«Он делает миллион полезных дел». Кто такой Павел Можейко, который сплотил людей в Гродно
Директор гродненского «Центра городской жизни» Павел Можейко трое суток пробыл за решеткой по обвинению в реабилитации нацизма, но в понедельник вышел на свободу.
30.03.2021 / 10:53
Следователи не видели оснований оставлять менеджера культуры под стражей. Дело возбуждено по факту участия в выставке, которая проходила в «Центре городской жизни» картины Алеся Пушкина, на которой был изображен антисоветский партизан из Поставского района Евгений Жихарь.
Кто же такой Павел Можейко, которому удалось сформировать такую сильную общественную среду в областном центре?
Фото baj.by.
Посмотрев на его фото, мало кто поверит, что Павлу далеко не 25 и не 30 лет, а 42. Родился в Гродно. Все его корни из Гродненского района. Видимо, поэтому Павлу всегда было важно жить и заниматься общественной деятельностью именно в своем городе, а не в Минске, Варшаве или где-то еще.
Мама Павла Можейко работала на консервном заводе, перебирала овощи, работала и в торговле. Отец служил в Департаменте охраны, но был вынужден уйти оттуда после того, как сын первый раз попал за решетку.
Можейко учился на историческом факультете Гродненского университета, но жизнь связал с журналистикой. Он один из выпускников местной Школы молодого журналиста. Мало кто из гродненских журналистов не прошел через нее, а потом не устроился в газету «Пагоня» Николая Маркевича. Это было пусть и региональное издание, но распространялось оно по всей стране.
В 2001 году, во время президентской кампании, в отношении Маркевича и Можейко возбудили уголовное дело за клевету на главу государства. Литературоведческая экспертиза трижды засвидетельствовала, что в публикациях «Пагони» отсутствовала клевета, но этого оказалось мало для судьи. В результате Маркевич получил 2,5 года ограничения свободы, а Можейко — 2 года. Международными организациями журналисты были признаны узниками совести.
Павел Можейко в последнем слове говорил о выборе журналиста: «Человек, журналист, на мой взгляд, может быть полезным своему отечеству только тогда, когда снимает розовые очки, ясно видит родину, ясно видит ее проблемы и открыто говорит и пишет об этом. Статья тут ни при чем. Статья — это лишь предлог. Два года заключения — это совсем за другое. Это за то, что мы выполняли свой журналистский долг. Это за то, что есть еще газеты в Беларуси, которые не боятся поднимать на своих страницах острые темы; это за то, что есть еще журналисты, которые готовы освещать эти острые темы».
В итоге Павел поехал отбывать наказание в Жлобин и работал там на пилораме. Жена Павла, также журналистка Ирина Чернявка, вспоминает: «Тогда в Минске открылось отделение «Московского комсомольца» и я по заданию «МК» поехала на «химию» к Можейко и Маркевичу. Для сравнения с нашими временами: тогда начальники этих учреждений провели мне чуть ли не экскурсию, показали где живут осужденные, как с ними обращаются, что никакого бесчинства в отношении них нет. Сейчас же Павлу не хотели даже передавать очки».
«На пилораме пилю я доски…» Можейко на «химии» в Жлобине.
«Павел был одним из первых политзаключенных. Солидарность была огромная. Он возвращался вечером в свое общежитие, и ему вручали целую пачку писем. Милиционеры обращались к нему по отчеству — Павел Иванович, хотя ему было 24 года», — говорит Ирина.
Жена вспоминает, что на время «химии» опеку над Павлом взяла жлобинская семья Степковых. «Фактически, они дали ему ключи от квартиры. Он мог прийти к ним поспать, попить чаю, позвонить, посидеть за компьютером.
Много лет мы с ними созванивались. Когда Паша сидел на «химии», то мобильники еще только появлялись, связь была дорогая, они мало у кого были. Надо было звонить на вахту и просить, чтобы позвали Павла. Милиционеры меня уже все знали. «Чернявка, ты?» — спрашивали. Говорю: я, кто же еще. Я считаю, что с людьми в форме всегда надо разговаривать. Они тогда говорили: ну это же «химия», не так и страшно. А я говорила: а если бы вам приказали стрелять в невинного человека, то тоже бы так делали? Тогда со мной спорили, сейчас в основном молчат».
Ирина рассказывает о своем увлечении Павлом.
«Я в него влюбилась, еще когда он надиктовывал моей коллеге, мы тогда с Анджеем Писальником пытались создать газету «Репортер», свою дипломную работу. Я сижу спиной, думаю, ого, какой умный парень, оглянулась — а он еще и красивый!»
