«Для кого ты здесь красишься?» — «Для себя». Бывшая политзаключенная Ольга Класковская рассказала, каково это — следить женщине за собой в заключении
Журналистка Ольга Класковская отбыла в заключении 791 день. За это время ее дважды судили по политическим уголовным делам, она прошла через 10 этапов и отбыла в ШИЗО и ПКТ в общей сложности почти пять месяцев. Но при этом встретила друзей, изменила внешность и не потеряла веру в белорусов и победу. «Вясна» спросила у Ольги, как женщины ухаживают за собой в заключении, но в ответ услышала о тяжелой борьбе женщин с системой.
04.04.2023 / 22:47
Бывшая политзаключенная Ольга Класковская после освобождения
Ольга находится на свободе уже почти четыре месяца. Она была вынуждена уехать из Беларуси, а сейчас восстанавливает здоровье и возвращается к работе.
В заключении она содержалась с 14 октября 2020 года. Сначала ее обвиняли в «перекрытии движения транспорта». Ольгу признали виновной по ст. 342 Уголовного кодекса (активное участие в действиях, грубо нарушающих общественный порядок) и приговорили к двум годам колонии. В январе 2022 года Ольгу снова осудили. На этот раз за комментарий в адрес Брестского милиционера (ст. 369 Уголовного кодекса). Путем составления сроков Класковской назначили два с половиной года колонии общего режима.
После задержания и первого суда давление на Ольгу не прекратилось: ее неоднократно отправляли в ШИЗО, а потом поместили в ПКТ и завели очередное уголовное дело. За все время в заключении ее дважды отправляли в гомельскую колонию, где она провела в общей сложности почти полтора года.
Ольга Класковская и Наталья Херше были первыми политзаключенными женщинами, попавшими в исправительную колонию № 4.
«Ты должен быть серой массой, не должен улыбаться»
«В колонии созданы такие условия, чтобы убить в тебе женщину, твое желание ухаживать за собой, ведь осознание того, что ты хорошо выглядишь, поднимает настроение, а радоваться там ты не должен. Ты должен быть серой массой, не должен улыбаться, потому что, как многие сотрудники говорили, «в тюрьме должно быть голодно, холодно и сыро», потому что «зэк должен страдать». И очень часто улыбки женщин, политзаключенных особенно, вызывали раздражение у людей в погонах. Мне лично делались замечания по этому поводу и не раз.
Эти скотские условия — все это очень продумано, чтобы полностью выбить почву из-под ног, чтобы человек потерял свою идентичность, сломался, упал духом. Все сделано, чтобы парализовать твою волю, чтобы истребить мысли о каком-либо сопротивлении. Чтобы ты чувствовал себя слабым, неполноценным, беспомощным, виноватым, ведь такими людьми легче управлять и манипулировать, их легче контролировать», — комментирует Ольга «исправительную» систему гомельской колонии.
«Почти сразу из автозака я попала в санчасть с сильным кровотечением»
Долгое время после ареста Ольга не пользовалась косметикой, так как было не до этого из-за тяжелого эмоционального состояния, проблем со здоровьем, а также из-за того, что ее часто держали в ШИЗО.
«В самом начале заключения на Окрестина, жодинском СИЗО, Володарке, а после уже и гомельская колония, несмотря на то, что я очень люблю косметику, очень люблю парфюм, все эти женские вещицы, я абсолютно не пользовалась косметикой — только, пожалуй, во время суда по первому уголовному делу.
После задержания ты находишься какой-то период в специфическом эмоциональном состоянии, подсознательно отказываешься признавать факт ограничения свободы, факт таких кардинальных изменений в твоей жизни, тебе кажется, что это все дурной сон и скоро все закончится…
Поэтому первое время вопросы косметики и ухода за собой отходили на второй план. Я даже об этих вещах не задумывалась, если честно, в те моменты.
Когда я въехала в гомельскую колонию, почти сразу из автозака я попала в санчасть с сильным кровотечением, который открылся у меня еще до этапа, и там я пролежала почти месяц под капельницами. Там тоже было не до косметики.
