«Даже у Гитлера были союзники, у Путина их нет». Белорус-фотограф остался в Одессе, чтобы документировать жизнь во время войны, и эти снимки вдохновляют
Александр Зенкович — художник компьютерной графики, который пять лет назад увлекся фотографией и, как он сам признается, теперь повсюду ходит с фотоаппаратом. Парню особенно даются стрит-съемки. Александр снимал белорусские протесты, а теперь документирует жизнь Одессы во время войны, где нашел свой второй дом за неделю до событий 24 февраля. Попросили его поделиться наблюдениями и снимками из города, который три месяца как стал прифронтовым.
03.06.2022 / 19:47
Александр Зенкович
«На второй день в Одессе понял, что вот оно — мое»
«Наша Ніва»: Расскажите, когда вы уехали из Беларуси и что послужило спусковым механизмом?
Александр Зенкович: У меня в целом длительный бэкграунд отношений с нашими правоохранительными органами: впервые я побывал на Окрестина еще в 2011 году. В 2020-м я снова достаточно активно принимал участие в митингах и фотографировал, что на них происходило. По профессии Я IT-специалист, но по мироощущению — фотограф. Я всегда с фотоаппаратом, только в туалет без него хожу (улыбается).
Снимал я без аккредитации, и в сентябре 2020-го меня задержали и осудили на восемь суток по статье 23.34 КоАП (сегодня это 24.23. — »НН»). После той отсидки я уже решил сделать себе аккредитацию СМИ и официально снимал для газеты «Новы час», но на тот момент документы перестали давать хоть какую защиту, они работали наоборот: на журналистов началась охота. Меня схватили на марше на Куропаты, дали 13 суток. Повезло, что не уголовное дело — его тогда раздавали почти всем задержанным.
Пося отсидки я увидел, что почти ко всем моим экс-сокамерникам начали приходить повторно. В том числе, например, к моему коллеге из «Новага часу» Дмитрию Дмитриеву.
Я понял, что мне некомфортно состояние ожидания того момента, когда и ко мне могут зайти в шесть утра.
Плюс на фоне всего этого меня начали просить уезжать на работе. Моя фирма создает компьютерную графику, и я уникальный специалист в том плане, что, когда меня задерживают, работа коллег тоже стопится. Со всеми этими аргументами я принял решение о релокации, сделал визу по польской программе Business Harbour.
«НН»: Но потом вы как-то оказались в Одессе.
АЗ: В Польше я уже начал заниматься легализацией, смотрел квартиры, но у меня было какое-то внутреннее ощущение, что это не мое, поэтому я делал все очень медленно. И вот я покупаю билеты в Киев по приглашению друга, там я сразу вдыхаю полной грудью, так как будто попадаю в свое окружение. Я, видно, как речная рыба, которая не может в море: близкое культурное окружение мне важнее бытового европейского комфорта.
Но Киев как для жизни мне тоже не очень понравился, ведь я не люблю перегруженные города, где большой трафик, много машин, все куда-то бегут. Я побыл там две недели и решил поехать дальше — посмотреть Украину. Тем более, в Украину на тот момент перестали пускать иностранцев. Я подумал, что, если выеду, то точно не попутешествую по стране, так как неизвестно, когда вернусь.
Была идея поехать на самый юг — начать с Одессы и двигаться дальше по интересным городам. Но на следующий же день в Одессе я отменил все свои планы, потому что понял, что вот оно — мое место. Я попал туда, где мне максимально комфортно, и здесь я хочу жить.
Я быстро влюбился в одесситов: они открытые и интересные, импозантные и живые. В Европе во дворах уже не встретишь соседей, которые вместе играют в домино, шашлык жарят, а тут это есть.
Довоенная Одесса в инстаграме Александра
Я начал искать квартиру, расспрашивать, как делать ВНЖ, собирать документы. Но через неделю началась война.
«Я остался, чтобы документировать реальность»
«НН»: Каким было ваше 24 февраля?
АЗ: На окраинах бомбили изрядно, а я живу в центре, и квартира у меня с хорошей звукоизоляцией, так что я не слышал совсем ничего. Даже когда включались сирены.
Проснулся я от того, что мне написал отец в вайбере. Он спрашивал: «Санька, что там у вас происходит? Пишут, что война». А я ему: «Да брехня, все тихо, у нас ничего не происходит, успокойся». И дальше лег спать. Но где-то через час папа написал снова: »Нет, Саша, все же война». Я залез в интернет и прочитал, что Киев бомбят, но все еще не мог в это поверить.
Со мной быстро связались белорусы, с которыми я успел познакомиться в Одессе: они эвакуировались с детьми и у них было одно место в машине, звали с собой. Но я сказал, чтобы они ехали без меня. Мне нужно было для начала привести мысли в порядок.
Сходил в душ и пошел посмотреть, что происходит в городе. Выхожу, а там вокруг автобусы, грузятся люди, хаос, суета, все бегают с баулами, вызывают такси. Я бродил в прострации, не осмысливая, что делать.
