Белорусы из Франции ехали в «сталинский рай», а попали в ловушку

Лечить большую рану

В межвоенное время одним из популярных направлений трудовой эмиграции из Польши, гражданами которой являлись тогда миллионы белорусов, была Франция. Массовые выезды туда начались с соглашения между правительствами двух стран об эмиграции, подписанного 3 сентября 1919 года.

Причины этого соглашения были прагматичными. После Первой мировой войны заводам, фермам и шахтам Франции нужна была дополнительная рабочая сила. Иностранные работники были нужны французам, чтобы заменить 1,5 миллиона убитых и 1,5 миллиона раненых (из них 300 тысяч потеряли трудоспособность) в Первой мировой войне. К тому же, после войны Франция получила от побежденной Германии новые территории (в том числе индустриальные районы Эльзаса и Лотарингии), а там также остро не хватало рабочих.

Все это создало дефицит 3,5 миллиона рабочих рук, который парижская газета «Le Journal» назвала «большой раной Франции». У поляков же, наоборот, рабочей силы было даже слишком: на селе царил земельный голод, а в городах — безработица. Поощрение трудовой эмиграции было одним из путей решения этих проблем.

Счет на десятки тысяч

По французским данным, в 1931 году польских рабочих во Франции было 507 тысяч человек, а к 1939-му число трудовых иммигрантов из Польши возросло до 674 тысяч человек. Доля рабочих из Польши во французских железорудных и угольных шахтах Франции доходила до 20 %.

Сколько среди этих рабочих было белорусов, точно сказать сложно: французская статистика не особо вникала, откуда именно приехал к ним человек. Известно, что больше всего ехали во Францию все же не из восточных, а из южных воеводств Польши – из Катовиц, Кракова и Львова.

Белорусские эмиграционные издания того времени оценивали численность рабочих из Беларуси во Франции в 30—60 тысяч человек. Оценки эти, по-видимому, значительно завышены. Современные исследователи считают, что белорусских трудовых эмигрантов было во Франции «только» около 20 тысяч.

Ценились люди с мозолями

Тогдашние условия вербовки для работы во Франции были для нынешних времен непривычны. При отборе у потенциальных рабочих проверяли зубы и руки.

Зубы должны были быть здоровыми, а руки — мозолистыми. Последнее лучше чем другое свидетельствовало о способности человека к тяжелому физическому труду.

Условия работы были сложными, тем более что эмигранты из Польши, как правило, не говорили по-французски, а часто вообще были неграмотными. Фиксировались многочисленные случаи дискриминации польских иммигрантов французскими хозяевами, ксенофобии со стороны местного населения.

Многие белорусы во Франции работали в сельском хозяйстве, устраивались на виноградники или сахарные заводы, были особенно востребованы во время полевых работ. А еще среди них было много шахтеров. В документальных кадрах французских фильмов можно увидеть на фоне терриконов целые улицы одинаковых одно– или двухэтажных домов, в которые селили шахтеров из межвоенной Польши.

В таких домах у иммигрантов рождались дети. Они даже при сильном национальном сознании их родителей полностью адаптировались к жизни в новой стране, «офранцуживались», обретали право на французское гражданство. Тем более что в 1927 году во Франции вышел закон, упрощавший его получение. Для большинства иммигрантских детей Франция была уже родиной.

Активизация коммунистов

Естественное течение жизни прервала Вторая мировая война, которую иммигранты отчасти пережили на месте. А после Второй мировой войны во Франции усилилась советская и коммунистическая пропаганда. Имидж СССР как страны-победительницы в глазах французов вырос, как и популярность коммунистической партии. На первых послевоенных выборах в парламент в октябре 1945 года Французская коммунистическая партия получила первое место: за нее проголосовало 5 миллионов французов — 26% избирателей. Глава КПФ Марис Торез даже стал министром.

Павялічыць

Такие политические обстоятельства давали СССР возможность активно вмешиваться во внутренние дела Франции. И он использовал ее, чтобы охотиться на людские души.

«Обязательная репатриация»

В годы войны из Советского Союза в Европу были перемещены миллионы его граждан: военнопленных, остарбайтеров, перемещенных лиц, беженцев. И советское руководство во главе с Иосифом Сталиным было твердо настроено вернуть их обратно. На конференции в Ялте 10-11 февраля 1945 года Сталин лично договорился с президентом США Франклином Делано Рузвельтом и премьером Великобритании Уинстоном Черчиллем о выдаче и репатриации советских граждан. В этих договорах был записан принцип «взаимной обязательной репатриации».