Отношения закрутились, когда уже началось уголовное преследование. Ирина на тот момент работала в независимой гродненской газете «Биржа информации».
Ирина Чернявка с дочерью Ниной. Фото greenbelarus.info.
У Можейко белорусскоязычная семья, по-белорусски они говорят между собой и воспитывают детей. Дочери Нине — 9 лет, сыну Юре — 2 года. Как говорит Ирина, большая проблема не только в том, чтобы обучение было по-белорусски, но и чтобы было не советским по содержанию. Дочь учится в минской частной школе, обучение происходит по индивидуальном плане.
Почему Можейко живет именно в Гродно? «Жить надо в том месте, за которое у тебя болит. Когда Паша создавал книжную серию «Гарадзенская бібліятэка», то ему принципиально было, чтобы в ней издавались гродненские авторы, писатели, которые пишут о Гродно. В Минске хватает людей и без нас».
Когда Павел создал «Центр городской жизни», то стал предоставлять площадку в самом центре Гродно для художников, фотографов, для курсов «Мова нанова». Центр стал уникальным местом, где выстраивалось настоящее гражданское общество.
«Мне столько людей, которых я, может, видела раз в жизни, предложили помощь, что я просто ошеломлена. Значит, наверное, Павел сделал много хорошего для людей и города. Если говорить о его хобби, то оно в том, чтобы сплачивать вокруг себя людей. Это то, что у Павла получается лучше всего».
В период с 2005 по 2007 год Павел Можейко работал пресс-секретарем лидера оппозиции, кандидата в президенты Александра Милинкевича. «Я знал Павла еще студентом, когда он приходил к нам в «Ратушу», потом журналистом «Пагони». Когда же мы формировали штаб и встал вопрос пресс-секретаря, то Павла Можейко мне подсказала Жанна Литвина. Я говорю: «А он не слишком молод?» А Жанна говорит: «Бери, может, на более старшего люди не пойдут, а к Павлу точно пойдут, потому что он обаятельный». Я был счастлив, что у меня такой помощник, работалось с ним очень легко».
Милинкевич и Можейко. Фото svaboda.org.
Милинкевич вспоминает историю, как на День Воли в 2006 году Можейко мог стать фигурантом уголовного дела. «Мы готовились к митингу у памятника Купале, Павел отвечал за звукоусиливающую аппаратуру. Тогда его забрали в РУВД, якобы за сопротивление милиционерам. Я бросил все и поехал вытаскивать Павла — я даже не знал в тот момент, что Козулин повел людей на Окрестина, — и мне удалось Павла вытащить.
И хотя у нас большая разница в возрасте, я могу назвать Павла своим другом. Я рад, что в Гродно существует преемственность, и после «Ратуши», которую я возглавлял, возник «Центр городской жизни», который сплачивает вокруг себя людей. Жалею только, что сейчас так редко удается бывать в Гродно».
Друг Павла Можейко, соведущий ряда проектов на «Белсате» Дмитрий Гурневич рассказывает о Павле: «Самые важные дела Можейко — они непубличные, о них не прочитаешь на страницах газет. Сам Павел не любит привлекать к себе внимание, его не заставишь фотографироваться. При этом он делает миллион мелких полезных дел непублично. Я сам неоднократно видел, как своими деньгами он помогал людям. Он повторяет, что никого нельзя забывать, ко всем нужно прислушиваться. Он помогал ветеранам белорусского возрождения, когда кто-то из них оказывался в тяжелых условиях, ездил к учителю Белокозу. Я никогда не встречал человека с такой эмпатией, как у Павла».
«Я помню историю, когда с «Белсата» уволили Агнешку Ромашевску. Павел сразу же уволился в знак солидарности с ней, хотя у него не было других денежных источников. Он вел передачу «Гость Белсата», и я как редактор уговаривал его приехать на съемки, а он отказывался. И делал так только потому, что не мог иначе.
Павел сильно отстаивает регионализм, он говорит, что в Минске и так есть кому работать, поэтому он остается в Гродно. О его деятельности вообще мало кто знал, а он фактически выполнял работу государственных институтов».
«Рассказывая о «химии», он вспоминал предшественников. Говорил: их же расстреливали, сажали на 25 лет, а мне здесь всего-то подать на пилораме какие-то рейки. Такое ощущение, что он как будто в пионерском лагере побывал. Я сам говорил ему: может, стоит уехать из Беларуси? На это Павел только улыбался, как умеет только он, и отвечал: «О чем ты вообще говоришь?»