Что бы ты не планировал на случай войны, ты никогда не знаешь, как на самом деле будешь себя вести, когда над головой начнут летать ракеты. Это невозможно представить. Я рассчитывал, что мне хватит мужества остаться и делать то, что я умею: документировать реальность. Так и получилось.
Эвакуация самого ценного. Александр попытался получить местную аккредитацию от украинского СМИ, но в итоге получил аккредитацию от «Белсата» и готовил для них несколько репортажей
«НН»: Ваш работодатель позволил вам остаться?
АЗ: Мне задавали вопросы: что там делаешь, давай возвращайся в Польшу. Но я успокоил коллег: у меня все под контролем, в Одессе безопасно. Если будет нависать реальная опасность, я уеду. Я не «сорвиголова», как, например, военные журналисты, которые едут в гущу событий и под пулями снимают. Я даже отложил себе наличные деньги ровно на билет на такой случай, так как с ними сразу началась проблема.
Дерибасовская
«Ракета пролетела прямо над головой»
«НН»: Но опасные моменты после наступали. Весь мир поразила трагическая история на Пасху: когда на праздник в многоэтажку прилетела ракета и убила сразу три поколения одной семьи. Ракеты в город прилетали на 9 Мая и после. В какой момент вам было страшно и хотелось, видимо, уехать?
АЗ: Чтобы прям уехать, такого не было.
Первый раз я испытал реальный страх почти в самом начале войны, где-то на третий день. Пока у меня не было аккредитации, все равно хотелось как-то помогать местным. В Одессе было уже тепло в конце февраля, а я приехал туда в зимних вещах. И вот волонтеры повсюду писали, что не хватает теплой одежды. Я решил собрать все свое, что было: обувь, термобелье. Поначалу не знал, куда нести, и, просто прогуливаясь по городу, наткнулся на пункт с одеждой, которую собирали для теробороны.
И ровно в тот момент, когда я передавал вещи, раздался очень громкий взрыв. Так бабахнуло — все попадали на пол, бросились разбегаться. В итоге оказалось, что это сработало ПВО, но мне на тот момент казалось, что все, конец — бомбят центр. И вот когда ты в первый раз чувствуешь настолько близость этой войны, сердце колотится, конечно.
После к нам неоднократно прилетали низколетящие ракеты. Как-то я гулял в городе, проходил по парку и ракета пролетела у меня прямо над головой. И это, конечно, такой ужасный звук, не описать. Они тогда бомбили нефтяную базу в городе.
Я успокаивал себя тем, что все это летит куда-то, это единичные случаи. Тем более, когда ты смотришь новости и видишь, как там «утюжат» Мариуполь или Харьков, и там люди остаются при этом, моя ситуация по сравнению — совсем ничто.
И в результате происходит какое-то привыкание. На сирены вообще перестаешь обращать внимание, они делаются фоном, под который ты даже не просыпаешься. Война становится новой резкостью, обыденностью. Я сам впечатляюсь этому, но психика работает так, что даже такие вещи быстро делаются нормой.
Бомбоубежище в Спасо-Преображенском соборе
Я сам, кстати, даже ни разу не спускался в бомбоубежище — пока не нуждался, ведь даже по теории вероятности вряд ли первая же ракета прилетит в мой дом в центре. И мне важнее выспаться хорошо и быть работоспособным, чем сидеть в подвале. Я зависим от сна.
В любом случае мы здесь понимаем, что, пока россияне не взяли Николаев, нам волноваться в Одессе не о чем. Николаев так стоично держался, что мы себя абсолютно безопасно чувствовали. И тем более, когда операцию с периферии свернули и пошли на Донбасс.
Да, русские любили пульнуть бессмысленными ракетами на праздники — как было на Пасху или 9 Мая. Но такие эпизоды больше злят, чем пугают: »Животные, я никуда не поеду, я буду здесь до последнего, буду вместе с одесситами сидеть и коктейли делать».
«Одесса в первые дни войны напоминала Минск в 2020-м»
«НН»: Как менялся город и атмосфера в нем с началом войны и до сегодняшнего дня?
АЗ: В первые же дни город опустел — это первое, что бросилось в глаза. Было даже ужасно: ты привык, что улицы заполнены машинами и людьми, а тут на Дерибасовской ни души. Закрылись все бизнесы, кафе заколотили фанерой.
Укрепленный мехами с песком памятник дюку де Ришелье
А потом как-то быстро, через пару недель, все вернулось более-менее к норме. Сначала люди в парки с детьми повыходили, на знаменитом рынке Привоз начали что-то продавать, приобретать. Открылись магазины и торговые центры, рестораны.
Одесситка в маршрутке
До сих пор, правда, есть сложности с приобретением определенных вещей: сейчас жара пришла, и я не могу никак шорты найти почему-то. В Одессу же все новое через порт доставляется, а он не работает. Ассортимент и размерный ряд ограничен.