Когда я вышла из санчасти, напряжение во взаимоотношениях с администрацией стало еще заметнее: большую часть времени я проводила в ШИЗО и ПКТ, всего это около 5 месяцев, декоративной косметикой там пользоваться нельзя, тебе ее туда попросту не передают».
О важности делать макияж перед судом: «Невербально сообщить, что с нами все окей»
«На Володарке, где я находилась с ноября 2020 по март 2021 года в рамках первого уголовного дела, косметикой я не пользовалась, не было желания. Но на суд я поехала с макияжем, девушки мне накрутили волосы на косички. Было важно в этот день выглядеть по-особенному, чтобы в первую очередь родственникам и соратникам показать, что нас эти страшные и тяжелые условия не ломают, что мы не пали духом, так как на словах это передать не можем во время судебного заседания, но своим внешним видом можем прислать такой месседж и невербально сообщить, что с нами все окей, и чтобы за нас не волновались».
«Это тоже зарешеченное пространство, но я чувствовала себя более свободной», — об этапе в СИЗО Бреста
«Я начала ежедневно пользоваться косметикой, а также делать прическу, укладку волос, когда меня этапировали в СИЗО-7 — тогда меня обвинили по новому уголовному делу и из ШИЗО гомельской колонии перевели в Брест. Это был ноябрь 2021 года. Я приехала в Брест и сразу почувствовала облегчение, что я выехала из гомельской колонии, где мне нечем было дышать. Как-то взбодрилась, сменив обстановку после бесконечных ШИЗО и почувствовала, что хочу какого-то обновления, нового имиджа. Начала пользоваться косметикой каждый день.
Тем более в брестском СИЗО не было ограничений на помывку головы, была теплая вода, что меня удивило и поразило. И можно было мыть хоть по 10 раз в день — такая роскошь после колонии. Вроде это тоже зарешеченное пространство, но я чувствовала себя более свободной и словно какое-то бремя с плеч упало.
Хотя, казалось бы, странно, ведь все-таки это СИЗО и новое уголовное дело, но я с большим облегчением выезжала на этот этап и относительно легко его и все другие, связанные с ним обстоятельства, перенесла.
Почти каждый день я мыла волосы, а девочки накручивали мои волосы на косички. Выдавался также пинцет и какие-то инструменты для маникюра.
В брестский СИЗО можно было передавать почти любую косметику. Мама мне передала и хайлатеры, и румяна, разные туши, карандаши. И я понимала, что меня снова осудят и придется ехать в колонию, поэтому я попросила мать, чтобы она мне с запасом передала косметики и другие средства гигиены: различные гели для душа, кремы для тела с приятными ароматами. И всю эту косметику сотрудники пропустили при заезде. И мне много чего хватило до конца срока».
«Мы чувствовали и сделали вывод, что придется сидеть весь срок»
Бывшая политзаключенная вспоминает, что одни из первых женщин, осужденных по политическим делам, долгое время верили, что скоро их всех освободят, но со временем приходило понимание, что сроки им придется сидеть до конца:
«И с того момента, как я начала пользоваться косметикой в брестском СИЗО, я не потеряла привычку пользоваться косметикой каждый день и делала укладку волос. Для меня это было важно. Такие изменения прежде всего были связаны с тем, что я сменила обстановку и психологически намного лучше чувствовала себя в следственном изоляторе, чем в колонии.
При этом долгое время меня в СИЗО везде водили в наручниках, в том числе надевали их в камере во время утренних и вечерних проверок, так как администрация гомельской колонии постфактум влепила мне еще одну категорию профучета — «склонна к захвату заложников, нападению на администрацию и проявлениям агрессии», — а это предполагает наручники везде за пределами колонии. Но я не переживала особо по этому поводу, только первое время. Новая атмосфера, новая обстановка, новое осмысление действительности, новый термин — почему бы тогда и не новый имидж? Захотелось каких-то внешних перемен.
Произошло это еще и потому, что со временем ко мне пришло осмысление того, что придется сидеть весь срок плюс тот, что по новому делу я получила. Ведь в начале политзаключенные «первой волны» почти все надеялись, что мы не будем сидеть все сроки и гораздо раньше выйдем на свободу.