Павялічыць

Через несколько месяцев, 26 июня 1945 года, аналогичный договор, о репатриации советских граждан из Франции и французских — из СССР, был заключен и с Францией.

Но договоренности касались только тех, кто имел советское гражданство до 1939 года. Граждане аннексированных стран Балтии, а также уроженцы Западной Беларуси и Западной Украины, до 1939 года имевшие гражданство Польши, под них не попадали. Выдавать советам принудительно этих людей не могли, оставалось только уговаривать их вернуться «на родину» добровольно.

Обещания рая

Советские дипломаты и агенты развернули среди эмигрантов во Франции широкую агитационную деятельность. Эмигрантам рассказывали, какие блага их ждут в СССР в случае возвращения.

Основные тезисы советской пропаганды в своих поздних воспоминаниях перечислил один из непосредственных свидетелей тех событий Олег Ивашкевич. Мол, «в СССР нет безработицы, потому что работа для всех обязательна, а потому нет нищеты и нет бездомных. Женщины имеют равные права с мужчинами. Хлеб бесплатный для всех. Учеба в школе обязательна для всех до 17 лет, высшее образование бесплатное. Медицина и лекарства бесплатны. Свобода вероисповедания полная. Выход на пенсию для мужчин в 55 лет, для женщин — в 50».

Далее Ивашкевич вспоминал, что на улицах французских городов были развешены плакаты некоего Комитета содействия миру и свободе, которые призывали рабочих-коммунистов прекращать работу во Франции и массово эмигрировать в СССР. Им обещали, что за 300 рублей ежемесячной зарплаты в СССР можно, мол, купить 117 килограммов хлеба, 27 килограммов мяса, 158 литров молока.

Пропаганда была, как видно, довольно примитивная, но она имела эффект, так как во Франции после войны жилось непросто. В начале 1945 года начались перебои в продовольственном снабжении, и Временное правительство Франции должно было ввести карточки на хлеб. В таких отчаянных условиях многие иммигранты, не знавшие реального положения дел, велись на пропаганду о «райской жизни» в СССР.

Советская паутина

Советская миссия по репатриации граждан из Франции организовала по всей стране 130 мест сбора и лагерей для репатриантов. Через них прошло более сотни тысяч человек.

Самый большой из этих лагерей в городе Борегар недалеко от Парижа какое-то время даже имел экстерриториальный статус. Здесь не действовали французские законы, и офицеры НКВД работали безо всякого контроля местных властей, организовывая нападения и похищения людей, а также тайно вывозя их. Тем более что имели в этом лагере и свой аэродром.

Немалую роль в пропаганде выезда в СССР сыграла организация Союз советских патриотов Франции, действовавшая с 1943 по 1948 годы. Ранее организация называлась Союзом русских патриотов, но после того, как ее актив почти полностью получил в августе 1947-го советские паспорта, организацию переименовали в ССП.

ССП организовывал по всей Франции для своих активистов и всех выходцев из бывшей Российской империи балы и маевки, где велась агитация за возвращение в СССР. А также собрания и вечеринки, во время которых торжественно выдавали тем, кто поверил в пропаганду, советские паспорта.

Советский посол в Париже Александр Богомолов 3 июля 1947 года помпезно организовал встречу российских эмигрантских активистов с наркомом иностранных дел СССР Вячеславом Молотовым. Молотов долго беседовал с эмигрантами, лично убеждал их ехать в СССР, а в конце разговора сказал: «Если, вернувшись на родину, вы услышите укоры за свое эмигрантское прошлое, то что же делать, в семье без урода, в таких случаях обращайтесь напрямую ко мне».

Обманула других, обманулась и сама

На встрече с Молотовым в Париже была и белоруска Анна Рашкевич. Она приехала вместе с мужем в Париж, в посольство СССР, из городка Бонвие-Монт на северо-востоке Франции. Ее муж Станислав Рашкевич работал на железорудной шахте. Оба происходили из деревни Яцковичи нынешнего Мядельского района. Поженившись в 1922 году, они на родине совсем не имели земли, поэтому в 1930-м поехали на заработки во Францию.

Рашкевичи имели 6 детей. После войны во Франции их старшая дочь Регина вышла замуж за бывшего советского военнопленного Константина Урбановича, белоруса из деревни Красный Бор Логойского района. Урбановича, как и еще с десяток советских военнопленных, сбежавших из лагеря, семья Рашкевичей прятала у себя, в подвале шахтерского дома, пока они не перебрались к французским партизанам.

