«Одна девочка потеряла сознание после укола прямо в коридоре». Что сейчас происходит на Окрестина
Ежедневно силовики задерживают десятки человек, часть из которых отправляют на «сутки» в изоляторы и удерживают их в нечеловеческих условиях. «Весна» поговорила с бывшей арестанткой, которая несколько недель назад отбывала арест на Окрестина, о задержании, условиях содержания в печально известном изоляторе, об эпидемии ротавирусной инфекции и медицинской помощи.
17.10.2024 / 15:00
«Протокол читала я медленно, поэтому на меня прикрикнули и я все подписала»
Несколько недель назад Кристину (имя изменено в целях безопасности) задержали сотрудники КГБ: двое в гражданской одежде пришли к ней на рабочее место, еще трое в банданах ждали на улице. Как позже женщине стало известно, силовики после себя удалили видео с камер наблюдения, на которые они попали.
Причину задержания Кристине не назвали. На просьбу женщины дать ей попить, сотрудники заехали купили бутылку воды и предложили сникерс. В КГБ ее допросили, после чего отвезли в РУВД и оставили там до утра.
«Там было очень холодно, но куртку оставили в камере хранения и не дали мне. Камера представляла собой тусклое пустое помещение с бетонной ступенькой, на которой я и пыталась поспать.
Через пару часов мне принесли протокол, но я была не в состоянии понимать, что они от меня хотят. Читала я медленно, поэтому на меня просто прикрикнули и я все подписала, но ничего не поняла».
«Мне назначили сутки в то время, как алкоголиков, избивавших своих жен и матерей, отпускали домой»
В РУВД против Кристины составили протокол по ст. 19.1 КоАП (мелкое хулиганство). Это одна из самых распространённых статей, которую используют сотрудники милиции против людей, задержанных по политическим мотивам.
«Сказали, что я из хулиганских побуждений размахивала руками, кричала и ругалась нецензурной бранью. Вину я не признала, но мне назначили сутки в то время, как алкоголиков, избивавших своих жен и матерей, отпускали домой за две базовые. Я не понимала, что происходит. Еще я подписала документ что со мной проведена беседа об ответственности за нахождение в экстремистских чатах и тому подобное».
«С момента задержания до первой кормежки в ЦИПе прошло двое суток»
Утром задержанных отвели ожидать суд, который должен был пройти по скайпу. По словам женщины, примерно за час-полтора осудили больше 20 человек. После суда арестанток, которым назначили административный арест, перевели в ЦИП на Окрестина.
«При приемке в ЦИП меня отвели к медработнице. Она записала мои жалобы и хронические заболевания. Далее нас с еще одной девушкой отвели в отдельную комнату, где сотрудница нас досмотрела (раздевание догола, приседания), вела себя, на удивление, вежливо, после чего меня отвели в камеру. Стоит заметить, что с момента задержания до первой кормежки в ЦИПе прошло двое суток, все это время я была без еды и почти без воды.»
Кристина, как и все «политические», попала в женскую камеру № 15 — по площади примерно 2,5 на 5 метров.
«За период пребывания там было от 10 до 18 человек, люди выходили и приходили, но в среднем было 15 человек в основную часть срока. Во время суток некоторых вызвали на дополнительные допросы, девочки говорили, что это приходили КГБшники».
Из-за переполненности камер задержанным приходится спать не только на металлических кроватях, от которых остаются синяки, но и на полу, под столом, на столе, на скамейке. Кристина отмечает, что тех девушек, которые спали на полу, кусали клопы, поэтому потом тело было в красных пятнах от аллергии на укусы.
«Девочки были даже в шортах и топах»
Уже несколько лет, с 2020-го года, во временных изоляторах для политических арестантов властями созданы специальные условия: камеры переполнены, матрасы и постельное бельё не выдаются, передачи от близких принимают редко, на прогулки и в душ не выводят. Поэтому мыться приходится в раковине или с помощью пластиковой бутылки.
Кроме этого, политических будят в 2:00 и в 4:00 на «перекличку». При этом свет в камере горит 24/7.