Сбор песка
Ближе к набережной, конечно, все забаррикадировано — в ежах, мешках с песком. А в центре обычная жизнь будто, нет ощущения, что война. Только людей поменьше и потоки беженцев на улицах, комендантский час с 22.00.
Одесситы загроют
«НН»: Украинцы, одесситы открылись для вас с какой-то новой стороны в этих обстоятельствах?
АЗ: Одесситы очень быстро включились в волонтерский варушняк. Одессу и Львов затронуло меньше, и они стали такими городами-хабами, которые регулировали потоки беженцев и помощи. Одесса взяла на себя южное направление, а Львов — центрально-западно-восточное. Как грибы начали расти пункты приема помощи.
Чуть ли не каждая вторая машина — с наклейкой «волонтер», они загружены вещами, водой, мешками с песком, которые возят с пляжа, чтобы укреплять здания и памятники.
Чем-то это напоминало сразу Минск в 2020-м — таким подъемом солидарности и волонтерского движения.
Волонтер инициативы «Шефы против войны»
Все пляжи оцеплены полосатами лентами, там стоят знаки «Заминировано», но находятся одесситы, которые совершенно отчаянные: они перелезают через эти ленты и загорают на пляжах все равно. Полиция дежурит и гоняет их. Тогда местные загорают, где получаются: на бетонной части пляжей, на летних террасах кафе, например. Но купаться в море сейчас невозможно: те места, где теоретически может высадиться десант, заминированы.
На песок на пляжах нельзя, поэтому одесситы загорают в других местах
«НН»: Какие сейчас настроения у украинцев, с которыми вы общаетесь?
АЗ: Здесь как и у нас в 2020-м году — вечные качели: сегодня мы победили, а завтра — все пропало. Со многими местными волонтерами мы уже дружим, и вот они по-разному говорят. Иногда воодушевленные: вот, весь мир с Украиной, мы победим, пойдем в контрнаступление. Но как только начинают появляться какие-то новости о задержке с вооружением, с невозможностью согласовать эмбарго на импорт нефти из России со стороны Венгрии (знаменитая европейская волокита) — все это прибивает их в такие моменты. Я их вечно успокаиваю, говорю: «Представьте, Россия все свои ресурсы бросила на эту войну на небольшом участке и результаты никакие. А с вооружением новым вы отобьетесь от орков».
Конечно, на все это эмоциональное состояние накладывается усталость.
Дети играют в солдатиков. Среди прочих в игре есть белорусский батальон
«НН»: Сталкивались с негативным отношением к себе из-за того что вы — белорус?
АЗ: Негатива из-за того именно, что я белорус, не было. У меня здесь регулярно проверяют документы, минимум раз в неделю полицейские или военные. Проверяют паспорт, и когда я отдаю им его, реакции особой какой-то не вижу на то, что он белорусский.
Была реакция только на фотоаппарат. Однажды бабушка увидела, что я с ним гуляю, начала расспрашивать, откуда я и кто такой. И когда услышала, что белорус, у нее случилась истерика. Она начала останавливать машины, кричать: «Тут белорус что-то снимает, помогите!» Одни волонтеры в итоге остановились, подошли проверить мои документы и успокоили бабушку тем, что «я — хороший белорус».
Еще однажды гулял по спальному Киевскому району. Там есть Южный рынок и вид интересный, эклектичный на его фоне — церковь с золотыми куполами и предприятие. Я только начал это фотографировать, как подбежали какие-то мужики, схватили меня и начали угрожать: »Ага, попался, шпион».
Бейджик их мой не убеждал, просили паспорт, но я сказал, что покажу его только в присутствии полиции. Их это успокоило, они сфоткали мой бейджик, но на прощание сказали, что если к ним что-то прилетит (в смысле — ракета), то мне «п****ц». У меня здесь нет злости, потому что я понимаю, почему они так, и это еще как раз тот район, где раньше недалеко прилетела та ракета на Пасху.
Снимок, который сделал Александр в том районе
«Даже у Гитлера были союзники, у Путина их нет, поэтому Украина победит»
«НН»: Вы остаетесь документировать войну в Украине?
АЗ: Да, и я бы вообще хотел, как и раньше, побывать не только в Одессе. Но я же только с белорусским паспортом пока. Старые ВНЖ белорусам продливают, а новые пока почти не выдают.
Дом у меня, конечно, в Беларуси, и я туда вернусь, как только изменится ситуация, почувствую, что для меня там совершенно безопасно. А пока я не могу вернуться, то мой второй, актуальный дом — Украина.
Если в Беларуси ЖЭС зарисовывает флаги, то в Украине их рисует
У меня нет никаких сомнений, что Украина победит, независимо от того, как будет развиваться ситуация на Донбассе. Ни одному государству не удавалось победить в войне в одиночестве. Даже у Гитлера были союзники, у Путина их нет.