Но спустя время, учитывая политически-общественную ситуацию в стране и то, что репрессии только усиливались, мы чувствовали и сделали вывод, что придется сидеть весь срок. Надежды мы, конечно, не теряли, но осмыслили, что надо так или иначе смириться с обстоятельствами, принять эту действительность, а также принять и осознать тот факт, что жизнь в любом случае продолжается за решеткой, а мы все равно остаемся женщинами и никакая система нашу женственность и жизнерадостность затереть не в состоянии.
А когда я приняла этот факт, то более спокойно ко многим вещам начала относиться. Вообще стала более спокойной, более сдержанной и более, как мне кажется, мудрой. Хорошо, думаю, раз так, значит придется как-то выживать, причем лучше это делать с хорошим и позитивным настроением. Раз не выпускают, то буду краситься».
«Благодарна, потому что встретила много политзаключенных»
По словам Ольги, этапы — это не только о стрессе и волнении. Это в том числе новые знакомства во время переездов.
«Когда я выехала из колонии в ноябре 2021 года по новому уголовному делу, меня за это время провезли через несколько следственных изоляторов. Иногда в течение суток сразу два этапа было, поспать вообще не было возможности. У меня вообще было за время отсидки 10 или более этапов: это и жодинский СИЗО, и гомельский изолятор (так называемая «пересыльная камера»), барановичский СИЗО два раза, «Володарка» три раза, брестский СИЗО, экспертиза в Новинках, в которой я отказалась принимать участие, так как считаю это проявлением карательной психиатрии.
Несмотря на то, что этап — это всегда стресс, ведь ты и с большими сумками едешь и везде «шмон», ты постоянно заезжаешь— выезжаешь, холодные автозаки, которые не отапливаются, транзитные камеры, раздеваешься везде, трусы снимаешь при «шмонах» (когда это происходило под видеокамерами, от таких «процедур» я отказывалась).
Несмотря ни на что, я очень спокойно перенесла все эти этапы. Я, наоборот, благодарна Следственному комитету за блестяще сфабрикованное уголовное дело, так как благодаря этому повороту судьбы я встретила много политзаключенных, я встречала их везде: во время каждого этапа и пребывания в изоляторах, в автозаках, «Столыпине» [так заключенные называют поезд для этапа], в камерах СИЗО обычных или транзитных. Встречала не только девушек, но и наших парней. Столько трагедий, сломанных судеб, человеческой драмы! Они сами обо всем расскажут, когда придет время…
Во время этапа я постоянно была в белой маске, на которую был нанесен красным фломастером белорусский орнамент — это девочка-политзаключенная из Володарки мне такой подарок сделала. И поэтому наши, когда мы с ними пересекались во время этапов, безошибочно меня сразу вычисляли по этой маске и между нами мгновенно возникал контакт. Даже если это был всего лишь коротенький переезд в автозаке, мы успевали перекинуться парой слов с политзаключенными и успеть сказать главное. А главное — это то, что мы вместе и что нам больно друг за друга. И что все было не зря. Очень много у меня появилось прекрасных друзей, которых я очень люблю, ценю, и с кем мы до сих пор в очень теплых отношениях.
И в эмоциональном плане я очень хорошо себя чувствовала, несмотря на то, что дополнительный срок получила. Встречи и знакомства с политзаключенными, с близкими по духу людьми — все это придало мне много дополнительных сил, позитивного настроения, желания больше ухаживать за собой.
Во время отсидок в ШИЗО и ПКТ я заметно начала терять вес. Многочисленные этапирования, отсутствие нормального питания и потеря аппетита, стресс, конечно, в итоге привели к тому, что я потеряла довольно много веса — более 15 килограммов. Не имею ничего против таких изменений, я чувствую себя гораздо комфортнее с новым весом, но, конечно, такую диету никому не советую.