После войны Урбанович устроился на работу в советское посольство в Париже и забрал Регину с собой, а тещу убедил выполнять специальное задание посольства — ездить по разным городам Франции и убеждать белорусов, украинцев и других выходцев из земель, отошедших к СССР, «возвращаться на родину».

За год агитационной работы во Франции Анна Рашкевич убедила поехать в СССР, наверное, десятки своих земляков.

Ее дочь Елена Демидович, от которой мы узнали эту историю, не знает, платили ли матери за эту работу. Помнит только, что сагитированные Анной белорусы потом, уже в СССР, ругались на нее и обижались, говоря, что она обманула их. Но было уже поздно. Впрочем, среди обманутых оказалась и сама Анна Рашкевич вместе с мужем и шестью детьми.

Всего, по данным российского исследователя Виктора Земскова, к июню 1948 года из Франции в СССР репатриировались 6991 человек, которые в разные годы эмигрировали во Францию из Российской империи, Австро-Венгрии и Польши. Среди них были 1420 россиян и 5471 лицо «украинского или белорусского происхождения».

Таким образом, число белорусских реэмигрантов можно приблизительно оценить в 10% из тех 20-30 тысяч, которые жили во Франции.

Дорога на Родину-мачеху

Репатриантов из Франции в СССР везли морем и железной дорогой. Тех, кого везли через море, со всей Франции свозили в порты Марсель и Гавр. Там их ждали советские теплоходы «Россия» и «Вячеслав Молотов». Многие белорусские «дети Франции» запомнили большой белый теплоход «Россия», в котором они занимали места третьего класса, ближе к трюмам или в самих трюмах. В первом и втором классе везли бывших белогвардейцев.

Павялічыць

По прибытии в порт Одессы после досмотра офицерами МГБ репатриантов садили на грузовики и разбитой дорогой везли в репатриационный лагерь «Люстдорф», бывшее поселение немецких колонистов возле Одессы. Там тогда еще были и немецкие пленные, лагерь огорожен колючей проволокой и сторожевыми вышками. Новоприбывшие проходили «фильтрацию» и распределение, некоторых отсюда посылали сразу в ГУЛАГ.

Крупный центр приема репатриантов был организован и на белорусской земле. Попадали в него те, кто ехал в СССР поездами. Советские власти разместили этот лагерь в бывшем «Шталаге 324», немецком лагере для советских военнопленных в Лососне под Гродно.

Последний эшелон с репатриантами из Франции прибыл в Гродно осенью 1947 года, в нем было около 2 000 человек.

Иллюзии развеиваются, но поздно

Товарным поездом в 1947 году в СССР приехала и семья Рашкевичей. Обман почувствовали очень быстро. За их работу в интересах СССР после приезда никакой благодарности не было. Жила семья тяжело: поселили 9 человек в одной комнате в общежитии табачной фабрики. Постоянно были под колпаком советских спецслужб, а какое-то время ждали и вывоза в Сибирь.

«Отблагодарили тем, что хотели нас выслать на Соловки. К нам постоянно приходили из НКВД, проверяли, есть ли у нас радиопередатчики, деньги. Все вещи разбрасывали, баяны и швейную машину разбирали, искали…

Мамин брат при Польше сидел в тюрьме вместе с коммунистическим деятелем Сергеем Притыцким; дядя обратился к нему и после этого обыски прекратились», — вспоминает Елена Демидович.

Павялічыць

Но не все имели таких влиятельных знакомых, как Притыцкий. И не для всех все кончалось так, еще относительно легко. Открутить же все назад возможности уже не было, ловушка закрылась. Как минимум на 40—50 лет — до перестройки и независимости.

Просветление французов

14 ноября 1947 года состоялась неожиданная проверка французскими властями лагеря в Борегаре. Операция была результатом заявления гражданина Франции Дмитрия Спечинского, эмигрировавшего из России в 1922 году. Он написал французским властям протест против намерения его жены репатриироваться в СССР с тремя детьми.

Женщину с детьми нашли в лагере, хотя они и не были там зарегистрированы. Также там обнаружили целый арсенал оружия. Разразился дипломатический скандал, советских чиновников выслали из Франции в СССР. Лагерь Борегар был взят под контроль властей Франции и в 1951 году прекратил существование.