«Это одна из главных пыток. Отбой был в 10. В 2 и в 4 часа ночи нам стучали ногой в дверь и всем нужно было встать на ноги, после чего дежурный говорил по очереди каждому назвать фамилию, имя и отчество. После чего можно было ложиться обратно. Подъем в 6 утра сопровождался также громким стуком ногой в железную дверь».
По словам Кристины, за время ее ареста для задержанных принимали только пару трусов и носков, туалетную бумагу, прокладки, пасту, щетку, мыло.
«В камере у нас было зачастую душно, окно было приоткрыто, но это не помогало, позже с похолоданием по ночам становилось очень холодно из-за открытого окна. Одежды теплой у нас не было, так как многих задержали, когда было еще тепло, девочки были даже в шортах и топах. Те, кто выходили, оставляли часть одежды в камере тем, кому нужнее и выходили в майках, если были уверены, что их точно выпустят и их встретят родные».
В основном у задержанных было две категории статей: 19.1 КоАП (мелкое хулиганство) и 19.11 КоАП (распространение экстремистских материалов). По словам женщины, тех, кого судили по «экстремистской» статье, отпускали сразу, а тех, кого за «хулиганку», часто перезадерживали по новым протоколам. Всем сокамерницам Кристины назначали от 10 до 15 суток ареста.
«На обмороки реагировали скептически»
Медицинскую помощь на Окрестина если и оказывают, то некачественную и несвоевременную. Медперсонал часто игнорирует жалобы арестантов, а лекарственные средства от родных не передают. Кристина рассказала «Вясне», как вся камера переболела ротавирусной инфекцией:
«Некоторые девочки падали в обмороки и была температура. На обмороки реагировали скептически, отводили вколоть тройчатку и закидывали их бледных и с синими губами обратно. Им разрешали лежать под кроватью. При этом, в основное время до отбоя никому лежать нельзя, и сидеть с закрытыми глазами тоже, иначе угрожали наказанием — стоять какое-то количество часов относительно «провинности» на усмотрение дежурного. Одна девочка упала в обморок после укола прямо на коридоре. Её грубо подняли и закинули в камеру прямо к нам в руки, благо успели подхватить».
Распорядок дня в ЦИПе
«6:00 — подъем. Примерно к 7 приносили чай и хлеб, батон. Позже ещё кашу какую-нибудь: манка, овсянка, гречка, «ячка» или что-нибудь непонятное из смеси разных каш. Но, в целом, съедобно. Иногда без соли, иногда нормально.
С 8 часов делал обход врач. Одна из них не показывала лекарства и даже могла сказать, что нет такого, хотя мы знали, что есть. Иногда, если повезет, то родственникам удавалось передать гематоген — это было единственное доступное нам сладкое. Одна нам их отдавала, а та, что злая — нет.
После обхода врача была ежедневная проверка камеры (шмон): нас выводили на коридор лицом к стенке, руки на стенку (лекарства, таблетки, капли для носа, ингалипты — все должны были держать в руках, в камере их оставлять было нельзя, иначе выкинут).
Сотрудники заходили, выворачивали всё из тумбочек и простукивали стены, иногда для прикола разбрасывали прокладки по всей камере. В это время делали перекличку, называли фамилию и надо было отвечать имя отчество (в этот момент, когда камера открывается, надо вставать руки за спину). После проверки нас запускали обратно.
Примерно к часам 12 приносили хлеб и батон: примерно 1 буханка на 8—10 человек, по куску хлеба и по куску батона на каждого. Хлеба было достаточно, часто даже оставался лишний.
На обед приносили суп, чаще всего нормальный. Попить давали компот из сухофруктов или кисель. После мы мыли тарелку от супа и туда нам накладывали второе — гарнир и котлету свиную или куриную, а по пятницам даже печеночную, и что-то овощное. На ужин давали котлету с гарниром также только без питья.
Воду пили из-под крана, хлорированная конечно, но никто не умер. В общем, кормили сносно, по моему опыту лучше, чем в больницах. Раздатчиками часто были сами дежурные, иногда была и сама раздатчица, но это скорее редкость».