Помимо этого, из-за сильного кровотечения и как следствие низкий гемоглобин у меня очень тряслись руки, и когда я пошла в столовую с отрядом, я не смогла есть суп, руки дрожали так, что я не могла держать в них ложку. Со временем я просто начала его пить из тарелки, если можно назвать, конечно, тарелкой это алюминиевое устройство».
Протест красной помадой и «заговор» с Марией Колесниковой
«Во время «рождественского тура по Беларуси», а также после возвращения в гомельскую колонию в марте 2022 года я начала пользоваться довольно яркими помадами.
Большинство сотрудников колонии это заметило, как и в целом смену имиджа, некоторые из них даже делали комплименты, спрашивали, почему я так изменилась. Говорили, мол, видишь, тюрьма пошла тебе на пользу, расцвела. А я в ответ шутила: «Новый срок — новый имидж».
У меня на губах часто была красная помада и многие сотрудники колонии очень подозрительно на меня смотрели. И спросили: «Что это значит?» В смысле «Что»? Весна!
«Так надо губы зеленой помадой покрасить под цвет нашей формы камуфляжной», — таков был ответ.
А другие оперативники и один из руководителей колонии мне открыто сказали, что им это не нравится, и зачем это я делаю. То ли я копирую Колесникову, то ли я такую акцию протеста решила устроить, чтобы позлить людей в погонах. Мол, в знак солидарности с Колесниковой. И администрация на самом деле рассматривала мой макияж с красной помадой как определенный сговор.
Некоторые сотрудники колонии делали комплименты. Но
идеология пенитенциарной системы и вообще авторитарной системы построена на подавлении, подавлении личности. Поэтому выразить какой-то комплимент и одобрение зэку, особенно политзэку, означает признать каким-то образом, что человек в телогрейке чего-то стоит. Неважно, это внешнего вида касается, или чего-то еще.
А такого пусть себе завуалированного одобрения, добродушного отношения сотрудники в сегодняшней действительности себе позволить не могут. Хотя это опять же их выбор. Каждый сам его делает и каждый сам несет свой крест. Но это тема отдельного, большого разговора.
Когда мы находились в ситуации один на один, какие-то добрые слова, проявления человечности имели место быть намного чаще, чем когда сотрудники колонии были окружены другими сотрудниками, тем более правящей верхушкой. Бывало, что и люди из руководства высказывали мне какие-то комплименты касательно внешнего вида, но довольно часто тут же у них внутри пробуждался такой «внутренний мент», который побеждал лучшие человеческие качества и начинал блокировать их проявление — зэку же на зоне должно быть плохо, особенно «экстремисту». Поэтому говорили обычно так: «Хорошо выглядишь. Вот видишь, как хорошо в тюрьме. А вы все врете, что мы вас тут пытаем, издеваемся. Да, и ты это… Ну… Давай, короче… Прекращай с этой красной помадой…»
Одолжила у подруги подводку для глаз — это серьезный «криминал»
«В конце отсидки я даже попала на комиссию по наказанию, как я это называю, за желание хорошо выглядеть. Одолжила у подруги подводку для глаз — это серьезный «криминал». Сразу же отрядные стукачи донесли до ушей администрации, пришел сотрудник режимного отдела, залез в мою косметичку, вывернул все ее содержимое на шконку, нашел якобы чужую подводку, прилюдно начал меня унижать и в итоге составил на меня рапорт за «отчуждение-присвоение». Я прекрасно понимаю, что дело здесь не в подводке и не в том, что я якобы что-то таким образом нарушила (это вообще смешно), это желание осадить меня за другие вещи, унизить, отбить желание выглядеть хорошо и держаться независимо.
На комиссии по наказанию начальник колонии спросил меня: «Для кого ты здесь красишься?»
«Для себя», — абсолютно искренне ответила я.
«Только представьте себе: рапорт за то, что моешься»
«В отряде душ один почти что на 100 человек… И очередь туда занимается заранее. И если ты туда попадешь, то нужно все очень быстро делать, а после на мокрое тело снова натягивать эту неудобную форму. Это большой стресс и тебя постоянно подгоняют, все кричат, ссорятся. Кстати, по тюремным правилам ты не имеешь право пользоваться душем в отряде раньше 21:30, только если объявлена уже через «матюгальник» «подготовка к отбою». В 21:30 дежурный по умывальникам уже начинает убирать душ и санузел. Так когда мыться? На свой страх и риск мы мылись в другое время — свободное от работы, но за это может быть рапорт. Только представьте себе: рапорт за то, что ты моешься.
