадут покурить, поесть?
Эта система в целом одинаково относится ко всем, но политзаключенные ведут себя по-разному. Взять нашего Ромку Протасевича: понимаю, что, может быть, я не прошел через то, через что прошел он, но надеюсь, что у меня хватило бы сил, порядочности и духа не пойти на такое. Знаю примеры менее медийных ребят, которые достойно сидели, поехали на крытую тюрьму и до сих пор сидят. У них дети, жены с медицинскими проблемами, пожилые мамы и папы, но они сохраняют честь, насколько это возможно.
«Нет смысла плакать и просить. Ты там не человек, а спецконтингент»
Что еще остается «экстремистам», кроме как умирать на промзоне или на бессмысленных режимных мероприятиях? Я читал. Солженицын до сих пор актуален, мне очень понравился его «Один день Ивана Денисовича», там описывается обычный день простого заключенного где-то в Сибири того времени.
Это будет близко каждому заключенному и сегодня, потому что за решеткой каждый твой день одинаковый.
Когда освободился, я 56 дней провел на свободе, отмечался в милиции, когда надо было. Однажды пошел туда в последний раз, так как собирался уезжать, меня позвали наверх поговорить. Старший следователь закинула ногу на ногу в своем мини и начала рассказывать, как для них не проблема придумать мне статью. Понял, что здесь я бессилен, хотя это было очень тяжелое переживание — после всего снова так упасть, зачем я туда пришел?
Спокойно сказал ей, что против себя не свидетельствую, делайте свою работу. После всех тех жерновов знаю, что это единственный вариант, нет смысла плакать и просить. Ты там не человек, а спецконтингент.
Это были мои самые тяжелые сутки за три года. Много сидел один, отсидел несколько месяцев в ШИЗО, но такого не помню. ИВС по сравнению с 2020 годом и сейчас — разные вещи: убрали постели и даже полки со стен, 12 человек в камере для политических на четверых — норма, антисанитария стала хуже. Они сделали Окрестина стандартом и теперь хотят внедрить это повсюду, будто начальники РУВД стремятся проявить себя как можно жестче.
Освободился вечером, приехал домой и не успел еще поесть, как услышал звонок в домофон — силовики. Не открыл им, они ушли. А дальше мне помогли с эвакуацией, и 1 декабря 2023 года я оказался в Польше. Только на днях получил документы и наконец могу официально работать — устанавливаю мебель под заказ. Простая работа, чтобы не умереть с голоду и, может, кому-то помочь.
У меня есть знакомые, которые не могут доказать статус политического беженца, потому что фактически их не преследовали, но и в Беларусь они вернуться не могут, так и живут. Я отсидел, но есть люди, которым объективно сложнее.
Много людей еще не освободились и сидят в очень тяжелых условиях, и не все такие известные, как Колесникова. Взять парня 18-19 лет со сроком в 12 лет и статьями за терроризм и разжигание вражды, а дальше интернета его дела не пошли — вот тебе и террорист. А срок такой, что если все будет продолжаться как сейчас, ему там еще долго мариноваться.
Чувствую злость от бессилия. Одно дело — Путин или Лукашенко, понятно, какие они. Но конкретный майор, который тебя скручивает, прессует, потом кто-то придумывает дело и тебя судит — у меня не укладывается в голове, как они это делают. Они думают, что ничего личного: закатаю этого парня сейчас на 12 лет, так это просто моя работа. У кого-то работа — улицу мести, а у них — людей сажать».
«Bysol» открыл сбор в поддержку бывшего политзаключенного и его семьи — помочь Моничам можно здесь.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ«Белорусы будут тихонько думать свое. А вода камень точит, да и Лукашенко физически не вечен». Глубокий монолог бывшего таможенника Алеся Юркойтя
«В СИЗО мы с мамой придумали условный знак». Сын известной активистки Татьяны Каневской рассказал, что пережил
«Когда слышишь свист пуль над головой, это не слишком приятно». Бывший политзаключенный — о неудачном побеге за границу
Комментарии
Ніякай нармальнай будучыні не будзе ў беларусаў, пакуль не асэнсуюць савецкі камуністычны таталітарызм, які працягваецца ў Беларусі.