«Минимум 263 задержания за май». Кого сейчас прежде всего «кошмарят» силовики и как вычисляют несогласных
Политические репрессии в Беларуси не прекращаются: так, за май правозащитный центр «Весна» насчитал 263 задержания белорусов. И это только известные им случаи, на самом деле их может быть больше.
Спросили у юриста правозащитного центра «Весна» Павла Сапелко и руководителя объединения бывших силовиков ByPol Александра Азарова о сегодняшней логике в работе с подавлением инакомыслия.
«Очень популярен пострадавший — Александр Лукашенко»
Если говорить об уголовных статьях, по которым белорусов задерживают и судят в последнее время, то в лидерах здесь так называемые диффамационные дела — если человек высказал свое мнение по поводу сотрудника милиции или чиновника, например, в соцсетях и таким образом оскорбил (статья 369 УК — оскорбление представителя власти).
«В основном пострадавшими здесь являются сотрудники милиции. И Александр Лукашенко — очень популярный пострадавший, — уточняет Павел Сапелко. — Основания для возбуждения дела задокумментированы за комментарии еще с 2020 года, но встречаются и новые эпизоды, когда люди как-то высказываются в социальных сетях сейчас, хотя это все реже. Под диффамационную категорию попадают также граффити на улицах, проявление неуважения к государственным символам».
На втором месте, согласно статистике правозащитников, обстоят дела, связанные с уличным протестом 2020-го года (обвинения по части 1 статьи 342 УК и части 2 статьи 293). А на третьем — по статье 130 УК (разжигание социальной вражды).
«Формальное основание, чтобы лишить человека свободы за инакомыслие или кровные связи с инакомыслящими»
Что касается административных дел, то говорить здесь о статистике объективно правозащитникам трудно. Многие из таких дел проходят вне их внимания: большая часть рассматривается по видеосвязи и даже не появляется в расписании судов. Далеко не обо всем сообщают родственники и друзья.
«Но из того, что нам известно, мы наблюдаем равномерную смесь из обвинений в нарушении правил проведения массовых мероприятий (статья 24.23), куда включаются так называемые одиночные пикеты. И они могут принимать самые причудливые формы в понимании судов: например, во время референдума два крестика в бюллетене назвали пикетом или видео, фото размещено в соцсетях. Также актуально неповиновение (статья 24.3), в котором людей часто обвиняют произвольно (нужно понимать, что это формальное основание, чтобы лишить человека свободы за инакомыслие или кровные связи с инакомыслящими). Ну и статья 19.11 — распространение так называемых экстремистских материалов, которые в правоприменительной практике также приняли странную форму.
Сегодня уже не так часто наказывают непосредственно за распространение, как за хранение (подписку на «протестный» телеграм-канал). Даже забывают писать в постановлениях, что это хранение с целью распространения. А именно это является административным правонарушением», — говорит правозащитник.
При этом с 2020 года уровень новых задержаний остается стабильно высоким. Ежемесячно правозащитники фиксируют несколько сотен таких случаев.
«Для справки: за май 2022 года мы насчитали 263 задержания на разного рода основаниях. К сожалению, не во всех случаях мы знаем результаты, но так или иначе цифра показательна и высока. Это не идет в сравнение с ситуацией 2018—2019 года, когда мы практически могли вспомнить лицо каждого задержанного (если не брать массовых «хапунов» на День воли, например)», — комментирует собеседник.
Что становится поводом прийти к конкретному человеку?
Павел Сапелко считает, что основная часть подозреваемых формируется из записей, фотографий, которые были сделаны на акциях:
«Вторая категория тех, к кому приходят милиционеры, — это люди, которые задерживались раньше, даже не по политическим причинам. К ним пожалуют и уже на месте, после вскрытия их носителей информации, находят фотоснимки с акций протеста, например».
Глава объединения бывших силовиков ByPol Александр Азаров указывает на другие вещи:
«Насколько я знаю, фотографии они уже обработали, была такая информация. И у ГУБОПиКа нет работы как таковой: они ищут, высасывают ее из пальца. Ездят по РУВД и просят: Дайте нам какую информацию, где здесь какие змагары остались».
Активно обрабатывать, по информации Азарова, могут базу «БЕСпорядки», куда после выборов 2020 года попало около 40 тысяч фамилий белорусов, которых задерживали по протестным статьям.
«Люди с этой базы должны знать, что так или иначе они всегда будут в разработке. ГУБОПиК так работает — не от преступления, а от человека: есть человек, нужно найти, за что его посадить. Вот они и будут искать по базе, а там люди со всей страны, прописанные в разных городах и селах.
Ранее для силовиков, занимающихся противодействием экстремизму, показателем работы было то, сколько уголовных дел будет возбуждено. Сейчас с возбуждением политических дел тяжелее, поэтому показатель уже — сколько суток дадут задержанным. И после они подсчитывают: вот этим отделом много суток ареста «наработано» — он лучший, а те хуже, их можно лишить премии».
Фиксируют правозащитники и доносы. Так, один из недавних случаев — задержание 23-летней дизайнера Алины Колтуновской. Провластные телеграм-каналы сообщили, что ее арест стал возможным благодаря «неравнодушному гражданину», который донес на девушку, так как «в 2020 году из-за таких, как она, он не мог проехать в городе».
«Формат освобождения политзаключенных образца-2011 исключен»
Грусть у правозащитников вызывает сама по себе практика вынесения очень жестких приговоров в отношении людей, не представляющих опасности для общества и не совершивших серьезных преступлений.
«Людей, которые два года назад выходили на акции, сейчас наказывают жестче, чем тех, кого задержали по тому же эпизоду сразу в 2020-м или начале 2021 года.
За рядовые эпизоды 342-й статьи белорусов лишают свободы, при том что, даже если рассуждать критериями наших судей, особенностей каких-то, которые делают этих людей опасными для общества, нет. У них есть работа, они попались впервые, признают вину и даже иногда говорят о раскаянии. Однако они получают реальный срок с лишением свободы.
Мое видение здесь: мы летим в пропасть. И показателей, что что-то будет меняться, останавливаться — например, будут наказывать только за новые эпизоды нарушений, а не за комментарий, написанный два года назад, — я не вижу. У меня прогнозы здесь очень пессимистичные».
В отличие от событий после Площади-2010, когда первые политзаключенные начали выходить на свободу в 2011-м, сегодня некоторые белорусы уже отбыли сроки полностью.
«В 2011 году мало у кого из представителей международных политических сил были сомнения по поводу правосубъектности белорусского руководства. Кто-то считал его легитимным, кто-то — нет, но все четко понимали, что это то руководство, с которым так или иначе нужно выстраивать диалог. Сегодня такого нет: и Лукашенко, и его окружение никто не рассматривает как субъект власти, с ними не будут вести диалог. И формат освобождения политзаключенных образца-2011 исключен», — объясняет юрист.
«По ряду статей не применяется амнистия»
Павел Сапелко считает, что, если и будет анонсирована массовая амнистия, то многие политзаключенные все равно могут не попасть под нее:
«Да, 342-й, 293-й и еще ряд статей были исключены из числа тех, к которым амнистия применяется.
Плюс многие политзаключенные были признаны нарушителями порядка отбывания наказания (за мелкие нарушения или вообще произвольно), у кого-то также непогашено материальное взыскание в связи с приговором. Все это делает амнистию в прежнем ее виде невозможной для этих людей».
Остановить репрессии может только арест тех, кто их делает, считает подполковник Азаров.
«Иначе — база «БЕСпорядки» будет только пополняться».
Комментарии