Либо еще ситуация. Летом вечером (когда работа во вторую смену) из загрязненного цеха фабрики приходят около ста потных и грязных женщин. У тебя буквально 25 минут, чтобы влезть в очередь в умывальники и туалет и хотя бы какие-то части тела обмыть — это кошмарно. Когда же мы работали в первую смену, то в свободное время после работы пытались залезать в душ.
Но в любой момент могли прийти начальницы отрядов, кабинеты которых размещаются в наших бараках, и сорвать шторы с душевой кабинки. И человек стоит попросту обнаженный и должен давать объяснения, почему он пользуется душем. Через такой ад проходили и наши политзаключенные, и другие осужденные. В лучшем случае сотрудники просто сделают устное замечание, а в худшем — могут дать наряд или рапорт».
«Четыре унитаза на 100 человек»
«Я иногда с утра не успевала сходить в туалет, так как у нас было четыре унитаза на 100 человек. И времени очень мало: в 6 поднимаешься, а в 6:25 уже должен построиться на завтрак. До этого нужно заправить кровать с очень маразматическими требованиями — одеяло мы должны были заправлять в простыню в виде конверта и при этом расстояния между углами конверта должны соответствовать определенным сантиметрам, а ширина заправленного в простыню одеяла, та его часть, которая видна посередине, должна быть размера со спичечный коробок. А еще надо одеться и в туалет сходить, а там очередь. Везде очереди и все злые с утра.
Попасть в туалет не всегда получалось и из-за этого очень часто болел живот, ведь человек после ночи должен сходить в туалет, это естественно, но часто такой возможности не было. Поэтому в туалет я обычно ходила уже на фабрике.
А еще же чашечку кофе хочется выпить перед началом сумасшедшего дня, но это тоже как посчастливится. Позже я начала вечером делать кофе и ставить в тумбочку, чтобы выпить утром. Но по правилам такое не приветствуется, поэтому я рисковала и могла за это рапорт получить. А еще помыться и почистить зубы, расчесать волосы.
Если это зимний период, то нужно еще костюм (пиджак и юбка сногсшибательно неудобные), блузу, телогрейку одеть, платок зимний закрутить (хотя у некоторых девушек были шапки — это упрощало задачу), сапоги натянуть. За эти 25 минут ты на грани того, чтобы сойти с ума. Как это все успеть? Но со временем я как-то приспособилась, хотя и из-за сильного стресса и даже находила возможность, работая в первую смену, чтобы сделать макияж и прическу.
Мыться я не успевала, поэтому умывалась с утра мицеллярной водой, которая хранилась у меня в тумбочке. Зубы чистила после работы.
В плане макияжа больше всего времени забирали брови и меня это временами очень раздражало. Ведь этого времени не было. Через какое-то время после ареста мои брови начали седеть и выпадать. И получалось, что их почти не было видно на лице, они были очень редкие и отчасти седые. Поэтому я старалась как-то придать им дополнительную форму и цвет.
В СИЗО с нанесением макияжа было проще, так как у тебя там очень много свободного времени, чего не скажешь о колонии, там его почти нет. Ну и работа в первую смену и эти 25 минут на все сборы — так себе удовольствие. Макияж всегда халтурный получался, но, впрочем, как есть, что поделаешь — из этого исходила, и старалась не накручивать себя. Не всегда, конечно, получалось».
О состоянии волос и ногтей от условий в заключении
Ольга отмечает, что плохие условия, созданные администрацией, очень плохо сказываются на состоянии волос и ногтей:
«Из-за отсутствия сбалансированного питания, нехватки витаминов, а также хронического стресса (многие из нас сталкиваются с ним), волосы становятся ломкими и тусклыми. У многих волосы начинают выпадать. На так называемую баню, что раз в неделю, дается катастрофически мало времени — около 15 минут, а за это время нужно же еще успеть раздеться и одеться. Хорошо помыться не успеваешь. Просто размазываешь по себе грязь, так сказать. Шампунь не вымывается. И на состоянии волос все это очень сказывается.