25 ноября 1947 года по требованию французских властей были также высланы 24 активиста Союза советских патриотов Франции, а через два месяца эта организация была распущена. Депортированных активистов ССП в СССР сначала приняли как героев, а потом многих из них ждал ГУЛАГ.

Массовые организованные репатриации в СССР после этого были прекращены. Началась холодная война.

 ***

Павялічыць

Подробнее о белорусской эмиграции во Франции и судьбе тех людей, которые решились вернуться после войны на родину, можно будет вскоре прочитать в книге Валерия Калиновского «Дети Франции. Истории семей, которые поверили Сталину».

 ***

Иван Пташников. Француженки

Девушек я увидел издалека: шли рядышком, помалу, не спеша — были как раз на половине дороги до деревни. Две…

Может, я бы их и не догнал, но они шли уже так потихоньку, что через какую минуту я уже был возле них.

Может, я бы их и зацепил, но услышал, что они говорили между собой по-своему, по-чужому … Назад ни разу не оглянулись.

Сосник здесь был молодой, вперемешку с березками. Ближе к деревне — одни мелкие сосенки.

Девушки так и шли рядом: то ближе к березкам, то дальше, как будто выбирая лучшую тропинку под ногами. Какую минуту, поравнявшись, я шел рядом с ними, ну, может, на полшага сзади, тогда на полшага спереди.

Одна из них, более высокая, была коротко стрижена — волосы едва скрывали шею. Русые, даже светлые, поднятые высоко на голове. Чистая с лица, белокурая и красивая-красивая … Глаза у нее, голубые, блестели, и сама она вся была какая-то блестящая. Красное платье на ней аж переливалось…

Вторая, меньшая, ей по плечо, с тугой темной косой на спине, солидной, рукой не обхватить, и сплетенной как-то специально (так в деревне никто не заплетал), и длинной — до пояса.

Была она в коротковатой, до колен, голубой юбке. Темнее и круглее с лица, и глаза у нее были большие, круглые и темные. И носы у них, у обеих, были небольшие, прямые и красивые.

На ногах у них были одинаковые красные босоножки, в руках красные небольшие сумочки.

«Сестры, что ли? — подумалось первое, что пришло в голову. — По-видимому, сестры…»

У меня меленько забилось в груди мое где-то еще воробьиное сердце… Таких красивых девушек — моих сверстниц — в свои пятнадцать лет я никогда не видел: ни в деревне, ни в школе…

Минуя их, я еще раз обернулся, взглянул им в лицо и услышал, как мне всему стало жарко, — от самой ночи еще никак не мог согреться дорогой … Ноги как-то сами подняли меня от земли, и я, босой, под мышкой фуфайка, прижатая рукой — рука в кармане, — прибавил шагу по траве и по верху, оставляя девушек позади. Может, я и заговорил к ним, но они, как и прежде, шли тропинкой друг около друга и говорили все, говорили по-своему между собой…

***

… Дувалов [районный энкавэдист] стоял передо мной и качался на ногах:

— Ну, так о чем калякали француженки?.. Молчишь? А что они говорили о своем отце? Гм! А не рассказывали, как он трепался, что вы тут с голоду пухнете, а Сталин … — он помолчал. — Наш товарищ Сталин пшеницу — французам … А она им и не надо … А они ее с корабля — в море. А они ее и брать не хотят … Своей хватает … Что в пол смотришь? Знаешь и не хочешь всем нам сказать? — махнул он рукой на стол.

У меня снова появились в глазах буханки хлеба: начали подпрыгивать от пола вверх — одна выше, вторая — ниже…

— А не рассказывали они, на что он здесь приехал посмотреть? На родину? Чего его потянуло? И дочерей с собой привез … А жену оставил во Франции, чтобы было куда вернуться после всего. Жена у него француженка … Что? В разведку приехал? Не говорили?!

Когда закричал на всю контору капитан Дувалов, мне показалось, что буханки хлеба посыпались сверху с потолка на пол … Я аж пригнулся…

— Хватит курвиться!.. Мы проверили. Ни мать твоя, ни отец в тридцать седьмом не замешаны. Отец вернулся с фронта ранен … В войну мать помогала партизанам … А ты? Съежился? Шпионаж покрываешь?..

***

… Где-то через неделю, идя утром с Жуковщины от трактора, я услышал от Феди на участке, что француженок с отцом в Жизнове забрали…

***

… Где вы сейчас, мои француженки, что спрятались навсегда в прахе на нашей гати полвека назад?..

1997 год

• 0
• 10
• 0
• 5
• 8
• 30
• 12