То же самое происходит и с ногтями. Лаками пользоваться нельзя, передавать тоже. Щипчики специальные тоже нельзя передавать, пилочки очень примитивные, так как металлические нельзя. Ножничками в колонии тоже нельзя пользоваться, только клипсерами. Поэтому, конечно, привести в порядок ногти с таким «набором» инструментов очень трудно. А у тебя бесконечные дежурства, ты чистишь картошку, моешь пол хлорированной водой. Даже если ты делаешь это в перчатках, то все равно это очень сильно сказывается на состоянии ногтей и рук. Они становятся очень шероховатые, с заусенцами.
И это, конечно, издевательство — не давать помыть волосы женщине. И вообще возможности нормально помыться. Мы же почти все время в головном уборе, голова потеет, особенно если брать лето. Голова все время чешется, волосы все время загрязнены, появляется перхоть.
Что интересно, по правилам внутреннего распорядка (ПВР) заключенные должны выглядеть опрятно. Но каким образом это можно сделать, если нам не создано для этого соответствующих условий? Конечно, мы сами стараемся это делать, для себя в первую очередь, ПВР здесь ни при чем. Но за твои попытки выглядеть опрятно тебя еще могут и наказать. Центр Европы. 21 век. Ну не средневековье?»
О лайфхаках по уходу за собой в ограниченных условиях
«Когда меня арестовали, я была блондинкой. Во время отсидки красить волосы такой сильной краской нельзя, она нигде не продается и передавать тоже нельзя. Поэтому сначала выглядело это все ужасно: половина головы — темная, половина — белая. Но в гомельской колонии была возможность попасть в парикмахерскую, и что меня удивило, это было бесплатно. Там самые простые услуги и попасть туда можно не так часто, но тем не менее я радовалась, когда получила такую возможность.
Волосы мне стригли грязными. В парикмахерской их не мыли и не позволяли тебе самой это сделать, хотя там и раковина была, и теплая вода.
Во время этого визита я состригла часть осветленных волос и в итоге полностью восстановила свой естественный цвет. Мне понравилось. Мне так больше подходит, как мне кажется, плюс волосы выглядят более здоровыми. Единственное, у меня очень много седых волос появилось, особенно в последние месяцы накануне освобождения. Поэтому освободившись, я их затонировала натуральной краской и сделала легкий контуринг.
Как мне кажется, мне не очень подходят выпрямленные волосы, я их часто подкручиваю, в том числе делала это и за решеткой. Бигуди, плойка, фен — такой роскоши у нас не было, поэтому волосы на ночь смачивала в воде и с помощью обычных резинок для волос делала такие «барашки». На утро нужно было еще успеть их снять. Также мне подсказали заключенные девушки и я крутилась на носок — волосы спиралью закручиваются вокруг носка. А когда было время, то я или девушки крутили волосы на косичках.
Вместо парфюма мы использовали гель для душа: определенное количество геля растирали в ладонях и впоследствии наносили это на одежду. Если гель с довольно сильным ароматом, то долгое время ощущался приятный шлейф. Единственный минус, когда на улице был дождь, особенно когда я была в телогрейке, то она начинала пениться, начинали вылезать мыльные пузыри.
Некоторое время в колонии в отоварке продавался парфюмированный спрей белорусского производства. Я иногда тоже его покупала, но у меня был лимит на отоварку почти с самого начала отсидки, так как почти сразу меня признали «злостным нарушителем режима» — это только две базовые в месяц. А поскольку меня часто лишали посылок, то были другие нужды, на которые нужно было тратить эту сумму. Поэтому спрей, несмотря на все желание, я часто не могла себе позволить. Пользовалась подручными средствами, как и другие наши девочки — гелем для душа, твердым дезедорантом за ушами мазала. Со временем парфюмированные спреи из отоварки вообще убрали».
Одни трусы на весь срок ШИЗО
«В ШИЗО вообще нет никакой возможности пользоваться косметикой. Ведь там при себе можно иметь только туалетную бумагу, зубную щетку, пасту, полотенце и мыло. Если мы принимаем в ШИЗО душ, а это раз в неделю, то можно попросить, чтобы из отряда принесли шампунь и мочалку — но это выдается только на время, когда ты принимаешь душ. То есть возможности пользоваться косметикой в ШИЗО нет. Там даже не было зеркала и горячей воды, что делало невозможными элементарные гигиенические интимные женские процедуры. Очень-очень редко, и то после соответствующих обращений, выдавалась пластиковая бутылка с теплой водой. Но это все было очень неудобно и нерегулярно.
И камеры ШИЗО оборудованы видеокамерами, и постоянно могут смотреть в глазок и никакого личного пространства. Поэтому даже если ты выпросишь эту бутылку, ты так омываешься, что больше получаешь стресс, чем какие-то положительные эмоции. Однажды я провела подряд 30 суток в ШИЗО и за все это время мне не дали расческу для волос.
О каком уходе за собой можно говорить, если даже трусы в ШИЗО ты можешь иметь только одни. В моем случае было так. И только когда началось очередное сильное кровотечение, мне разрешили передать в камеру еще одну пару нижнего белья.
Постирать, особенно там, тоже нельзя, так как сушить на батарее запрещено, можно получить рапорт. Мол, стирать и сушиться (последнее на улице) можно только в «стиральный день» — воскресенье. Я стирала нижнее белье и в камере на свой страх и риск, и в душевой. В камере после вешала трусы на батарею и закрывала собой, чтобы это зрелище не просматривалось через видеокамеру».
«Выдавали бутылку с теплой водой»
«Самый трудный момент во время отсидки, когда речь идет об уходе за собой — это ШИЗО, конечно. Пинцет там нельзя было иметь и пользоваться им даже временно. Невозможно было депиляцию сделать, ногти обрезать. И я хорошо помню момент, когда я вышла после 30 суток, а ты ведь еще когда сидишь в ШИЗО, то не имеешь право ходить в отоварку и получать из дома посылки, и у меня как раз закончился шампунь уже в конце срока в ШИЗО и только мыла кусочек остался. И пришлось мыть волосы мылом. Они стали еще более загрязненными и жирными. Хорошо помню свой внешний вид после освобождения из ШИЗО: ногти длинные-длинные, аж закручиваться начали, волосы — как вата, брови — запущенные, под мышками неизвестно что… Чувствовала себя первобытным человеком.
В ПКТ, где я провела три месяца, было немножко легче в плане ухода за собой. Декоративную косметику, к сожалению, никакую нельзя было иметь. Но там было зеркало, мне разрешили взять в камеру расческу, крем для лица, шампунь, гель для душа. К сожалению, пинцетом и пилочкой для ногтей тоже нельзя было пользоваться. Но все равно, по сравнению с ШИЗО, немножко больше было возможностей иметь человеческий облик. Душ тоже только раз в неделю, вода холодная, но разрешалось уже иметь какие-то заколки для волос, поэтому делала даже какие-то прически, особенно если волосы были уже загрязнены. Иногда я мыла волосы холодной водой, но старалась делать это редко, так как могла иметь из-за этого неприятности.
В отряде для мытья головы есть специальный день. В ПКТ только холодная вода, но иногда вечером там выдавали бутылку с теплой водой и когда она была большая, то я старалась распределять ее: половину бутылки на гигиенические процедуры, а половину на мытье головы. Всегда стрессовала, чтобы никто не заметил, что я мою волосы не в банный день.
Что касается депиляции, то в колонии можно пользоваться одноразовым лезвием. Это дешево, но не очень хорошо для женской кожи. Учитывая, что время помывки всегда ограничено и нас подгоняют, мы, конечно, постоянно резались».
Что можно передавать женщинам в места заключения, а что — нет
Ольга дала несколько советов для родственников заключенных женщин, которые собирают им передачи:
«Я бы посоветовала передавать шампуни, гели для душа и кремы для тела, которые разрешены в места заключения, с максимально стойким ароматом. Насколько я знаю, накануне моего освобождения в декабре 2022 года парфюмированные гели и кремы уже не позволяли передавать, но часто подобные вещи зависят от настроения контролеров, могут быть и исключения. Приятные ароматы — это то, чего нам там очень не хватает. Везде запах потных тел, потной обуви, хлорки и тюрьмы…
Можно передавать детский крем для кожи, бальзам для волос, бальзам для губ. Твердые дезики — тоже очень важная вещь. Я для себя открыла мужские дезодоранты «Old Spice» и весь срок ими пользовалась. Они не оставляют белых пятен и есть со сладким ароматом.
Для лица можно передавать различные кремы. Единственное, что нельзя передавать — крем для кожи вокруг глаз. В СИЗО можно было передавать, а в колонии — нет. Но есть крем сразу для лица и вокруг глаз, два в одном, так сказать.
Маски, скрабы и лосьоны передавать нельзя в гомельскую колонию. Но что-то из этого можно приобрести в отоварке. Часто мы использовали кофейную гущу, это очень хороший природный скраб, неплохо очищает кожу. В СИЗО я делала пилинг обычной содой (в магазине колонии сода почему-то не продавалась и передавать ее было нельзя).
Отсидка с адскими бытовыми условиями, конечно, не наилучшим образом сказывается и на состоянии кожи. Как и в целом на здоровье. Кожа лица становится пористой, появляются морщинки, которые бы в обычной жизни у тебя, возможно, не в таком количестве появились и не так быстро.
В колонии декоративная косметика запрещена для передачи: ни посылкой, ни мелким пакетом, ни режимной передачей. Можно только в отоварке приобретать. Там выбор небольшой и не самого хорошего качества, но как есть. Все белорусского производства. Там есть шампуни, гели, мыло, различные кремы. Декоративная косметика хоть по одной единице всегда имеется: пудра, тональный крем, подводка для бровей, помады — в том числе красные. Но это все на любителя, ведь производство белорусское. Не всегда есть, что нужно. Бывает приходишь, завоз был и можно что-то взять, а бывает что очень скромный выбор».
«Внутренняя красота — это самое определяющее, что есть у человека»
«Отдельно я бы хотела отметить, что не макияж и прическа в человеке главное. И этот наш с вами разговор в том числе — это даже не о косметике вообще. Внутренний мир человека, его нравственные качества и ценности, то, что у него внутри — вот что главное. Не бывает внешней красоты без красоты внутренней.
Все наши политзаключенные девушки и женщины — они все как одна красавицы. И независимо от того, с косметикой они или нет. Они всегда красивы, всегда возвышенны, у них одухотворенные лица, умные глаза, достойная осанка, высоко поднятая голова, искренняя, скромная, грустноватая улыбка. Такие люди сразу выделяются из толпы.
И даже если ты еще не знаешь человека лично, только увидел его мельком, на расстоянии, но ты сразу понимаешь, что это близкий тебе по духу человек, твой единомышленник, ты его безошибочно вычисляешь и чувствуешь. Наши женщины-политзаключенные красивы в любой одежде, с любой прической, при любом макияже или без него, ведь внутренняя красота — это самое определяющее, что есть у человека.
У такого человека всегда светятся глаза, ведь внутренний свет, искренность и теплота проявляются именно в глазах и никакая тюремная роба не заберет свет и теплоту. Пусть глаза и не накрашены, а иногда может и уставшие или заплаканные — но они все равно самые красивые, они светятся, они живые и в них такая бездонная глубина!
Всем своим подругам-политзаключенным и вообще всем политзаключенным желаю как можно скорее вернуться домой, родственникам политзаключенных желаю силы и выдержки, всех крепко обнимаю. И, пожалуйста, никогда не теряйте надежды и веры! Эта тьма не навсегда!»
Читайте также:
Валерия Черноморцева: «Заехала на Володарку в «Ночь расстрелянных поэтов»